Геннадий Мир. Любовь. Поэма

           Н.В.
1
Вокзальный вечер сумрачен
и тих
И в тишине
вдруг лязгают вагоны,
И вслед за тем
грохочет воздух сонный
И отдаёт горячим их,
двоих.

Они ещё не звали друг о друге,
А смех её был, кажется, знаком.
Он шёл к друзьям с тяжёлым рюкзаком.
Влюбляясь в голос будущей подруги.

Он подходил, а Что-то ритм нарушив,
Вдруг сдвинулось вверху, как облака.
И нежностью захлёстывало душу,
И звук любви запел издалека...
Он рядом стал.
Во взгляде бьётся сердце
Слова молчат, их помощь – не нужна:
К кому душа любимого нежна,
Тому в неё без слов открыта дверца.

Ленивый ветер мягко гладил лица,
Касаясь шёлком девичьих волос.
Глаза блеснули.
Взор, страшась разбиться,
Метнул Ему шифрованный вопрос.
И Он ответил: “Да!” – мгновенно, сразу…

Бывает, ждём так нужный нам ответ,
Надеясь не на душу, а на разум,
Хотя душа давно уж слышит: “Нет!”.

2
Что в мир идёт – всему своя причина,
Природа всё учла, хоть мы её корим,
И многое упрятала в личину
Прозрачно отражающих витрин.
Мы все в чужое верим без сомненья,
В любовь двоих – как в сказку иль игру.
Но многих ли общественное мненье
По банкам расфасует, как икру?…

Хотим любви, чтоб поддавалась счёту
И жизнь вести, как учат мудрецы –
Не спину гнуть, не тяжкую работу,
Где спутались начала и концы.
Как рвётся в нас бунтующий и страстный
Напор воспоминаний и тревог,
Минут и снов, до одури прекрасных,
Непройденных, пропыленных дорог!
И маемся мечтой о счастье близком –
Вдруг там – Любовь! –
К которой мы спешим…

В бутылку кем-то вложена записка
И в море брошена, как часть моей души,
И плавает, надеясь лишь на случай…
Молиться бы каким ещё богам,
Каким началам или водным кручам,
Чтоб штормом была кинута к ногам!?
В его безумье ты отыщешь крохи,
Твой путь непрочен и непрочен стих –
Ведь счастье – жертва
Мысли,
Тела,
Вздоха
Не одного, а сразу вас двоих.

Да, мало нынче некрасивых женщин!
Погас в их блеске медный свет грошей –
Рай в шалаше давным-давно обещан,
Да что-то мало этих шалашей...
И тычется слепое предпочтенье,
Теряешься, едва начав отсчёт:
Что вытянешь  – себе опроверженье,
Любовь, проклятье, –
чёт или нечёт?…

3
Любовь не выбирают по подсказам,
Газетным объявлениям, заказам, –
Мы плохо знаем, как она горда,
И ждём её, святую с неба манну,
К ней примеряется учёная обманом
Претензий наших наглая орда.

Любовь всегда была –
одно дыханье, –
А безответная, кому она нужна? –
Любимому – не ласка, а нужда;
На свете нет сильнее наказанья…

4
Начало Их – двоих как одного.
Они стояли, друг касаясь друга,
И, похохатывая, точно в форме круга
Друзья стоят, не видя ничего.

О! Как далёк бывает этот мир,
Когда одна глядит в глаза другого!
Как далеко убожество квартир
От первого, палаточного крова!

Соприкоснулись –
Он,
Она
и Что-то,
Что хрупко и торжественно храним,
Что за крутым житейским поворотом
Дано понять лишь только нам одним…

5
И юный, Он, вокзалом окрещённый,
Ещё и нелюбимый, непрощённый,
С ненужной никому дремавшей лаской
Стоял пред нею, заливаясь краской.
Иглою жгла мгновенная искра
Под сводами небесными вокзала,
И нежное в душе уже звучало,
Как свет ночной грядущего костра.

Потом Он будет в сполохах заката
Всё это, ускользнувшее куда-то,
Как представитель творческих мужчин
Лопатить в мыслях в поисках причин,
Искать, искать, не находить ответа –
На дне колодца нет дневного света,
И небо – чёрной пуговкой одежд,
И дырки в нём как звёздочки надежд.

6
Как временами рвёмся мы из дому,
Бросаем старое, хватаем рюкзаки!
Когда ж потом что выйдет не с руки,
Клянём себя да полного разгрому.

Но час грядет и всё забыто вновь.
Рюкзак готов, и ждёт уже дорога.
И где-то за таинственным порогом
Нас ждут друзья, и светится Любовь.

