Мат - не наш формат. Мат - молитва демонам

Копирайт.
Источник:  http://literature-edu.ru/voennoe/14308/index.html?page=8
Василий (Фазиль) Ирзабеков

Хула или скверна?

Молитва демонам

  «Положи, Господи, хранение устам моим...»"" - эти слова из Давидова псалма приходят на память всякий раз, когда приступаю к этой теме. Сердце заходится от смятения и боли, но и молчать не­вмоготу. А потому: Господи, помилуй!

   Итак, речь пойдет о позорнейшем явлении на­шей с вами жизни - о сквернословии и мате. Увы и ах, но с некоторых пор эта грязь стала еще и неким штампом, чуть не всенепременным атри­бутом русскости - вроде пресловутых мишек да балалаек, водки да селедки. Какой ты, дескать, мужик, ежели не можешь загнуть эдакое?! Дошло до того, что примадонна российской эстрады на своем юбилейном концерте, который трансли­ровался по общенациональному каналу телеви­дения для многомиллионной аудитории, позво­лила себе лихо пропеть матерные частушки.

  «Будь проще!» - зазывно увещевают нас с мно­гочисленных рекламных щитов осклабленные, напомаженные красавцы... Только проще уж не­куда, простота эта и впрямь куда хуже воровства. Сквернословие проникло в наши жилища и дво­ры, школы и улицы, укромные уголки тенистых скверов и бескрайние поля, сам воздух России, кажется, напоен до предела миазмами этой за­разы. Сквернословят стар и млад: отцы семейств и хранительницы очага, подрастающие мужчи­ны и будущие матери, мальчики, недавно рас­ставшиеся с памперсами, и ангелочки с белоку­рыми локонами. Причем слабая половина нашего общества (ею почему-то упорно продол­жают считать женскую) ныне дает фору муж­ской. Ожидающие своего благословенного появ­ления на свет Божий младенцы еще в утробе своих матерей вместе со смрадом удушливого сигаретного дыма заглатывают грязь брани. Слово, предваряющее их начало, омерзительно и богохульно.

 Как тут не вспомнить наставление святого апостола Петра, обращенного к женщинам и призывающего их к высокой миссии спасения своих ближних. Только вслушаемся: Также и вы, жены, повинуйтесь своим мужьям, чтобы те из них, которые не покоряются слову, житием жен своих без слова приобретаемы были, когда увидят ваше чи­стое, богобоязненное житие (1 Пет. 3, 1).

  Как видим, женщина во все времена была важ­нейшей опорой семьи, этого, по слову Святых Отцов, осколка рая на земле - а значит, и Церк­ви, государства, мироздания. Если же русская женщина утрачивает свою воспетую в веках свя­тость, на что более рассчитывать? Или, памятуя слова Спасителя: Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою? (Мф. 5, 13).
Мат - явление не русское!

Хочу сразу поставить все точки над «i» и вы­сказать свое мнение, которое кому-то может по­казаться невероятным. Однако я убежден, что в русском языке мата нет и быть не может. Да-да, вы не ослышались, мат лежит за пределами, за дальними границами той благословенной терри­тории, которая зовется великорусским языком. И вот почему.

  Вспомним, на богородичных иконах Царица Небесная изображается, как правило, с тремя восьмиконечными звездами: на челе и на пле­чах. Это не просто украшение, а графические символы одного из самых сокровенных Таинств нашей веры - Приснодевства Пречистой до, во время и после Рождества Спасителя. Потому и в Каноне Ангелу Хранителю взываем к Богоро­дице со словами: «Святая Владычице, Христа Бога нашего Мати, яко всех Творца недоуменно рождшая...» Никак по-иному об этой величайшей тай­не не скажешь. Ведь «недоуменно» - это указание на то, что она недоступна человеческому уму.

Т  ак вот, орды завоевателей, захватившие Рус­ские земли, но так и не сумевшие покорить душу русского человека по причине непостижимой для них веры его во Христа и верности Ему, пося­гали на то, что злой варварский ум ни понять, ни принять не в состоянии, - на Таинство Боговоплощения. Да-да, именно об этой нашей Матери вели они свою похабную речь, это на Ее Небесную чистоту покушались они своими погаными уста­ми. Закономерно поэтому, что ругань именуется еще и инфернальной лексикой, ведь «инферна» по-латыни означает «ад».

Именно по этому поводу сокрушается святой апостол Павел: Никакое гнилое слово да не исходит из уст ваших, а только доброе для назидания в вере, да­бы оно доставляло благодать слушающим (Еф. 4, 29).

