в слизнях и в слякоти...

В слизнях и в слякоти, темных стаканах и невероятной печени!
Нафига? Нужен же какой-то градусник.
 Хотя бы какой-то.
 В преизбыточности своей руша истоки.
 Пребывая резвым до окончания негатива,
 словно не весь думаешь о закатных лучах,
 о деревянных постаментах.
 Заснем, чтобы остаться,
 отопри клавишу, вспыли над проседью,
 чтобы было где сидеть, было где ёрзать, возиться, капать.
 Фонтаны, олицетворяющие небо.
Безграмотное забвение.
Стук навстречу зову, навстречу одиночеству,
 пройди сквозь этот пепел.
 Отмаши своим глобусом.
 Спать. Я думал… что ты думал?!
 Не всех ли было упомянуто в этом неизвестном, но нежном журнале?
Картошка? Где картошка?
Пачка из-под бриллиантов. Окоченевшие вьюги.
 Без. Удержу. Гнать. Лошадей.
А теперь товарищи чуть помедленнее.
Кому сказал, Петров!
Открой голубой шрам, напиши на нем заветные письмена,
 и забудь о ней, как ты так часто забывал о себе,
 о других, о своем желудке.
 Пусть жадности и щедрости будет по половине.
 Не грязь, а как бы расслаивающиеся мерины, из игр рождающие свое дитя.
 Нежно как в сказке
. Но я не верю, кричишь ты. Шепотом.
 До хрипоты. До опьянения в гроздьях. До жалкой среды заточения.
 Откуда ты, я могли прийти.
 Только из храма, из поднебесья, разверстые в своей обидчивости и никчемности.