7
…Несётся поезд, выгибая тело,
Стучат колёса, повисает пыль.
Он сядет рядом – так она хотела, –
А за окном проносится ковыль.
Потом вагон заполнит духотища,
И в липкой, отупляющей жаре
Лишь им двоим найдётся в мире пища
В дневной, ночной, в любой другой поре.

А поезд мчит...
Всё ближе, ближе горы.
Мелькают мысли, дни, улыбки лиц.
И ближе то, безжалостное горе,
Которому ни клеток, ни границ.

Любовь, Любовь,
Ты снова даришь детство,
Ты возвращаешь ту же сладость мук –
Больное, обескровленное сердце
Вдруг потрясает эталонный стук.
Какая тяга – иногда коснуться
Родной руки, и в счастье замереть!
Как будто утром розовым проснуться
И окунуть себя в живую медь.
Всё милое – любая точка тела, –
Волнует всё и излучает новь.
И хочется, чтоб не было предела
И душу жгла небесная любовь!

...Ах, детство, детство,
Ты ли виновато –
Наивность так торопится испить
Душой за нелюбимых искупить
Не всем распределённые караты!

Не все тебе свои сердца отдали,
Тебя, Любовь, – воспели и распяли
За тягу в горы с жизненных равнин,
За то, что каждый в нежности раним,
Что от тебя порядочно затрещин,
Как ни стараемся без боли проскользнуть –
Но каждый ли выдерживает путь? –
А слабых нет уже и среди женщин…

8
Частенько кажется, что мы подобны дому,
В котором, что ни дверь, то – тайна иль запрет,
И входы есть, а выходов-то – нет!
И тучи – без дождя, и молнии – без грому…

Любовь и мы – всё из одних садов,
Кому не хочется, чтоб каждый плодоносил? –
Есть время созревания плодов!
Есть время созревания ремёсел!
А есть ли это время у Любви?
Что из того, что видим повсеместно? –
Её законы людям неизвестны,
Она – капризна, –
Жаждешь – так лови!
Да и Любовь ли окружает нас? –
Мы одиноки в черноте Вселенной,
Протягивает лапу к шее бледной
Соляриса немой прозрачный глаз.
Не потому ль так тянемся друг к другу.
Страшимся не найти трепещущую руку?
Хватаем первое, клянёмся, что не так;
Потом окажется – душа уже не та
И дверь не та.
И жизнь – куда-то боком,
В печенках – вой,
Родные – как под током,
И ты для них давно уже не свой
(Но, слава Богу, это – не со мной!).

Любви
давно даны определенья –
Что сомневаться в прелести томленья! –
Но под любовью жён, мужей, быть может,
Поскольку им любовь обходится дороже –
То теща, дети, то зубастый быт,
Которым каждый может быть добит, –
Под их любовью всё с частицей “не!”:
НЕ
пламенные вздохи при луне,
НЕ
первое, десятое, ... сякое…

Любовь, Любовь,
Да что же ты такое?
Мы на определяющих ворчим –
Работы нет, есть тысячи причин!...

Как нам важны воззвания пустые!
Учёные,
писатели,
друзья!
Нам без большой учёности нельзя –
Нам стыд щекочут истины простые.
Бесценна Добродетель под кнутом –
Раба, послушного творенью властелина,
Кто назовёт возлюбленным?
Он – глина
И жижа чёрная, болотная притом.
И что за чушь! –
Нам  рабство воспевать,
Распоряжаться жизнею другого –
Подумать только! – Самого родного,
И трепет друг пред другом убивать!...

А хочется таинственности чувств,
И хочется всегда иметь надежду,
И не скрывать желания прилежно,
И не казаться, что ты – глуп и пуст.

9
Я –
как в клетке!
Скольжу
по натёртым полам,
Разбиваюсь,
встаю,
чьей-то силой
влеком, –
Я хотел
это яблоко
напополам
Не рубить!
Не делить!
Подарить
целиком!
Но не вырваться мне! –
На века
этот плен.
Я
о прутья решётки
себя
раздолблю.
Упаду...
И опять
поднимаю
с колен
И не верю,
что больше тебя не люблю...
Сколько лет
я бежал, задыхаясь,
к тебе,
В исступленьи не думал,
что в пропасть
толкну.
Две печали
как две половинки
в судьбе,
И снежинки
судьбою
шуршат по стеклу.
И теперь, как тогда,
продолжает
стучать
Моё сердце  –
ему и прощения
нет! –
Мне бы с горного склона
увидеть
рассвет,
А потом уже –
пусть! –
навсегда
замолчать!...

