Пианино

Спиралью лестниц пели этажи.
На предпоследнем пятом – 
пианино.
То ты играла,
бездну обнажив,
оплакивая дымные руины.
То ты в игре превосходила жизнь.
Без правил и без прав.
Непоправимо.

Ты отдавалась музыке. Чтецы
не видели страниц,
строки искомой.
В друг друге были б узнаны жильцы
тоской иной
среди знакомых
комнат.
Но дом был пуст.
Лишь слушали торцы.
Лишь лифт застыл в тугой гортани комом.

Спиралью клавиш
ты топила лёд.
Апрель не смел небес отнять от окон.
И тополь плыл,
прижав к балкону лоб,
и падал в омут комнаты
в глубоком
беспамятстве непостижимых нот,
отдавшись черно-белому потоку.

Что сделать,
если всё идёт ко дну,
и истина незримая видна лишь
поверившим в священную войну?
Что сделать,
если мира не исправишь –
как лишь не верить в музыку одну?
Как не отдаться
воле нот и клавиш?

Никто не слышал.
С улицей пустой
сливалась кисть твоя, и мрамор пальца
не клавиши касался,
но мостов,
не нотного листа – 
листа акаций,
разбитых крыш, следов эвакуаций…

…лишь я не смел на этаже шестом
ни убежать,
ни слушать,
ни остаться.

Ни убежать, ни слушать, ни остаться.