2. Он был её моложе на сорок с лишним лет

                ОН БЫЛ ЕЁ МОЛОЖЕ НА СОРОК С ЛИШНИМ ЛЕТ

      – А хочешь, расскажу я тебе про совсем недавешний случай? – тётя Оля, с серьёзным видом приготовившись крошить огурцы, редиску и укроп, уселась за стол напротив меня.
      Окрошка будет на ужин – после баньки. К этому времени она уже успеет охладиться в холодильнике. И хотя сейчас, на обед, я уплетал щавелевый суп с картошкой и яйцом, но у меня в предвкушении окрошки, можно сказать, текли слюнки. Деревенская окрошка – ни чета городской; всё со своего огорода, квас – не магазинный, а настоянный на чёрном хлебе; сметана – свежая – от соседской коровы. Эта корова со сломанным рогом при каждой нашей встрече смотрит на меня умными глазами, и будто спрашивает: «И как тебе моё молочко? А сметанку пробовал? А творожок едал?.. И про маслице не забывай!..» Хорошая корова – много молока даёт! Я всё удивляюсь, как она носит своё такое большущее вымя? Но Доня (так её кличут), ещё и резво бегать умудряется.
      Я вопросительно посмотрел на тётю Олю, а она хитрО глянула мне прямо в глаза, и сказала:
      – Небольшая эта история-то. Ты её в свой блокнотик-то потом запиши, можа и пригодиться когдась. Ну, так что, рассказывать?
      С набитым ртом я только утвердительно кивнул. Тётя Оля интересно рассказывает о деревенской жизни, и потому я постарался сохранить рассказ таким, каким я его услышал из её уст.
      – Ну, так вот, значица! Было это в соседской деревеньке Мошкарке. Там и в хорошие-то годы мало кто жил, а уж в последнее время осталось пять-шесть жилых дворов. Одни старики там век свой и коротают. Ну, к некоторым приезжают иногда родственники, и то, в основном, летом. Магазина там нету – автолавка два раза в месяц наезжает, хлеб привозит, соль, сахар, да ещё по мелочи, а так они в нашу деревню ходють до сельпы. Ты и сам видел, небось, сколько таких заброшенных деревень у нас в округе, хотя до Москвы-то – рукой подать – меньше ста пятидесяти километров…
      Я согласно кивнул, но не перебивал рассказчицу, так как усвоил, что очень уж не любит тётя Оля, когда её рассказ перебивают – она и сама расскажет всё, что надо, ничего не упустит. Тётя Оля одобрительно хмыкнула, оценив моё красноречивое молчание и выученный мной в первую нашу встречу урок тактичности, и продолжила ровным голосом повествование.
      – Год назад у одной старухи в Мошкарке – у тётки Нюры-то – поселился жить мужчина лет сорока. Красивый такой весь из себя, хорошо одевается. Учтивый такой. Но немой. Слышать-то речь он слышит, да вот сказать ни слова не может. В сельпе нашем, как покупает что, то напишет сначала бумажку, да продавщице кажет. Она прочтёт и подаёт ему продукты, а он только улыбнётся, кивнёт благодарно, и уйдёт. Бабы и девахи нашенские потом подговорили продавщицу, да с помощью записки  вызнали, что его Иваном зовут. Они всё над ним подтрунивали, к себе зазывали, но он лишь белозубо улыбался и уходил в Мошкарку…
      Ну, понятное дело, у нас сразу слухи поползли. Слухи-то они побыстрее тараканов будут, да и повреднее порой, сам знаешь. А с другой стороны, чё им, слухам-то, не родиться?! Ведь необычное дело для наших мест: вынесет красавчик тётку Нюру-то на улицу воздухом подышать, а сам и дров наколет, и воды в дом с колодцу наносит, и баньку затопит, и тётку Нюру-то сносит в баньку, да там и помоет. Вот бабы завидовали тётке Нюре. Да чему завидовать? Год назад тётку Нюру парализовало. Тут история такая. С этого, наверное, мне и начинать надо было.
      Не любили старуху ни в Мошкарке, ни в нашей деревне. Злая она на язык была: у всех во всём только плохое и видела, слова доброго от неё мало кто слышал. Мужика свово в могилу раньше времени спровадила – загрызла поедом. Дочка ейная, Лида, красавица была; разругалась вдрызг с матерью ещё по молодости своей, да и уехала куда-то… Тётка Нюра никогда никому о ней ничего не рассказывала, и письма не писали друг другу, и не звонили, и не навещали друг друга. Брат Лиды – Анатолий, тот постарше был на пяток годков-то, так тот ещё раньше Лиды уехал в город, в техникуме учиться. Семьёй там обзавёлся. Но пил он сильно. По причине любви к водке разошёлся с женой, пожил-помыкался один, и два года назад приехал жить насовсем к матери, к тётке Нюре-то. Год прожил, да прошлым летом утонул по пьяни. Никто не понимает, как в нашей речушке можно утонуть?! Воды-то ведь – по пояс в половодье.