10
Нечасто белое мы называем белым,
Всё больше – серое и чёрное – для дела, –
Любовь – любовью, тягу – увлеченьем –
Настолько мы подхвачены теченьем.
Но миг придёт! –
В груди моей игрушка,
Черкая планы завтрашнего дня,
Споткнётся оземь, верный ход нарушив,
И бросит небо звёздное в меня.
И я уйду от этих дел липучих,
От памяти, что не даёт вздохнуть.
Чтоб не скрипеть простужено хрипуче:
"Скорей бы умереть и отдохнуть!".
Восстанет рано списанная совесть,
Заполнит душу плачем и мольбой
И Жизнь – тобой продолженную повесть –
Восславит не единственной Рабой...

11
Нужна ли наша искренность кому-то,
Чтобы всю жизнь посменно, поминутно
Тащить себя из пасти бытия?
Нужна ль кому-то искренность моя,
Коль я чужую слабость оголю
И молодость сомненьем опалю?...

Но слабость воспевать пока не время,
Придёт черёд – успеем пошуметь, –
Своим дыханием её ладони грея,
Озябших плеч, боюсь, не отогреть...

Судьбу двоих за нас решают горы.
Они – судья, – пусть каменно вершат!
Часы идут, часы уже спешат –
Не к месту нам пустые разговоры.
Они сведут, взлелеют, разведут –
Пусть всё решится!
Горы всё рассудят,
Но вряд ли чьи-то головы остудят –
Лишь бросит выше сказочный батут.

Там, на закате, слышала скала:
Ещё не вслух, нечаянно, несмело,
Дрожа душой и леденея телом,
Она его любимым назвала.
“Любимый мой!”, –
Она ему шептала.
"Любимая!", – кричал беззвучно Он.
Качаясь на зазубринах времён,
Гиганты мудро ждали их начала.
Какие глыбы скалились из тьмы!...
Была гроза...
Разряды освещали
Их первый путь и первые печали,
Горбатые моренные холмы...

О! Сколько их, Любовью наделённых,
Историй пламенных и озарённых,
Видали эти каменные лбы,
Вершители, крушители судьбы!...

12
Бывает, нас бросает в одиночку
То на гранит, то вверх, под небеса, –
Мы платим долг пожизненный в рассрочку.
Раздаривая силу, голоса...
Во многом виноваты мы нередко,
Отводим взгляды, вздорно промолчим.
Дрожит в душе надломленная ветка
Под натиском безжалостных причин.
Дрожит под ветром,
Гнётся наша совесть.
И, перечёркивая свет от фонарей,
Подходит предначертанный нам поезд,
И мы бежим, нам – в путь!
Скорей, скорей!...

13
В горах свободным чувствует любой –
Там горный дух питает ощущенья.
Опасность твоего раскрепощенья –
Как смех беспечный над самим собой.
Долины Средней Азии – в жаре,
Дыханье зноя опаляет лица.
От этого нам помогли забыться
Снега, как на равнине в январе.
Почти завьюжит в ночь тянь-шанский снег,
Днём от него вскипают переправы.
На биваках залечивают раны
Счастливый шёпот и счастливый смех...

Вот так и Он, любовью околдован,
Хрустальным, горным панцирем ледовым,
Бросался в воду, лишнее тащил,
Как мало кто из их числа, мужчин...

Потом Он будет в жизни продираться,
Своей судьбы касаясь, обжигаться,
Сбивать огонь, собой о земь хлеща,
Как к пиву бьют о край стола леща.
Какое солнце вслед за ним вставало?
Что обещала горная Любовь?
А приручить – да сможет ли любой? –
Потоки сели – горного обвала?

Законы мира призваны учить,
Коль даже ноги бьёшь под облаками, –
Он будет с перебитыми боками,
Ты – женщина, и ты –должна лечить! –
Мы созданы не только для забот.
Бесчувственно ракетное сопло.
Не боль и соль, а ласка и тепло
Нас трогает, и не наоборот.

14
Я книгу Жизни бережно листаю,
Где строки стерты, а слова – разъяты,
Где рядом с пожелтевшими местами
Прожжённые до дыр зияют даты.

Поэмы нет! Исчезла, будто эхо.
А, может, я сам от неё отрекаюсь? –
Везде на прорехе зияя, прореха
Смеялась, смотрела на то, как я маюсь.
Солдаты мои, мои лучшие строки,
Надежд часовые, – уж вы не взыщите! –
В чужие окопы ведут мои кроки.
Не вышло поэмы...
Я стал беззащитен...

15 ...
Года идут, стареют идеалы,
Мелеет связь... Заботы сушат мозг.
Научишься довольствоваться малым,
Скрывать следы тебя учивших розг...