  Кого же в таком случае хулят те, кто без вся­кой тени сомнения считают себя русскими?! Ту, что Своим честным омофором покрывала нас в лихую годину татарского ига и неистовства тевтонцев, коварных поляков и озверевших фа­шистов - словом, мрази всех мастей, которых на Святой Руси перебывало тьмы и тьмы. Ту, пред Чьим Пречистым ликом тысячелетия возжига­ем свечи, моля о заступничестве, о даровании Божией милости. Ту, пред святым образом Кото­рой горячей коленопреклоненной молитвой сонмы наших святых отмаливали и продолжа­ют отмаливать Русь. Ту, молитвами и предстательством Которой пред Сыном, Господом на­шим Иисусом Христом, и стоит доныне Россия. Ту, Которую Михаил Лермонтов назвал «Теплой Заступницей мира холодного».

  И разве не к Ней до последнего дыхания, ради собственного же спасения, взываем: «Радуйся, Радосте наша, покрый нас от всякого зла честным Тво­им омофором!»

Справедливости ради следует признать, что в целом ряде преимущественно тюркских язы­ков слова, звучащие в русском языке как сквер­ные, таковыми не являются. Правда и то, что в этих языках нет матерной ругани в том виде, как она принята у нас. Могут, правда, оскорбить конкретную родительницу отдельно взятого че­ловека, но это, как правило, приглашение к жест­кой расправе, если не к смертоубийству, - поэтому не раз подумаешь, прежде чем обругать кого-то, даже сгоряча. И только в конкретном историче­ском контексте, обращенные иноверцами к заво­еванному ими, поруганному русскому человеку, слова эти приобрели в сознании последнего бо­гохульный, оскорбительный смысл.

Однако эти времена давно прошли. Не наста­ло ли для нас время сообща перевернуть эту по­зорную страницу? Ведь больнее всего, как мы уже говорили, когда бьют по самому сокровенно­му, самому высокому, самому дорогому. Да, у них мата нет. Но нет и Богородицы.

  К слову, в азербайджанском языке слово «мат» означает состояние остолбенения, шока, что роднит его с известным шахматным термином. И как было бы здорово, если бы все мы и в са­мом деле испытывали шок, услышав матерную ругань.
Займемся недоумением!

Оказывается, такие качества, как застенчи­вость и целомудрие, могут относиться не только к человеку, но и к языку, каковым и является язык русский. В нем попросту нет слов, обозна­чающих близость мужчины и женщины (понят­но, что речь в данном случае идет не о гинеколо­гических терминах). Досадно слышать, когда молодые люди сводят всю головокружительную гамму чувств друг к другу к донельзя опостылев­шему заокеанскому понятию сексуальности, похо­же, напрочь позабыв такие хорошие русские сло­ва, как «желанный», «желанная». Что касается отдающего откровенной «скотобазой» и ставше­го (увы и ах!) привычным, в особенности в моло­дежной среде, выражения «заниматься любо­вью», то оно, мягко говоря, граничит с некоей неполноценностью.

Объясню, почему. Любовь, как известно, чув­ство. А «заниматься» чувствами - ну никак нельзя. Ими можно быть возвышаемыми, охваченными, обуреваемыми, подавленными... Но «занимать­ся»?! Это равносильно тому, чтобы, к примеру, «заниматься ненавистью». Представьте себе та­кой монолог: «Хочу до обеда позаниматься нена­вистью, а после планирую заняться жалостью. Ну, и перед сном, напоследок, позанимаюсь, так и быть, с полчасика недоумением - и на бочок!»

К слову, Священное Писание далеко от хан­жества. Но как же воистину достойно человека, а значит божественно, названа здесь физическая близость. Только вслушайтесь: познал жену! Ис­кусство, а не «занятие».

Современные пиарщики от рекламы посяга­ют не только на русский язык - они специализи­руются на иезуитской манипуляции нашим со­знанием, ведут войну с высокими понятиями, намеренно принижая, опошляя их, подменяя вы­сокое - низким, великое - ничтожным. Что такое «неземное блаженство»? Оказывается, всего лишь удовольствие от съеденной шоколадки!

Очередной ролик предлагает еще одно «бла­женство» - «для умножадных», где слово высокое и слово низкое по смыслу насильственно сплете­ны в уродливого монстра. Заметьте, даже прави­ла русского языка для этой манипуляции нару­шили, написав не так, как положено по законам грамматики: «умно-жадных», а создав новое сло­вечко-кентавр: «умножадных». Слова-уроды, слова-кентавры, слова-змеи, испускающие свой убийст­венный яд в сердцевину языка...

