В кварталах дальних и печальных
что утром серы и пусты,
где выглядят смешно и жалко
сирень и прочие цветы,
есть дом шестнадцатиэтажный,
у дома тополь или клён
стоит, ненужный и усталый,
в пустое небо устремлён,
стоит под тополем скамейка,
и, лбом уткнувшийся в ладонь,
на ней уснул и видит море
писатель Дима Рябоконь.
Он развязал и выпил водки,
он на хер из дому ушёл,
он захотел уехать к морю,
но до вокзала не дошёл.
Он захотел уехать к морю,
оно — страдания предел.
Проматерился, проревелся
и на скамейке захрапел.
Но море сине-голубое,
оно само к нему пришло
и, утреннее и родное,
заулыбалося светло.
И Дима тоже улыбался.
И, хоть недвижимый лежал,
худой, и лысый, и беззубый,
он прямо к морю побежал.
Бежит и видит человека
на золотом на берегу.
А это я никак до моря
доехать тоже не могу —
уснул, качаясь на качели,
вокруг какие-то кусты
в кварталах дальних и печальных,
что утром серы и пусты.
Свидетельство о публикации №115050301831
Два художественных пространства - реальное (знакомые каждому серые пустые кварталы) и идеальное (сине-голубое море с золотым берегом) - конечно же, противопоставлены, но что это, неоромантизм? Эпитет «пусты»/«пустое» трижды повторяется в стихотворении - вот он реальный мир, это вовсе не романтическая экзотика, а вполне себе серая повседневность, которой окружены многие из нас, среда, душащая всё живое внутри каждого из нас. Да и измельчал как-то лирический герой, поэт, нет в нём силы для борьбы, он словно сдался в борьбе с несовершенством внешнего мира и видит мир прекрасным только в состоянии искаженного восприятия мира. Нет, это не сильный романтический герой, а слабый маленький человек, протестующий, может быть, первый раз в жизни («из дому ушёл»).
Для меня это стихотворение исполнено безысходностью. Оно красивое, что-то переворачивающее в душе, оно вызывает сочувствие, боль, сострадание, негодование. А не чувства ли должно вызывать настоящее искусство?
Виталий Свобода 30.09.2024 01:59 Заявить о нарушении