Румбы шкипера сверкающих красок

( кубо-эссе о концептах живописи и графики  заслуженного художника России Данилы Меньшикова)*

Мастерская

 Новосибирск это вам не Дрезден Цвингера, замковая Бавария или органно-баховский Эйзенах. В Новосибирске есть что-то и от Спилберга с его «Космической одиссей», и от  фантазий Кондратюка, строившего элеваторы и создавшего формулы, пользуясь  которыми американцы слетали на Луну. Галерея современного искусства здесь расположена в здании архитектора Крячкова. Этот шедевр архитектуры украшают не барочные завитки, а скульптуры рабочего  и пахаря на кровле.
   В Новосибирске–на каждом шагу прижавшиеся одной из граней  к земле, либо поставленные вертикально супрематические параллелепипеды обращённых в гипермаркеты заводских цехов и офисных центров соседствуют с  деревянно-бревенчатой архаикой частного сектора, аскетически - прагматичными «хрущёвками» и застройками пятидесятых-шестидесятых годов в духе столично-московского ампира.         
   Поэтому вход в мастерскую  Данилы Меньшикова, в доме, на углу которого прикреплена мемориальная доска, посвящённая  памяти его отца-скульптора, всегда воспринимался мною как двери в иную реальность.  Этот вход расположен у зева конечной станции метро, на краю площади, временами превращающейся в ярмарочную, карнавально красочную толчею, с бесконечными торговыми палатками, уличными музыкантами и непрерывно куда-то спешащим человейником. Площадь - глоток свободного от сплошной застройки  округлого пространства, похожего на взлётно-посадочную площадку  НЛО. Вот здесь и пролегает невидимая грань.
 Стучу в потемневшую деревянным своим обрамлением дверь. За завитками небольшой решётки и гофрированным стеклом появляется силуэт  хозяина. Отворяется засов. Вхожу. И всё…

  В мастерской –все совершенно иное. Здесь слитный, текучий  внешний мир, внезапно, словно ртуть из разбитого градусника, дробясь,  разлетается на сверкающие шарики. Странно, но любой принесённый художником в его мастерскую предмет из мира по ту сторону дверей, попав сюда, становится чем-то многосмысленным, неисчерпаемым в своих философских значениях.      
 
Воо-брОжЕние

 Данила Меньшиков создаёт свой мир задумчивой иронии из самых обыденных предметов. Чаще всего это  откровенный хлам. Ржавый ключ. Подобранная на берегу Оби обточная волнами до бивнево-мамонтовой белизны кривая палка, называемая у нас - «плавень». Шкворень от деревенского забора, почерневшая суковатая доска «заплота», изъеденная жучками -древоточцами. С этими тронутыми патиной времени предметами могут соседствовать перламутрово посвечивающая  морская раковина, кофемолка(холст -«Кофемолка»), альбом с репродукциями полотен старых мастеров, зашедший в гости попить чайку, погреться , поболтать  друг – поэт, собрат –художник, почитатель таланта, намеревающийся приобрести полотно.

 Задержавшись здесь на часок, можно увидеть, как  работает воо-брОжЕние художника. Как, захваченные кружением и бродиловом  фантазии предметы, мало -помалу начиная двигаться, перемещаются сначала на эскизные графические наброски, затем - на  холст. И уже там, образуя иную реальность, превращаются в мир полусновидений.
Попав нынче летом в Феодосии в дом-музей Александра Грина, я вдруг как бы очутился внутри пространства,  созданного вдохновением Данилы Меньшикова. Меня окружали  устремляющиеся в никуда парусники, города – фантазии, пиратская бутылка рома на натюрморте, где  Гулливероподобное вместилище алкоголя   нависает над  лилипутом-корабликом, штурвал, пеньковый канат.  (Холсты -«Одиссея», «Галеон», «Парусник», «Воздушный корабль», «Лодка» ,"Викинг", "Морской натюрморт»).    
Мастерская художника – как бы  трюм галеона, соседствующий с книжным магазином, на верхних палубах которого жилые площади с их подробностями быта. В новосибирской мастерской Данилы Меньшикова есть напоминающие капитанский мостик антресоли, лесенка, на которой можно присесть, радом с парусами портьер. А в последний раз я видел натянутое посреди мастерской полотнище, почти полностью имитирующее кливер. Доски антресолей походили на борта битой штормами «посудины» , шум большого города за окном доносился плеском волн, разрезаемых килем, а мольберт с установленной на нем новой работой выглядел мачтой с реями и гротом на них. 
   Картину дополняли парящая на вантовых подвесках под потолком сотворённая из подручных деревянных фрагментов белая ворона, кукла с крылышками ангела, больше похожего на раёшного Петрушку. Всё это, конечно же, окутывал  истекающий из пенковой трубки художника  дым раздумий.
 



