Глава 6. Встреча

Начало тех сороковых
В иных сердцах ещё хранится,
Когда средь мёртвых и живых
Легла кровавая граница.
И все, кого застал рассвет
У пограничной переправы,
До боли жаждали побед,
Собой залечивая раны.
Остановить слепой свинец
Какому смертному под силу?
Ценою собственных сердец
Спасали Землю и Россию.

Они добыли тишину,
Но на пути к вершине цели
Не все, познавшие войну,
В её горниле уцелели.
А тот из них, кто не дошёл,
Кого взяла Земля седая,
Стал нашей болью и душой,
В сердцах рождённых оживая.

Может, грешен я всё-таки где-то –
Походить не хотел на отца.
Сколько помню свои рассветы,
Заносило меня без конца.
Так мотало по белу свету,
Отбивая охоту петь,
Что уж начал былые меты
Забывать и умом скудеть.
Всё же было – прорежет память,
Незабытая с детства грусть –
Фотокарточка в чёрной раме
И заученное наизусть...

Их три брата, сестра Дуняшка,
Все – в работе, мозоли – в ряд,
У отца же – душа нараспашку,
Даже слишком и всё не в лад.
Полюбил больше всех в деревне
Трактора, был тогда "Фордзон",
И на поле поехал первый,
До седин сохранив разгон.
А случалось – ласкал гитару
На гавайский шальной манер
Так, что струны напевом старым
Задевали за каждый нерв.
И хватала за сердце песня –
Пел он песни, закрыв глаза, –
Так, как сказка сходила если б,
Так, как душу трясла б гроза.
Только я его видел нечасто –
Всё в дороге – и день, и ночь,
И лихое шофёрское счастье
Уносило от дома прочь.
Пережил и войну, и печали,
Не гоняясь за длинным рублём,
И летящие веером дали
До сих пор раскрываются в нём.

Средний брат – тот в строительстве дока,
Мастер, ныне так редки они, –
Крут и скуп, но что сделал, без срока
Простоит – рукотворный гранит.
Ну а младший?
О нём рассказы
Не любил заводить мой дед,
Я живого не видел не разу,
И могила – неведомо где.

Там пахли порохом
ночные шорохи
И гулом башенным
не по-домашнему
Встречало каждого,
кидало заживо
По сердцу бившее,
не всех хранившее.
На землю падати –
восстать из памяти!
Кому начертано,
тревоги черпали
Пригоршней чистою
пригоршней алою.
Им надо выстоять,
им надо малого.
В степных пожарищах
своим товарищам
Они оставили,
что сами славили.
И мы хотели жить на них похожими!

...Я впервые попал в санаторий.
Только-только пробилась трава.
На продутом ветрами просторе
Ошалело неслась голова.
И не думал, что ждёт меня случай,
Что заставлю себя опять
С середины прожитой кручи
Книгу жизни назад листать.

День весенний летел навстречу,
Ветерок шевелил облака
И деревьям негромкие речи
У запруды шептала река.
Выделяя меня среди прочих,
Медсестра подняла глаза:
– В ту войну был ли дядька твой лётчик?
– Был. Конечно.
– А как его звать?
– Самый младший из братьев – Григорий,
Встрепенулась, а я стою.
– Где теперь он?
Предчувствую горе.
– В сорок третьем погиб в бою.
Тут погасла она как-то сразу,
Погрузнела, быть может, чуть,
Отвернулась и сеть у глаза
Обозначила долгий путь.
Но мгновенье одно скорбела,
Видно, часто случалось ждать.
Улыбнувшись, взялась за дело:
– Обещаю всё рассказать.
Я гляжу – не по возрасту резвая
И походки девчоночной стук,
Бросит взгляд на тебя – точно лезвием
Проведёт по живому вдруг.

Через несколько дней под вечер,
Когда выдался тихий день,
Очень скупо о прошлых встречах
Рассказала, сгоняя тень.
Молодою, совсем девчонкой
Напросилась она на фронт,
Где и встретилась с наречённым,
Прибавляя себе забот.
Только время ненастное было.
Улетел он в другие края.
Вслед за этим внезапно остыла
Тонких писем живая струя.
– Не искали?
– Тогда не искала,
А уж после войны – не смогла
И, чем дальше, тем больше считала:
Не нашёл – значит, плохо ждала.
Да и боль притупилась, – привыкла,
Так привыкла, что не понять –
То ли, может, я горе мыкала,
То ли гордой хотела стать?
Здесь у нас в санатории люди
Постоянно идут и идут.
Всё-то думала – время остудит,
Проживу и без мужниных пут.

– После встречи с тобой не сидела,
На автобус и – в старый дом.
Тридцать лет не брала, не хотела
Эти письма его и о нём.
А взяла и отчаянно стало.
Наревелась, как девка, в ночи.
Очень мало, как всё-таки мало! –

Еле шепчет, а будто кричит. –
– Ах, да что там! Зажму потуже.
Твой Григорий по отчеству как?
Я сказал и услышал тут же:
– Не совпали они, земляк!
Я-то думала, ты – племянник,
Слёзы вдовьи слегка утру.
Погостил бы немного в праздник,
Повидал бы свою сестру.

...Не хотел я писать об этом,
Понапрасну себя корил.
Пусть окажется всё недопетым,
Но счастливым – себе говорил.
А за тридцать с тех пор отшумевших
Всё меняющих долгих лет
Вероятности быть уцелевшим
Даже слову практически нет.
И сказала, прощаясь:
– Похожи! –
Как искру уронила из глаз...
Иногда вдруг подумаю: всё же
Что-то роднила нас.

Спасибо, Лидия Михайловна,
Что пробудили ото сна,
Что там, где хмурая проталина,
Вовсю ударила весна.
Спасибо, что толкнули в прошлое
К давно нехоженым местам,
К мостам, над нами переброшенным,
К забытым, кажется, мечтам.
Вы одарили кровью алою
Природе, может быть, в укор.
Спасибо, Лидия Михайловна,
За ожиданье до сих пор.
Спасибо, что надежды прежние,
Чтоб ни случилось, всё живут
С любовью юной перемешаны,
Не признающей дни и суд.