Пивкин и Любовь. полупроза

Пивкин Сергей Иванович, кладовщик тридцати трёх от роду лет,
искренне думал, что он совершенно один на земле.
он очень-очень хотел красивой большой Любви,
но будто был от неё, как от ветрянки, привит.
перебирая на складе коробочки, клеил на них этикетки,
думая, ну разве он мудак какой редкий?
ведь Любовь - это, должно быть, совсем простое?
и разве он её вообще не достоин?
однажды вечером он шёл не спеша с работы,
считал ворон и других пернатых, читал на вывесках что-то,
не вдумываясь и жалея, что в детстве не помер;
и вдруг узрел объявление, а под ним семизначный номер.
оно гласило: Любовь. так вот, лаконично и ёмко.
он почувствовал себя на секунду ребёнком,
который впервые в жизни получил в руки конфету -
огромную-преогромную, приятного клубничного цвета,
а она такая красивая, что жалко и съесть.
значит, выходит, Любовь - всё-таки есть?
она не только для богатых, брутальных и важных,
а и для работников склада, у которых по ней - голод и жажда?
хм. Пивкин быстренько сорвал объявление и спрятал в карман.
решил позвонить из дома, а что? а вдруг не обман?
дома тянул время - поел, помылся, выкурил сигарету,
с ощущением лёгкого тремора набрал номер заветный.
"алло", ответил голос - женский! певучий и низкий...
у Сергея заныло всё разом: сердце, кости, мениски,
и он спросил, можно ли услышать Любовь,
на что ответили  "так ведь я уже говорю с тобой".
он стал взахлёб рассказывать, как умерла мама от диабета,
и теперь никто по голове не погладит, ног не накроет пледом,
чтобы он не замёрз, и как он долго Любовь свою ищет,
и не могла бы она посетить его в довольно скромном жилище
по адресу улица N, дом пять, квартира сто двадцать семь?
приходи, сказал он, я не кусаюсь, я тебя не обижу, не съем,
я добрый! Любовь сказала, что будет ровно к шести,
пусть он купит вина. и чудный голос в трубке затих.
в магазин Пивкин сбегал буквально за пять минут,
он ужжжасно был рад. сам привыкший к сухому вину,
сегодня купил полусладкое - Любовь, наверное, любит такое.
ещё фруктов там всяких. на обратном пути сосед дядя Коля
окликнул - "эй, Серёга, куда ты как оглашенный",
Пивкин сказал, что приходит Любовь и его ждёт вечер волшебный,
сосед крякнул, слегка ухмыльнулся в седые усы
и сказал "это дело, да как дойдёт до Д е л а - гляди не зассы".
но Серёга его вообще-то не особенно понял -
нёсся так, будто за ним на конях и с наганами скакала погоня.
Любовь опаздывала, Пивкин был уже почти что в истерике,
но тут она постучала. он приглушил звук старого телека
и открыл. на пороге стояла оплывшая бабища лет тридцати,
вульгарно жеманничая, сказала "я Люба... могу я войти?"
она была неряшливая, густо напудренная и конопатая,
Пивкин впустил, и очень внимательно гостью рассматривал.
она попёрлась на кухню, уронила по дороге два табурета,
на третий уселась, предусмотрительно спиной повернувшись к свету,
сказала - "тыща рублей, и как мы будем делать это, роднуля?
анал будет дороже". вот тут Пивкин понял, что его обманули.
он зарыдал, закричал "у Любви в волосах - венок из ромашек!
у неё глаза незабудковые, зубки жемчужные, губы как алая яшма,
она знает все-превсе мамины колыбельные на Земле!!!
а ты, сука, сидишь и зыришь, вдруг чего плохо лежит на столе"!
хуже всех на столе лежал нож, приготовленный для сыра и фруктов.
Пивкин воткнул его в бабу раз сто, и это было вовсе не трудно.
потом пил кислятину, ел, потом на столе среди огрызков-объедков
вскрыл конопатой дуры широченную грудную клетку,
вынул сердце: оно было похоже на сморщенный куриный пупок -
совсем крошечное и сухое. Пивкин воткнул в него алый цветок
от горшечной азалии маминой, положил в непрозрачный пакет,
вышел на улицу, пакет сжимая в волосатой руке,
унёс в близлежащий парк, приговаривая "суки вы... гадюки вы..."
и закопал рядом с другими двадцатью тремя штуками.
потом на столб объявление из кармана долго прилаживал,
а над словом "Любовь" подписал сверху крупно "ПРОДАЖНАЯ".
мало ли, явится к другому порядочному мужчине такой крокодил.
пусть все узнают.

я их предупредил.