Дым из трубки

 Куда может забросить воображение  фантазёра, враля, пересмешника при взгляде на обычную       курительную трубку? Особенно, если у неё искусан чубук, она пропахла копотью сгоревшего в её вулканическом жерле табака, если на ней вырезана морда чёрта, или какого-нибудь  мифического существа.  Дым из этой трубки  может обрести очертания галеона, замка,  города-грёзы. А этот фантастический сиреневый туман, в своём обратном движении джина в лампу Аладдина, в свою очередь может  произвести на свет вереницу подобий.  Шкипера на борту каравеллы. Детектива  с лупой в руке, который с дотошностью дактилоскописта изучает крыло бабочки. Лукавого сказочника. Художника в его мастерской, замершего у холста, на котором прошедший сквозь призму тумана  внешний мир разлагается на атомы цвета.
 Лютыми сибирскими зимами, когда, омываемой противоборствующими антициклонами раковиной, город, подобно ампулярии в аквариуме, попыхивает трубами-дыхалами  ТЭЦов, чтобы согреться, и в мастерской становится прохладно, трубка становится и мини-русской печкой, и  средством прогрева от насморка.   
 (Холсты из цикла «Трубки», «Три трубки и табак», «Трубка Hans Cristian Andersen», «Белая кружка»,  «Датский табак», «Три трубки и табак».)

Раковина  и хоммуз

Привезённая из летней поездки на море, из путешествия в Тайланд, купленная  в сувенирной лавке или выловленная  с помощью ласт, маски и трубки раковина, многократно появляясь на полотнах Данилы Меньшикова, становится своеобразным картушем континентальной тоски по дальним странствиям.
  Однажды я зашёл к Даниле зимой  погреться после дальнего пути от ученика, которому  давал частные гитарные уроки. Вдруг Данила вынимает алтайский хоммуз – и начинает за нём «зудеть». Достаю из кофра гитару. Пытаюсь на ней подыграть, как на топшуре, однообразно и заунывно, как алтайский кайчи. Получается блюз степняка-горца. Лежащая на столе морская раковина напоминает и о том, что, возможно, это одновременно и пиратская песенка или плачь старого ловца жемчуга. Или шаманское  камлание для отпугивания злых духов.
   Новосибирск, Барнаул, Бийск  расположены на берегу горного океана, который своими хребтами-волнами, накатывает на степь. Алтай, переходящее в пред-Тибетье плато Укок, с вмороженными в ледники мумиями скифских царей, - всё это неожиданно перетекает  на холсты художника. Не буквально, а  трансформациями и пространственными искажениями  «звериного стиля», жаром сверкания  артефактов археологических раскопок, превращением в орнамент, петроглиф и даже иероглиф всего что попадает в ЕГО воо-брОдильню.
 
 Рисовать, не отрывая карандаша от бумаги, писать на холсте, переплавляя цвета и пространственные формы в свой неповторимый,  и в то же время заполненный цитатами вечных образов, мир. Говорить языком мифов. Писать, размышляя о вечном, надмирном. Может быть, всё  это от путешествий на Алтай, который Данила исколесил ещё на советском джипе- «уазике», по молодости, добираясь до тех мест в горах ,  до которых по некоторым легендам добредал в своём путешествии на Север Конфуций. 

  В полотнах и графике Данилы Меньшикова можно увидеть образы и фактуры, встречающиеся на замшелых камнях скал Чуйской долины, хранящей память о временах великого переселения народов.
  Это «питроглифическое» письмо- как бы требующая непрерывности музыкальная импровизация на хоммузе: что вижу , о том пою. Эпос, слагающийся из вещей, ставших богами. Художника интересуют по-ДРОБности в их мерцаниях вечных смыслов и многозначностей. Дробя обыденное на кванты света, художник синтезирует из них прекрасное и надмирное. 