Как изменяет наши вкусы время! –
Что было сладко, вдруг начнёт горчить,
Любовь – пресна, а, может, грозно дремлет,
Как та болезнь, что сразу не лечить.
И всё бы – рай, да в небе след так жидок,    
Что от него хоть прятаться в кусты:
Больнее – не признание ошибок,
А чувство беспросветной правоты.
В Любви находим силу или слабость,
Раскаты грома, запахи грозы.
Мы редко смотрим, сколько нам осталось
Висеть на чистой капельке росы.
Что рождено – цветёт и отмирает,
Всё – самое святое и гнильё.
А кажется, что кто-то отнимает
По дольке апельсиновой – моё! –
И каждый день прикручивает лампу:
Бежим, не замечая, не любя,
И не решим – Любви или Таланту
До ниточки пожертвовать себя.

И предсказанье сбудется воочию –
Не век носить предчувствие беды –
Седые горы будут плакать ночью
И день придёт –
И ты пожнёшь плоды.
Года проходят – эхо отзвучало –
От наших мыслей тает в небе след:
Он – шире у возможного начала,
Он – уже у свершившихся побед...

16
Ошибкам, вспыхнувшим однажды,
Кем искупление дано? –
В пустыне выпавшую жажду
Возможно ль утолить вином?
Оно наполнит и рассудит,
И ум заснёт, а с ним – вина,
А там, за жертвенным посулом,
Её жестокость не видна.
Простится всё, что было больно –
Измена низкая и ложь,
Но раз рождённое тобою
Живёт – хоть бейся! –
Не вернёшь!
А тронешь вдруг – вину умножишь,
Проклятий оголтелый вой.
Их перекошенные рожи
Помчатся с визгом за тобой.
За счастье платят и удачей,
И жизнь баландой раздают,
А по удаче сердце плачет,
Слезами капает уют.
Тобой спасать приговорённых,
Любовь! –
Ничтожен твой удел! –
Зависишь ты от жалких тел,
От слов и мыслей  оголённых.
Неужто ты – для одарённых?!.

17
Чем дальше сказ, тем всё печальней тон.
Склоняю голову над строчками всё ниже –
Бутон опал. – Какой опал бутон! –
Мой голос глуше, расставанье – ближе...

18
Нет более сурового закона,
Чем юности написанный закон.
Бледнеет мир на чаше невесомой,
Когда с судьбой не совладает он.
Для юности, талантом защищённой,
Ещё статистикой больной не обобщённой,
Простительны недетские мечты,
Порывы страстные в ристалища науки,
Как сплетнику, строчащему от скуки,
Перемывать приданное четы.

Но лучшее приданное – талант.
В него не облачишься, как в халат.
На синем фоне бледных мертвецов
Горит огнём одно его лицо.

Талант, талант,
Ты – соколиный глаз,
Ты в детской прозорливости прекрасен,
Для своего носителя – опасен,
В сраженьях – твёрд,
И хрупок  – как алмаз...

Есть люди, заведённые судьбой.
С рожденья ими чья-то сила вертит,
И в их деяньях им страшнее смерти
Любой незапланированный сбой.
Любовь таким – печальней катастроф –
Служенье двум богам не приносило славы.
Воинственность богов страшней любой отравы
И даже – инквизиторских костров.

19
Я разорён непониманьем,
Как будто соковыжиманьем...
Как будто кошелёк украв,
Я вижу, чувствую – не прав!
Какое к черту в мире этом
Спокойствие!
Средь бела дня,
Тряся украденным билетом,
Читают мысли у меня.

Мне нужно – жертвовать
Собой,
А не Вселенной, не звездой,
Держать спидометр за пределом   
Душой мятущейся и телом.
И цель – срастание умов
В произрастании томов.
Мне нужно рвать свои несчастья,
Как ласковых врагов гублю,
Как рвут в снежинки и на части
Записку с текстом: "Не люблю!".

Когда мелькнут обломки крыш
И треугольником – жар-птица,
Над мирозданьем воспаришь,
Чтоб на горе седой разбиться…

20
Она природу понимать устала,
Детей растила, фыркала, озлясь,
Коль замечала близко женский глаз…
Лечить его раненья перестала,
Сама ждала...
А Он, – слепой! – не видел.
Ах! Гордость женская!
Тебя понять бы мог,
Когда б ни плач любви у этих ног
Нас не толкал, любивших, – на погибель!

Он был оправдан в собственных глазах:
Без отдыха преумножая знанья,
Как трудно нам переключить вниманье,
Когда лавина двинулась в мозгах!

