Дождь
Шум города, как шорох тапок мужа,
становится с годами фоном жизни,
текущей равномерно — в такт с часами,
которые бесстрастно закрывают
страницу за страницей чью-то книгу,
открыв её однажды наудачу.
А ночью шёпот улиц будет вкрадчив —
Москва прошелестит, чуть вздрогнет Рига,
на трех китах стоящий Копенгаген
спит крепко и сопит тремя носами,
задремлет Рим на лавках пыльных ризниц,
Санкт-Петербург от сырости недужен,
и, разметавшись реками-руками,
примкнул к граниту лбом разгорячённым...
Вдруг хлынул дождь! — на Рим, на Копенгаген,
на Невский, на Арбат, на дамбы Риги —
смывая с грубой кожи тротуаров
набитые подошвами обиды.
Глубокий вдох и длинный волглый выдох —
открылись жабры вымокших бульваров;
стаккато капель, ливневые лиги —
а дождь летит, летит над городами,
границ не разбирая — отрешённый,
и насмерть разбивается о камни.
Ему не страшно, он ещё вернётся —
в шум города и в шёпот тихих улиц,
в московский шелест, в шорох рижских листьев,
упавших в реки дремлющего Рима;
в Санкт-Петербург и в старый Копенгаген —
на спины львам, китам и пароходам.
Страниц всё меньше — год за годом, год за годом...
Свидетельство о публикации №115052002881