Растраченный

И снова хочется зарыть себя в грудинных,
Помеченных самим Аидом недрах
Твоих обугленных дворцов и храмов мира,
Под  костными покровами воспетых
Мною. Тобою. И каждой выдрессированной сукой
Любить мужские руки светлой верой,
Покуда будет щедр и звонко сыпать
В бездонные клешни монеты.
Но грудь в секретах.
Те будут слепо возносить бесную душу,
Не ведая, откуда на лице такая бледность
И прорисовались острым склоном скулы...
Мне хочется зашить себя в корсеты
Самых руинных железобетонных балок,
Когда-то будучи в болезненном расцвете,
О коем многие доселе и не знали,
Все своды, потолки... И те, и эти
Мощнейшие устои подпирали...
Не удержали.
Не удержали!
Густыми водами из-вне лилась отрава:
Трещали изо ртов чужих тиски...
По камню созидателя забрали.
Их тысячи. Внутри тебя- ни зги.
Внутри тебя великая разруха,
Внутри тебя святая тишина...
И я, вращаясь возле атрофированного слуха,
Из тела растворилась в жернова
Твоих руин и недр любого звука,
В разрушенный забор, в плиту, во рвы,
Явившие погнившие натуры
Свои. И лезут поминутно изнутри
В твое лицо, рассекши скулой кожу,
В ключицы, что раньше и видны
То не были под майкою особо...
Остекленевшие глаза, толкнув в мешки.
Только рука, тактильная блудница,
Могла бы вспомнить, было бы зачем.
И от стыда зардевшиеся лица
В ладонь уходят каждый тощий день,
Когда ты тот же в гигантской гордой глыбе
Шагаешь по небу, влача с собой кресты,
Ты думаешь, что души не постынут...
Но ребра кроют черные сады.