Любимый город

Из всех городов на земле мне полюбился город на Неве, Ленинград. Впервые я приехала после училища в Благовещенске, что на Дальнем Востоке и получилось так, что я сразу очутилась на Дворцовой площади. Я приехала осенью, был дождь и дул ветер с Невы. Было холодно, я замерзла и устала от дороги с чемоданом. Оказывается, я направилась не в ту сторону и села не на тот автобус. Мне объяснили терпеливо, как и куда пересесть, чтобы добраться до общежития на проспекте Стачек. Я не имела ни малейшего понятия о городе, как ехать и куда. Подошел автобус и я, чтобы не мешать большинству пассажиров, направилась к первой двери автобуса и тут же услышала по громкоговорителю, вы тут еще корову прихватили бы, лезите с чемоданом в первую дверь! Я заплакала, а пожилая женщина в шляпке меня успокоила и сказала, что водитель невежливый человек, не обращайте на него внимания. Она спросила, куда я еду и ласково объяснила, как доехать и где выйти, через сколько остановок. Я была смешная, наверное, в платочке и в болоньевом плаще. Мне было тогда 18 лет, на вид 16.
Я благополучно доехала до общежития, получила комплект постельного белья, одеяло, подушку и ключ от комнаты, где должна была жить целых пять лет! Я оглядывалась вокруг и начинала любить свое общежитие. Коридор был похож на проспект, длинный, пол, покрытый паркетом. Каждую неделю приходили полотеры и со своей машиной начинали наводить блеск на паркет.
 Но самое большое впечатление произвел на меня институт. Во дворе стоял памятник Ушинскому. А над входом во двор института помещалась арка с лепным изображением пеликана с птенцами. Пеликан вырывал из своей груди себя и кормил птенцов. Это было симолическое изображение учительского труда, призвания учителя. Это я запомнила на всю жизнь. Мой корпус шестой, художественно-графический факультет, он мне тоже понравился. Раздевались мы в подвале и поднимались на третий этаж по высоким мраморным ступеням, предварительно оглядев себя в большое зеркало. Двери в аудитории были высокие, как и сами аудитории. В туалете стояло большое зеркало, а на дверях медные извилистые ручки. В широком коридоре висело расписание всех занятий, новые названия дисциплин. Занятия теорией искусства звучало так значительно, что у меня перехватило горло. Напротив стояли ученые звания и фамилии преподавателей. На нашем курсе преподавали выпускники Академии имени Репина, настоящие свободные художники, профессора. Боже мой! Как мне это нравилось! Как мне хотелось учиться и набираться ума-разума у светил! Лекции по истории искусства читал нам Герман Михаил Юрьевич, тот самый Герман, отец которого Юрий Алексеевич Герман написал такие книги, как "Дорогой мой человек", "Все остается людям", "Наши знакомые" и другие. По ним сняты фильмы с известными артистами. Сам Михаил Юрьевич написал книгу тогда про художника Жерико. Книгу я нашла в библиотеке и несколько раз перечитывала ее с трепетом душевным. В институте была фундаментальная библиотека! О, сколько же здесь было книг. Море и все по полкам и каталогам. Тихая уютная атмосфера читальных залов и ...книги, книги! Как я любила бывать в фундаментальной библиотеке!
 Еще я любила гулять по Невскому  между парами, когда был большой перерыв, на целых сорок минут. Можно было успеть забежать в кафе "Минутка" на Невском проспекте и сытно перекусить куриным бульоном, печеным вкусным пирожком, салатом, какао или кофе с молоком. Самые любимые предметы в институте были рисунок, живопись, графика, композиция и история искусства, которую вел кандидат искусствоведения Герман М.Ю. Это был красивый молодой мужчина, элегантно одетый, с негромким  голосом и сдержанными манерами. На манжетах его рубашек сияли таинственно дорогие запонки. Ходил по коридору он в длинном плаще, в шляпе и с тростью. Было что-то от Джеймса Бонда, но интеллектуального. Мы заслушивались его лекциями, слушали, затаив дыхание. Как он читал! Это было что-то невероятное захватывающее. Я старалась записывать каждое его слово, укорачивая слова, а после расшифровывала вечерами. У меня было две тетради по искусству. Одна та, на которой я торопливо писала знаки и очень укороченные слова, чтобы успеть за говорящим. Вторая была медленно и красиво заполненная уже без укорачиваний и знаков, все предложения полные. Мои однокурсники удивлялись, как я хорошо и полно пишу лекции. Иногда я давала им переписать их. Часто занимались с преподавателем в Эрмитаже по понедельниками или в Русском музее около картин. Каждая картина художника на месте экспозиции расшифровывалась и объяснялась. Так знать свой предмет может только выдающийся ученый!  Лекции подвигали самим искать материал в библиотеке, писать рефераты, курсовые, готовиться к зачетам и к экзаменам. Рисовать я часто бегала в вечерние классы в Академию имени Репина. Там, по длинным извилистым коридорам Академии мне казалось, что за поворотом навстречу мне движется известный художник в крылатке, например,  идет молодой талантливый художник Федор Васильев или знаменитый Брюллов! Что бы я сделала, если бы это произошло на самом деле? Я бы тихонько рукой дотронулась до его крылатки или плаща и была бы вполне счастлива, что прикоснулась к великому художнику!
Я никогда не забуду Ленинград и Невский проспект на закате солнца летом и осенью, когда стояли теплые деньки. И солнце нагревало булыжники и они казались румяными и спелыми от солнца. Мы бродили по Невскому проспекту, по площадям и улицам и уже знали, что этого больше никогда не будет, не повториться. Это была наша юность и наша студенческая счастливая пора. Я запоминала дома, площади, повороты, улицы, мостовые, все то, что встречалось на пути и дышало ленинградским воздухом. Мой любимый прекрасный город! Ты исчез в дымке лет, но в памяти остался навсегда лучезарным и сияющим!