Природа – не глупа, глупы бывают люди,
А иногда – умны, да мысль тревожить лень!
Ум притворится равнодушнее верблюда
В пыли дороги в самый жаркий день.

Начало белым сахаром растает,
Исчезнет с глаз, как не было его.
Упрямство добивается чего,
Шепча себе: "Покладистее станет"?

Когда бы вместо ржавого ружья
Вы целили в мужей зарядом ласки, –
О, женщины! – любили б вас мужья
До умопомрачения, до сказки!..

       21
Произошло несчастье величиною с Жизнь –
Расколотые части углами не сошлись,
Как светофор печали закрасили пути,
В окошко постучали – с ума бы не сойти!
Теперь ночами кто-то под окнами стучит –
Серебряная нота взволнованно звучит.
И песнь его мелодий повторит флейта в нас,
А он – ночами ходит, большой, как контрабас.
Дрожащими рукам потянешься к нему,
И он тотчас растает, как звук в твоём дому.
Произошло несчастье величиною с ЖИЗНЬ –
Расколотые части углами не сошлись...

22
Как просто нынче умереть! –
Не надо браунинг вертеть,
Не надо заводить петлю –
Прочти во взгляде:
"Не люблю!".
Тогда под сердцем засосёт,
И за спиной мелькнут огни,
И жизнь не даст обратный ход
Для доживающего дни.

Как просто можно умереть!
И ночью можно не кряхтеть
От воя стонущих мозгов,
От хруста рухнувших мостов...

Когда устанет глотка петь,
Глотать проклятья и терпеть –
Не принял нитроглицерин…
И...
ты – один!...
И ты – один...

23
...Наукой не решить проблему века.
Чтоб жизнь замужнюю наполнили б стихи,
Мы платим за вселенские грехи
Гармонией амёбо-человека
И свойством разжижения крови:
Ничто – наука без святой идеи –
Вокруг в избытке давятся халдеи, –
Ничтожна жизнь без признаков Любви –
Нечистый на руку ещё надежду носит,
Нечистый на любовь – любовь износит.

Давно известны всем науки эти:
Кто больше рвался – меньше преуспел,
А правым оказался тот пострел,
Кто, притаясь, за печкою сидел
И на запятках ехал на карете.

Как часто мы бываем несерьёзны,
По виду – морщим лбы и грозны,
И поступь важная, и тяжела рука,
А мысль – убога и недалека!
Вдруг с пьедестала валится кумир –
Мельчаем сразу, быстро утомляем,
Любимым прегрешения прощаем
И устаём, прощая этот мир...
И забываем, что в созданьи ада,
Прощение самим себе лишь надо.

Ах, дети, дети, славен ваш порок,
Коль в нём находите своё отдохновенье –
Так тупится любое вдохновенье.
А взрослость где?
Давно уж тает срок...

24
…Закончили –
прощается Любовь...
Что б ни было – она не виновата.
Хоть ждёт мучений верная расплата,
К изгнаннице нас тянет вновь и вновь.

Какая боль!
Какая плачет боль! –
Слезами горькими душа остекленела,
Всё замерло на краешке предела,
И кончилась трагическая роль…

Но жизнь идёт...
Промчатся поезда.
Блеснёт надежда: может, снова счастье?
На миг один забудется ненастье,
И вспыхнет снова яркая звезда.
И улыбнётся прежняя раба –
Протянет луч и к ним в вагон заглянет.
И будто бы свою вину загладит
Седая невесёлая судьба.

Их пальцы рук во сне переплелись.
Белеют волосы, печальные, как горы.
Их память будто вымарала горе,
И снова души в целое слились...

И смотрят, как звёзды
качаются где-то,
И молят, чтоб не было дольше рассвета...

25
Я снова – на вокзале средь толпы –
Меня толкают.
Плачут и вздыхают.
Пронизан воздух новыми стихами,
Как нитями – гудящие столбы.

Вокзал, вокзал, твоя ли суета
Зовёт меня неведомо куда
Сквозь отголоски песенного чуда?
Но знаю точно – только бы отсюда!

С тобой связал начало и конец.
Я выбрал в жёны на твоем перроне
И еду до сих пор в одной вагоне,
И жизнь даю, как некогда отец.

Там, позади, – вокзальная черта
И станция, как белая мечта.
К ней рвался по накатанным дорогам
С билетом от порога до порога.

Теперь судьбе доказывать берусь
Обратные, казалось, теоремы –
Отходит поезд,
Напрягаю вены
На всем ходу
И без билета мчусь!…

Тула – Владимир, 1980 – 1983 гг.