Поезд из Ниоткуда 2. Окончание

6.
     - Андрюха, тебя куда теперь везти?- не унимался Дима, когда друзья вышли из ворот кладбища.
     - Давай в редакцию.
     - Но вечер, я надеюсь, у тебя свободный?
     - А, что есть какие-то предложения?
     - Сегодня годовщина нашей с Ириной свадьбы. Я заказал столик в ресторане.
     - Прости, дружище. Я совсем забыл...
     - Да ладно. Мы за тобой заедем в семь вечера. Какой без тебя праздник? Андрюха, а что это было? С поезда на Ваганьковское кладбище к могиле поэта... и этот странный старик...
     - Димыч, я теперь знаю о чём будет моя статья.
 Через минуту автомобиль мчался по проспектам Москвы.

 Друзья вошли в ресторан. Красные кожаные диваны, белые мраморные столики, сверкающий дорогими напитками бар-всё обещало чудный вечер.

     - Дима, ты не поверишь, я видел человека, больше не принадлежащего этому миру,- он ассистировал профессору Гиляревскому при вскрытии тела Есенина.
     - Не понял. Это сколько ему должно быть сейчас лет?
     - А сколько тому старику, которого мы видели на кладбище?- на вопрос вопросом ответил Андрей.
 Димка замолчал.
     - Андрюха, ты мне с утра показался странным. Ты столкнулся с чем-то необычным и не знаешь с чего начать?
 Андрей отвёл взгляд, делая вид, будто рассматривает интерьер ресторана.
 Выпытывать тайны у неразговорчивого журналиста-та ещё работа. Он знал, что профессия Андрею хоть немного компенсирует полное отсутствие личной жизни.
     - В этом поезде было кое-что такое, что постичь я был не в силах. Когда человек перестаёт слышать стук колёс, он становится пассажиром. Но оказывается самое сложное-это ехать в поезде и не быть его пассажиром.
     - Ребята, давайте выпьем,- разрядила обстановку Ирина.
     - Если ты опубликуешь эту информацию, тебя просто уволят. А о поезде-призраке даже не заикайся, иначе тебя сочтут за душевно больного.
Андрей смотрел на Димку, как на человека из другого мира, случайно попавшего сюда из-за Ирины и поглощавшего отбивную.
     - А как же профессиональная этика?
     - Я понимаю, что произошла некоторая переоценка ситуации, но до сих пор, насколько мне известно, служба госбезопасности не раскрыла архивы. И генеральная прокуратура не дала добро на эксгумацию останков поэта по запросу родственников,- заключил Димка.
     - Я не верю в то, что Есенин мог самоудалиться из мира, являясь самородным кладом бытия. Власть во всеоружии насильственно выбраковывает гениев, потом принимается за искоренение всяческого превосходства одной особи над другой, интеллектуального в особенности, снижая творческий потенциал нации. Можете мне не верить, считать, что я всё придумал для своей новой публикации,- выпалил Андрей.
     - Я скорее всего, повёл бы себя точно так же, как и ты: не поверил бы, если бы меня попытались убедить, что всё это не плод моего воспалённого воображения,- успокоил друга Димка.
Ирина заскучала, но даже не попыталась вмешаться в разговор друзей.
     - Ир, мы тебе не надоели своими разговорами?- спросил Андрей.
     - Нет, нет ребята, мне с вами интересно.
Живая музыка приглашала на танцпол, но молодые люди за столиком продолжали увлечённо беседовать.
     - Каждый день поезд-призрак разрывает пространство. И какая-то невидимая сила толкает тебя внутрь вагона навстречу истории. Видимо кривизна пространства позволяет прошлому и настоящему существовать одновременно. Тут никуда не деться от дуальности мира. Я понял одно: информация никогда не исчезает, но сохраняется в пространстве, как кривизна. Это присутствие официальная наука называет квантово энергетическим полем,- продолжил Андрей, пригубив бокал с вином.
     - Я где-то читал, что кривизна пространства создаёт голограмму, которая не что иное как отпечаток информации,- заключил Дима.
 Друзья на время замолчали, словно осмысливая, что было произнесено вслух.

 Как-то ночью, когда Андрея мучила бессонница, он лениво переключал каналы, и вдруг его палец словно онемел, замер на кнопке пульта: на экране журналист задавал вопросы мужчине в железнодорожной форме.
     - Расскажите нашим зрителям, что произошло сегодня на этом участке пути?
     - Я, как всегда, производил обход путей и стрелок. Как вдруг, словно из тумана появился паровоз, самый настоящий, на которых ездили в революцию и в войну. Видение длилось несколько секунд, меня обдало паром и я почувствовал запах дыма. Окна вагонов плохо просматривались, но в одном из них я заметил огонёк керосиновой лампы. Паровоз с пятью вагонами так же исчез, как и появился. Он словно вошёл в плотный туман.
 Далее журналист задавал встречные вопросы, но Андрей их уже не слышал.
 Его не покидала мысль, что душа поэта не отреклась от жизни, делая тело послушным инструментом подвига. В квартире было тихо, так тихо, что слышно, как за стеной у соседей работает телевизор и шумит вода в трубах. Как же ему становилось невыносимо при мысли, что завтра он проснётся и вернётся в свой мир, так и не разгадав тайну гостиницы «Англетер». “Иногда мне кажется, что нами действительно кто-то управляет…”

 Он остановился у памятника Пушкину, не зная что делать. Всё тонуло в густом тумане, и ему показалось, что он видит траурную процессию. Люди несли открытый гроб вокруг памятника. Нервно глотая воздух, он ждал, что видение расползётся и растает. Кошмарное видение, в котором плавали странные фигуры, обернулось явью.
“Неужели время обладает какой-то непостижимой сутью, которая больше, чем материя, и меньше, чем нечто”.
 Предметы не меняются, но что-то исчезает. На самом деле это “что-то” необратимо уходит и ты перестаёшь медленно падать в никуда.
 Только теперь он ощутил озноб. Фланелевая футболка неприятно прилипала к телу.
   
 Растерянный и подавленный, Андрей двинулся вслед исчезнувшему видению по размытой туманом улице. Сквозь туманное марево он неуверенно брёл домой.
 То не было выключением памяти, а просто всё внимание его сосредоточилось на чём-то вне собственного тела. Всё постороннее отсеивалось по пути в сознание, кроме достоверных признаков происходящего.
 Подсмотренные картинки становились как бы окнами в прошлое, куда безотрывно день и ночь были обращены мысленные взоры Андрея.

Поезд-призрак уходил из реальности, становясь частицей того мира, что был оставлен им позади.