Прекрасная дама
 
 В разнообразных ракурсах запечатлённые кистью  художника Дамы в шляпах –  одна из самых  хитовых тем Данилы Меньшикова. Иногда женские образы являются и без похожих  на бисквиты, парусники или сказочные города шляп, но зато с причудливыми прическами или в короне королевы.  (Холсты - «Цветочница», «Симона», «Девушка в шляпе», «Девушка с брошью», «Масленица», «Принцесса», « Ясное утро», «Лик», «Королева»,  «Дамочка», «Запах моря»,  «Карнавал»,  «Девушка в шляпе», «Девушка»). Длинные шеи, в которых искусствоведы и культурологи усматривают  цитату из Модельяни, друг-художник назвал «колоннами в храме Диониса»(холст «Античные колонны»). Впрочем отправляя  привет изобретателю термина «либидо»( холст  "Привет З.Фрейду"), художник  тем самым как бы подчеркивает, что в области сумеречно-психиатрического и даже психоделического , его, конечно,  интересуют химеры подсознания. Но не всякие , а именно архетипы прекрасного. Их сверкающие переливы, их музыка,  перекличка, фуга, контрапункт. 
 Парадокс. Прекрасные Дамы Данилы Меньшикова более эротичны, чем   дополняющий эту «серию»  цикл ню( холсты - «Даная», «Фрида»).  Магию этих портретов «женской загадки» на выставках картин Данилы Меньшикова приходилось наблюдать не единожды. Женщины смотрятся в них, как в зеркало, и узнают себя. Хотя буквального сходства нет и в помине.
На одном из холстов у плеча  Прекрасной Дамы невесомо парит морская раковина. Так  художник умеет высказаться по поводу того, о чем не скажет   даже обнажённое тело натурщицы. 
Холст «Коломбина»  -как бы вынесенная за скобки ирония художника, возможно, неявно полемизирующего с набоковским лолитизмом. Прекрасная дама может быть и загадочной маской карнавала, и смешной, трогательной клоунессой. Эстампы , изображающие женщин верхом на мифических животных, кентавриц и русалок –ещё один оборот той же темы уже в шарманочно-раёшном варианте. (Холст –«Шарманка», эстампы «Русалки», «Европа».)   


  Рыцарь- велосипедист
 
Рыцарь появляется везде, где есть Прекрасная Дама, конь или ветряная мельница. Но насколько я помню, Данила никогда ни с кем не воевал, что-то до хрипоты доказывая. Просто рисовал.  И лишь один раз я видел его изрядно рассерженным, когда его сын, тоже теперь уже художник , серьёзно занимающийся анимацией, попал в «замес» на рок-концерте. Понятно, что и замки присутствуют повсюду, где есть Рыцари и короли.
В то же время рыцарь может пристегнуть свой замок  к багажнику и тогда прекрасное защитят от грязи  жестяные латы- крылья( холст « … велосипедист»). Этот образ в каком-то наоборотном виде воспроизводит сюжет песенки основателя группы «Пинк Флойд» художника, поэта, музыканта Сида Баррета про велосипедиста и его двухколёсное средство передвижения с корзинкой. И в то же время напоминает ностальгический образ детства – украшаемые на праздники цветными нитками колеса велосипедов, превращающиеся во время движения колонны демонстрантов в кружащиеся радуги.   

Дом в деревне

Абрашино –это что-то вроде подмосковного Абрамцева на свой манер. В Абрашино можно попасть, проделав от Новосибирска путь в 120 километров до районного центра с говорящим названием Ордынское. А от  него до места - на пароме.  Эта  сибирская деревня  припряталась от городской суеты в  Караканском бору и помнит времена первых казачьих поселенцев, ставивших здесь на отвоёванных у татар -кучумовичей  берегах Оби остроги. Отсюда до Алтая уже рукой подать, но – дебри непролазные. Новосибирские художники  Виктор Савин, Николай  Мясников, поэты  Вячеслав Михайлов и  Владимир Берязев  поселились в полузаброшенной деревне, образовав нечто вроде художественной коммуны, отшельнического скита, святилища природы.  Тогда и образовался цикл работ в лубочно-шутейном стиле, затем вылившийся в выставку под названием «Деревенский синдром».
Абрашино –это больше чем дача, выезды на пленэры, это погружение в ещё одну параллельную реальность. (Холсты – «Ябеда», «Сплетня», «Матушка- печка», «Чай со смородиной», «Большая рыбалка», «Паромная переправа», «Тотем».)
  Строчка Славы Михайлова «Спит в заливе Тициан», размышления о древних тюрках и кержаках-отшельниках,  медитация в состоянии «Одинокого я»(рассказ Коли Мясникова): «Я сидит. Я стоит. Я бегает.»
  За сочинением и рисованием порой не хватает спиртного и съестного, завезённого из областного центра, тогда приходится идти на паром и отправляться в районный центр Ордынское. Потом на закуску идут пойманные Колей щучки-шурагайки и его байки про то, как курочка несла скучающей бабушки яички, как дед тайком от бабки  обматывал картохи уже  очищенной кожурой, втыкал на место «глазки», а бабка изумлялась: надо же -сорт какой!  (Книга уже ушедшего из жизни Николая Мясникова «Мои соседи знают Париж»).
             
