Поэма капели
Еще вчера казалось - всласть
обнять, забыться и упасть
в забытость вод на много лет
неважно, млад ты или сед -
да так, что каменно замрет
все, что не страсти редкий мед -
ведь есть и будет так вовек:
в любви смелеет человек
А нынче судная труба
поет, пронзительно-груба,
и вечности в запасе нет,
и даже юный страшно сед.
И радость канула в ничто.
Минуты, глядя на восток,
дрожа, отсчитываешь ты.
Пусты усилия, пусты.
Назавтра позабыт урок -
хоть милости судьбы не счесть,
опять отсрочка или срок -
дается оценить, что есть.
Но рай напрасно нам подарен,
наш разум - царство темноты,
лишь слепо тычемся и шарим,
и плачу я, и плачешь ты.
***
Горизонт сам себя зачеркивал
А дорога ввысь вертикально
И далась ему гордость чертова
Все дела за бешеной далью
Но боясь, что даль покалечит
Отнимая самое главное
Молча падала ты на плечи
С них стекала горячей лавою
И взошло твое дымное око
Между туч моргало нацелясь
В ряд машин, несущихся боком
По струящимйся тенью елям
Невозможно сильней натягивать
То чем связаны слиты спаяны
И душа вырывалась стягом
На ветру гудела раскаяньем
Белый флаг был конечно выкинут
В пятисотые версты смертные
Задохнется - кому тут выкают?
Ведь ждала, по губам заметно
По глазам заметно, как в мареве
Всех созвездий, тонущих в дождь,
Вечно новое, вечно старое -
Слезопады, пока ты ждешь.
***
Зимней одурью повеет,
заметет твои виски
профиль нимфы и Нивеи
люто выгнут от тоски.
Черный ли плывет каракуль,
холод серых глаз голубя -
прятаться от них пора, коль
утешая, тут же губят.
Шепчут письмами в шкатулке,
синим пламнем горят,
светляками в переулке -
тайны, обещая ад.
Так положено, родная -
мера счастья, бездна бед!
Ты такая заводная,
я лишь радуюсь в ответ -
чьим же ты теплом богата,
от него южнее ночь...
Я добро, а ты расплата -
третья сказочная дочь.
***
Кто мог оставить без ответа
Твой слабый вздох? - Угас листом,
главой, куплетом недопетым,
на спичке вспыхнувшей притом.
Кто оборвал лишь просьбы робость
не исчезать без резонанса?
Не голова - картонный глобус,
крутящийся под звук романса...
Проснувшись от привычной скуки,
в молчанье ужас заподозрив,
ты обнаружишь стебли - руки,
увядшие от сильной дозы
и равнодушья, и удушья...
Их поливать, наверно, поздно -
не их, а шейку, скулы, уши
полить слезами и раскаясь,
понять простую теорему
обиды, что тотчас растает
щемящей песенкой Сан-Ремо,
лишь только первый, зыбкий
сигнал - ну как ты? - вдруг включится.
Светись, забитая улыбка,
взлетай, подраненная птица!
Когда сверлящей боли токи
несет вина опять чужая,
мы омертвело одиноки,
обидевшихся обожая.
***
Почти конец смертельной ссоре,
душа остаточно болит.
О чем начать, о чем заспорить,
Пока нестихнувшее горе
Ей слова молвить не велит?
Не трону. Только не исчезни,
Поток несмелого добра,
Тобой - от злобы и болезни
Воскреснуть бы, уйти от бездны
Тянувшей пасть еще вчера -
От бездны страхов, умолчаний,
Запретов, казней и тюрьмы
Лишь плачем тихим и отчаяным
Спасались, нам казалось, мы.
Вот угол плеч и бархат синий,
Лицо страдальчески бело!
В беседах мало смысла ныне.
Молчание уберегло.
***
(Оттепель)
Та зима начиналась с капели.
Не сосульки ее источали,
не ручьи что-то звонкое пели -
это вести слетались печально.
Чудо-птица спеленута в платье,
даже голос погас немотою,
будто долгой замкнули печатью:
песни сердца немногого стоят!
Не капели студили ладони -
поцелуи, прощанья, угрозы,
и оплаканы были бездонно -
бесконечной рекой стали слезы.
Посему нам зачтутся не лета,
а снегами летящие зимы,
не морозною елью - не этим -
лишь капелью из глаз у любимых.
Той, что топит сугробы молчанья,
оседающий купол гордыни,
ледяное дыханье смягчает
нотой запаха солнечной дыни.
Лишь вода - солоней не придумать! -
невозможно летучая влага,
вин шампанских, раскаяний сумма:
наказанье, прощенье и благо.
***
Где теперь искать покоя
и кому он предназначен?
Небывалое такое -
называемое плачем,
градом слез до содроганья
до нытья во всех суставах.
Плечи в тонком кардигане
пальцы в полторы октавы
вдруг становятся опорой
и щитом от всех несчастий,
излечением от ссоры,
жезлом самой сильной власти.
Плач такой продлится столько,
сколько хочешь свет баюкать,
мандариновую дольку
губ допить и вновь аукать,
Чтоб тепло плыло и длилось
от затылка до столицы
и на нас сходила милость
плакать, все простить, не злиться.
***
Наплывы слез бессильной боли
текут по веточкам беды,
а если вникнуть, то не боле,
чем след подсоленной воды.
В непрочном кружеве былого
цветет султаном эта ночь,
где ты, не помня слова злого,
бежал утешить и помочь.
И в хрупкой графике пейзажной
разлуки или же зимы
узор проступит самый важный -
след слез, что пережили мы.
Смотрите же, пуст провал дивана,
на нем костер бесстыдных снов,
где радость бешено-незванно,
тогда и ныне, вновь и вновь -
пойдет наматываться память
сшивая ленты в полотно:
потери боль пребудет с нами,
с любовной жаждой заодно.
***
О, вдохнув тепло и дремоту,
Век отсюда б не уезжать,
И пока клубок не размотан,
В пятнах солнца гонять стрижа
Да листать прекрасные книги
О бессмертии и тоске,
Ибо страшное не настигнет
На таком золотом песке...
Но невольно выпадешь в бездну,
Фиолетовый в искрах мрак:
Не умрет она, не исчезнет,
Ей исчезнуть нельзя никак!
Заблудясь в сиреневых скалах,
Неизбежно руки разнять,
как оставшихся обрекала
и простить ее, и понять.
Но не плакать же - всемогущей.-
Продираясь сквозь путы сна,
Очутилась в садовой гуще
Как и прежде, совсем одна.
Чай с нечаянною слезою
Отхлебнет, накинув пальто
И сиреневой стрекозою
Замигает вдали плато.
***
Поэма вдруг закончилась. Увы.
Все кажется, что обернетесь вы...
Ах эта мудрость бытия...
Хотелось быть. Битье в итоге.
Смягчить удар судьбы не могут
Два слабых колющих ручья,
Сердечных брызг - однако, ближе
Бросает к пропасти небес,
Заметят ли?.. Господь, я вижу,
что можно ждать еще чудес -
как слез победного восторга,
объятий налетевших смерч,
и крика страсти, что исторгнут,
когда, увы, бессильна речь.
В слезах дождя весны начало
в осенних - пьесы всей финал.
Не передать - от слез качало
того, кто горе причинял
Но как внезапно удивленье -
Не находя в конце конца,
вдруг слезы всех преодолений
смахнуть растерянно с лица
Свидетельство о публикации №115051903514