ОТЦУ и Отчизне

Находясь в бане, я с жалостью смотрел на обезображенные рубцы Отца в области лопаток. На фото мой Папа в битве под Москвой, со своим пушечным расчетом. Потом оборона, наступление и битва под городом Орёл, ранение и нам похоронка. Через три месяца встреча и лечение в госпитале Новосибирска.

Я мою развороченную спину,
Пули здесь прошли все, прямиком.
Приняла грудь, они тогда на вылет,
Спину разорвали, словно дом.

Из танка немец, бил прямой наводкой,
Строчил без жалости, огромный пулемёт,
И надвигалась вся эта махина,
На нашу пушку и упавший взвод.

С гранатами отец встал на дороге,
Успел их бросить, тут же был прошит,
И он упал, в окопе у порога,
Землёю развороченной зарыт.

Снег засыпал и танк, и офицера,
Что навсегда остались на земле,
А следом шли собаки – санитары,
Живых искали в городе Орле.

Сочилась кровь, окрашенная снегом,
Собаки рыли, молча, не спеша,
Настойчиво, они не уходили,
В надежде верной, там живых достать.

И стон тяжёлый слышат санитары,
Открыта им багряная земля
И белая рубашка кровью алой,
Залитая, изорванная вся.

Отрыли и подняли офицера,
Ему лишь в документах 40 лет.
С пробитой грудью, сам себе не верит,
Он жив остался в гибельный момент.

Потом же медсанбат, а похоронка,
Пришла в Сибирь, как первый эшелон,
Ушёл вперёд и позабыл на долго,
Как лёг под танки, весь Игната взвод.

Жена Арина, детей всё сохраняла,
А Виктор – старший, добывал еду.
Работал на заводе, где металлы,
С войны везли в сибирскую тайгу.

Ему тринадцать лет лишь отстучало,
Но порох нужен, рыбу чтоб глушить,
Его тогда из бомбы добывали.
Она взорвалась, тело повредив.

И мать сейчас одна, в слезах и страхе,
Бросилася к сыну, чтоб спасать,
Разорванные кишки поднимала,
В надежде, доктор будет зашивать.

А Виктор: «Мама, я уж умираю,
Хочу я пить и дайте мне воды,
А Папа жив, я точно это знаю.
Ты, Мамочка, меня уже прости.»