То-ТЕМЫ

То-ТЕМЫ живописи и графики Данилы Меньшикова родом из художественных мастерских,  литературных салонов и неформальных «ночей и шумных сборищ»(Борис Пастернак) творческой интеллигенции Новосибирска. Окружавший художника все эти годы питательный раствор может показаться смешением несоединимых ингредиентов. Среди его друзей оказались  литераторы и художники метаметафористы, концептуалисты, наивисты  и нео-обэриуты, искусствоведы и журналисты, активно приветствовавшие формальные поиски и  новые работы художника.  Последователи Хармса, Заболоцкого, Введенского, Константина Кедрова, эстеты хорошо знающие классическую и современную живопись и  литературу заполняли залы его выставок. Любые цитаты вечных образов «прочитывались» влёт, как бестселлер с лотка в книжном развале.   На его выставках  фуршетились, обсуждая прочитанных Кафку, Умберто Эко, Борхеса, Маркеса, рассуждали вслух о магическом реализме,  читали только что написанные стихи.  Выставка «Бабочки» в «Альт-галерее», которая располагалась в пространстве под лестницей старого, ныне снесённого, здания филармонии, помнится,  превратилась однажды в нескончаемый джем- сэйшен. Его выставки спонтанно превращались в пресс-конференции. Журналисты ловили каждое слово Данилы. Небывалый энтузиазм проявляло телевидение. Почитатели и почитательницы таланта, счастливые уносили домой буклеты и альбомы  с репродукциями и  своеручными автографами рисовальщика-живописца.

   80-е, 90-е годы были для Новосибирска расцветом  вышедшего из подполья художественного андеграунда. Поиски  группы художников(многие из них сочиняли и тексты) , объединившихся в проекте «Белая галерея», оказались по духу близки Даниле Меньшикову. Тяготение к алтайской культурной архаике Сергея Дыкова, или  путешествия вглубь себя Николая Мясникова  были созвучны и Даниле. Круг художников и поэтов как бы охватил некий мировоззренческий резонанс, произведения самых различных жанров интерферировали, перетекая друг в друга.   Строчки  Сергея Дыкова из его рисованной книги-самоделки   «В паутине паучка  по ночной звезде тоска» скажут о эстетике метафорически- метафизических  сближений и совмещений этого художественного направления больше, чем объемистый  культурологический трактат.

Ремесло
   
 Небольшая столярка, оборудованная в закутке мастерской - с пилами, дрелями и рубанками поведает о миро-видении Данилы Меньшикова больше, чем слова, выпытываемые журналиюгами и журналессами. 
Он начинает работы с сооружения подрамника, поэтому они у него всегда либо нестандартно продольно-вытянуты, либо как-то не совсем квадратно опрямоуголены.
 Разглядывая кисти, карандаши, тюбики и баночки с красками в его мастерской,  можно увидеть исходные ингредиенты его фантазий, но  как из всего этого рождаются масляная живопись, графика, офорты, акварели? Почему так необычно мерцают и светятся краски  гуаши, темперы, акрила, авторской и смешанной  техник? Как рождаются его легенды  (холст «Легенда»), изо-баллады и арт-абстракции? Появление полной подтекстов и «закадровых смыслов» авторской техники он объясняет  просто: в процессе изготовления литографий - изумился тому, как смешиваются смываемые с матрицы краски –и стал делать что-то подобное уже осмысленно. 


Кентавр

Данила не любит теоретизировать. Хотя он балагур и двумя словами может нарисовать картинку столь же точную, как и росчерком карандаша на листе бумаги. Он любит соединять несоединимое, превращать обыденное в фантастическое.
Холст «Centaurora» , на котором три всадника срослись с конём, многочисленные кентавры и кентаврицы –как бы апофеоз стремления к соединению, склеиванию, сшиванию  как родственного, так и нестыкуемого, противоположного.  Искусство его карнавально (Холст "Карнавал"), празднично, жизнеутверждающе и в то же время философично. «Vita brevis» -назвал он одну из своих выставок. Но как бы жизнь ни была коротка, сила таланта художника может обратить каждое её мгновение в вечность. Так пространство холста побеждает время.
  Видение мира Данилой Меньшиковым  предметно и абстрактно одновременно ( Холсты "Аммониты" "Сыр, кофе, орехи"  "Таганок").  Не только его творения, но и сам художник, сумевший соединить ремесло с поэзий, его образ жизни –без сомнения произведение искусства и эстетическая ценность. И это уже не миф. Это можно «потрогать». Ну хотя бы взгладом…

*В мае 2015 года  в Германии проходила выставка работ нашего художника.
 
Юрий ГОРБАЧЕВ, действительный член Добровольного Общества Стрекоз(ДООС),Зауралоптерикс, охраняется ЮНЕСКО.