В бухте под Балаклавой

    В  начале прошедшего века в бухте под  Балаклавой случилось.
Дельфинам, баловням морских курортов и побережий,  бухта однажды привиделась  гигантской рыболовецкою снастью.
Встретившись как-то в безмерном пространстве с бесхозными рыбными косяками, дельфины сопроводили их в сторону изящной горловины залива.
В тот раз  азарт любителей морского сафари  оказался покрепче здравого дельфиньего смысла.

Количество рыбки в означенных  косяках  могло бы насытить годовой стратегический аппетит  ненасытного «Чёрного континента».
Но, распалённые неслыханною халявой, аборигены и бесчисленные отдыхающие даже с соседкой - Европой новостью не делились, черпали «хамсичку»  бочками, добродушно глазели за ленивым кувырканьем дельфинов, и раскатывали губищи  в преддверии небывалых гешефтов.
   
Очень скоро, однако, от пресыщений приключились у   зверушек гастриты, нервные расстройства, а, возможно, и нарушения сна.
Встревоженные нагрянувшим нездоровьем рыбёшки  убрали охрану от горловины и понеслись возвращать себе здоровье интенсивным морским променадом.

У пленённой же мелочи, оставленной без присмотра, появилась возможность унести  в открытое море свои поникшие плавники.

Споро, но хаотично  двинула армада  на выход  и ...заглушила горловину залива своим невообразимым объёмом.                               
Непростительно долго туча поднабежавших зевак с инфантильным восторгом внимала той безысходной агонии.

Запоздало забили тревогу.
Армады авральных плавсредств  прорубали туннели   
Тщетно.
Придавленная многотоньем собратьев ставрида столь же тщетно сокращала поблекшие жабры, и пластами обезличенных тушек устилала измученное балаклавское дно.               
   
Умеренный зной райского бабьего лета насыщался неслыханным смрадом.
В считанные дни, словно шквалом, с побережья смело отдыхающих.
Серьёзно навьючившись, в горы рванули местные.

Увы, шторма в тот сезон не зашкаливали.
Но ни умеренные ветра, ни отливы  не справлялись с добротнейшим  рыбьим компостом.
Природа, словно проводя показательный  мастер-класс, с ухмылкой наблюдала пока.               
 И лишь  в разгаре подоспевшей весны,  измученная  отсутствием антибиотиков гавань, извергала в открытое море  перезревший инородный продукт.
Свершившие осенью рекордное драп-восхождение горожане, по завершению полугодовой  эмиграции, спускались в заброшенные  жилища.
   

А тем временем подоспели и антибиотики: – Крабы  – санитары пересоленых вод – полчищами  рванули в залив. Природа вздохнула поглубже.
Но и, вкусившие редкого лиха, аборигены теперь активней шустрили.
Тоннами выуживали они на сей раз уже своих недальновидных спасителей, и  ими же, затем, задёшево промышляли.               
   

Докатились, наконец, и до старушки Европы вести об обилии в экономике  Крыма сказочной дармовщины.  И цивилизация поспешала вкушать.
В тот сезон взбодрённые койко-места побережья ломились от разношерстья клиентов.
А  кабаки, рестораны  и лавки   – от   многообразия членистоногих изысков.   
 

Да что там сезон тот! Полвека  спустя, на фоне  пережитых страной революций,  свершений, и разрушительных войн,  на сирых прилавках социалистических гастрономов  громоздились пирамиды  экзотических упаковок и  баночек – КРАБЫ  – со смехотворной для бесценного продукта ценой.
Мелкими буковками скромная этикетка, как бы давая наводку на позывные  производителя – развешивала всенародно лапшу.               
«Крабы дальневосточные». – Пудрила  мозги блеклая этикетка.               
Но, пресытившись  однажды и впрок, советский народ истинный адресочек  запомнил.
Распухал от лозунгов и подножных кормов, но в пышных застольях накалывал   ...кильку  в томате.               
Европа  разводила руками и исходила слюной.

Но на рубежах нашей Великой  Державы, гордой и непокорённой тогда, тот ещё замочек висел!