Письмо графомана

Жанна, сегодня утром случилось горе.
Мой старый пес, бродяга, но не то чтоб очень плох,
Сбежал со двора, на отмель, к морю, и вскоре
издох.
Я знаю, писать об этом странно,
Быть может кажется, что это — пустые разговоры,
Что я в похмелье, горячечном бреду.
Ведь это все равно что говорить,
Что сад зарос, когда садовника cвезли на скорой.
Что утром солнце встало.
Но я пишу тебе, иначе — не могу, —
Ведь он, плешивый командор без лапы,
Будил меня с рассветом к сенокосу.
Когда я уезжал, бежал за мной до трапа.
А я ведь даже мог отвесить, и он брехал,
но терся о коленки мокрым носом.
И ну бы его к лешему, характер скверный,
Но вот как третий час в гортань нейдет обед.
Он был мне верным, теперь же хоть стреляйся.
Но друга нет, и пистолета нет.
Когда опять рука запросит неугомонного пера,
Я напишу про фикус.
Совсем зеленый, а зацвел вчера, хоть нет ему и года.
Прости мне эту жажду графоманства.
Я знаю, я писака, не поэт.
Я прекращу писать, ведь скоро эти письма
заполнят ящик моего комода.
Ты знаешь, Жанна, воля с постоянством сильны во мне:
опять при встрече не скажу тебе «привет».
Весна не за горами, Жанна.
Все раньше с каждым годом c кровли сходит снег.
Не успеваю снять, капель стучит в стекло...
Ну, вот, опять... Намажу ручку йодом.
А впрочем... Так пройдет.
Ведь у тебя прошло.