В августе 46-го

Солнце слепит.
Я щурясь глазами,
смотрю вдаль.
Там теплота,
что душу пронзает
и нагревает медаль.
Так необычно
и странно,
ведь совсем недавно,
в августе 42-го,
мы с Колькой и Димкой,
одну на троих папиросу,
там возле нашей березы,
что ножом - имена прописали.

под алыми небесами...

товарищи погибали от пуль,
гранат и танков.
Вокруг крики и боль.
Кто-то рвется в бой,
а кто-то зовет на помощь,

из под останков...

Им стакан водки
закрытый черствым хлебом,
это все, что могли им дать,
вечную память и могилу без имени.

Вам повезло, что Вы это не видели...

Мы были молоды.
Матери плакали ночами,
как же там сынок их?
живой?
а по радио только и делали,
что вещали
о тех,

кто не вернется уже домой..

я на половинном листке
пишу, еле пишущем стержнем,
в то время как луна тихо освещала.

"Я вернусь домой, мам, я обещаю"

но уже не прежним...

Солнце слепит.
Я щурясь глазами,
смотрю вдаль.
Там теплота,
что душу пронзает
и нагревает медаль.
Так необычно
и странно,
ведь совсем недавно,
в августе 42-го,
мы с Колькой и Димкой,
одну на троих папиросу,
вот возле этой березы,
что ножом - имена прописали.

под алыми небесами...

Вышел рано из дома.
Так странно осознавать,
что в августе 46-го
- я один.

Подушечками пальцев
провел по вырезу на дереве.
Там до сих пор имена тех,
кто всем сердцем верили,

что вернутся домой...

слеза скатилась по щеке
одна за одной.

Я стою у березы с цветами,
приложив их к тем, что уже затоптали.

встала слюна в горле комом.

вытерев рукавом слезы.

я произнес:

"Друзья, наконец-то мы дома..."