      Вот, на его похороны Лида-то единственный раз и приехала с мужем своим. Машина у них богатая такая, иномарка шоколадного цвета. Джип называется. А когдась после похорон возвращались в Москву-то, где они, оказывается, жили, то в аварию жуткую попали. Дождь был ливневый. Насмерть их грузовик сзади-то и сбил…
      Теперь уже тётка Нюра на похороны ездила в Москву-то. А как возвернулась, так и слегла: паралич её разбил. Ни слова сказать не может, ни рукой-ногой пошевелить. Только рот открывала, когда соседки её кормили. Так ещё умудрялась отворачивать лицо, коли еда ей не по нраву, соседками приготовленная.
      И вот недели через две появился у неё этот красавчик, да и стал за ней ухаживать. С чего бы это?!.. Вот бабы наши и решили, что он на дом её позарился. Справный у тётки Нюры дом – самый лучший в Мошкарке. Она ведь всегда зажиточно жила. Даже колодец с насосом у неё свой во дворе, а не общий – с журавлём. Всё у неё – как положено. Так этот Иван-красавчик работы деревенской не чурался: и картошку посадил, и полол, и выкопал, свинюшку и курей кормил, навоз носил, зимой снег разгребал, и за молоком в нашу деревню ходил – у соседки моей из-под Дони молочко-то брал, да и продукты в сельпе закупал. Хороший, хозяйственный мужчина. Одно лишь всех смущало – он на сорок с лишним лет моложе тётки Нюры-то был. Как бы – не равный брак, или брак по расчёту получается.  Хотя и брака-то как такового не было – не расписывались они. Смущала и немота его, а так – парень видный он. В деревне нашей-то нету кого, кто понимать по-немому может, знаки их всякие да жесты. А бабы нашенские да девахи посмеивались над ним чуть ли не в открытую, но он только вежливо улыбался, и ещё больше их заводил да раззадоривал на новые сплетни.
      Месяц назад померла тётка Нюра-то. Этот Иван приходил к нашему участковому, чтобы бумагу о смерти справить. Соседки обмыли тётку Нюру как положено, а отпевать не стали: не любила она церковь, хаяла всегда. Вот нечистый и наказал её таким поганым языком да незавидной судьбой – детей своих пережить, а под конец жизни – маяться в параличе. Схоронили её на нашем кладбИще. Красавчик этот ей, несмотря на её безбожность, всё равно на девятый день крест дубовый установил. А потом выставил дом на продажу, и сам, после девятин, уехал.
      А дальше самое интересное хочу рассказать. После его отъезда выяснилось, что на кресте табличка металлическая привинчена с надписью: «Любимой бабушке Ане от любящего внука». Наш участковый через московских коллег узнал, что Иван-то, этот красавчик, двадцать лет назад на первой чеченской войне сильно ранен был и контужен, после чего и онемел-то. А тётка Нюра успела ему по мобильнику позвонить ещё до того, как окончательно слечь. Да он не сразу смог приехать – увольнялся с работы.
      Вот ведь как бывает!..
      Тут тётя Оля закончила перемешивать окрошку, ссыпала её из таза в кастрюлю, и поставила кастрюлю в холодильник. Вытерев руки о полотенце, хозяйка повернулась ко мне и, усмехнувшись, добавила:
      – Неделю назад моя младшая дочь Наталья уехала к нему в Москву-то. Звонила: всё у них пока хорошо. Принял Иван её. Вместе с внучком моим принял. Муж-то Натальи в Чечне погиб двенадцать лет назад. Она уже и по-немому начала кумекать помаленьку, а внучок Мишаня, так вообще почти всё понимает. Как думаешь, получится у них жизнь-то совместная?
      У меня вырвалось: «Получится, если она язык распускать не будет».
      Тётя Оля испуганно глянула на меня, что-то прошептала и перекрестила невидимых мне дочь и внука. А потом повеселела:
      – А давай вечерком после баньки выпьем за них самогоночки моей? Можно и коньячку, конечно, что ты мне подарил, но самогошечка у меня – добрая, все её нахваливают, даже участковый и фельдшерица.
      – Если уж участковый с фельдшерицей хвалят, то – давай, тётя Оля!..
      После моего согласия тётя Оля широко улыбнулась доброй улыбкой:
      – Вот и славно! А вечером, за стаканчиком-другим, я тте новую историю расскажу… И это… Ты чё меня всё «тётей» кличешь? Сам-то постарше меня на целый год будешь, я в паспорте-то твоём видела.
      – Так здесь же все Вас так называют, вот и я…
      – А ты нашенских-то, деревенских, не очень-то и слушай! Любют слухи-то распускать… да рассказывать всякие небылицы…
               
                17.05.2015 г.