А взять утверждение: «Изменить любимому кофе то же, что изменить любимому мужчине!» - где смертный грех уравновешен с мимолетным вкусовым ощущением.

Только ли наше невежество - источник этих чудовищных подмен?

Священник Александр Ильяшенко в книге «Как защитить вашего ребенка?»1 приводит дан­ные из издания бывшего сотрудника спецслужб Джона Колемана «Комитет 300». В нем говорится о том, что Тавистокский институт человеческих отношений, входивший в состав Суссексского университета, и Калифорнийский научно-иссле­довательский Стэнфордский институт «создали специальные слова», предназначенные, в частно­сти, «для массового управления новой целевой группой, то есть американской молодежью», «со­знание которой планировалось изменить против ее воли». Делается это в полном соответствии с программой «Изменение образа человека». «Не­обходимо отметить намеренно вызывающий разделение язык... "Тинейджерам" и в голову не могло прийти, что все "нетрадиционные" цен­ности, к которым они стремятся, были тщатель­но разработаны пожилыми учеными в мозговых центрах Англии и Стэнфорда. Они были бы по­трясены, обнаружив, что большая часть их "кле­вых" привычек и выражений была специально создана группой пожилых социологов».

Таким образом, под разглагольствования о стихийном создании какой-то якобы особой «молодежной» культуры (а по сути - низменной субкультуры, которая стоит вне культуры) пла­номерно меняется образ человека. Неужели мы окажемся столь неразборчивыми и слабыми, что проглотим ядовитую наживку?

Не ругайся, братец, козленочком станешь!

Разве не слышим мы из пречистых уст Спаси­теля: Говорю же вам, что за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда: ибо от слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься (Мф. 12, 36-37). Именно поэтому первое же испытание, именуемое в Церкви мытар­ством, которое ожидает нашу с вами душу после смерти, - ответ за сквернословие, за словесную распущенность, за лексическую грязь. Так чем же, несчастные, оправдаемся, подойдя к неотврати­мому финалу?! Может, адский пламень - это еще и Великое Торжество Стыда, такого необходи­мого свойства человеческой души, загнанного сегодня в самый дальний, десятилетиями не ме­тенный угол?.. Когда все существо твое и вправ­ду будет сгорать от вселенского стыда и мучи­тельной невозможности что-либо исправить.

Ведь отвечать-то придется действительно за каждое слово. В том числе и за звучащее чаще многих иных оскорбительное слово «козел», ко­торым не пренебрегают сегодня ни стар ни млад. А знаете ли вы, что оно есть не что иное, как проклятие, адресованное ближнему?..

Священное Писание повествует нам о беседе Господа нашего со Своими учениками на горе Елеонской, когда приступили они к Нему с рас­спросами о кончине света и Его втором прише­ствии. И тогда, вслушиваясь в пророчество свое­го Небесного Учителя, услышали и такие слова:

Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей, и соберутся пред Ним все народы; и от­делит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов; и поставит овец по правую Свою сторону, а козлов - полевую. Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира... Тогда скажет и тем, которые по левую сторону: идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его... И пой­дут сии в муку вечную, а праведники в жизнь вечную (Мф. 25, 31-46).

К слову, Страшным этот Суд является именно по той причине, что судить нас будут по нашим страстям. Вот и получается, что, бросив в чей-то адрес незамысловатое, на первый взгляд, обид­ное словечко, мы, сами того не осознавая, тво­рим над ним суд, который нам неподвластен. Вспомним слова, сказанные Иисусом Христом в Нагорной проповеди: Не судите, да не судимы буде­те, ибо каким судом судите, таким будете судимы (Мф. 7, 1-2). Вот и получается, что адресованное ближнему как бы невзначай расхожее грубое словцо на деле оборачивается проклятием, об­ращенным... к самому себе!
Устами нечестивых разрушается град

Удивительные вещи рассказывают порой вра­чи, имеющие дело с парализованными пациен­тами. Даже когда, казалось бы, полностью поте­рян дар речи, некоторые больные произносят иногда целые тирады нецензурной брани. Как известно, человеческая речь передается по спе­циальным нервным цепочкам. Невольно напра­шивается вывод о том, что этот механизм не так-то прост и что в описанных случаях в дело вступают силы иного порядка. Какие - об этом можно лишь догадываться.

Как-то знакомый священник рассуждал о том, почему монахам надлежит ходить, опустив очи долу, как бы не видя и не слыша ничего вокруг. По той причине, что ничто из увиденного (или услышанного) не проходит мимо человека, а толь­ко сквозь него, оставляя нестираемый отпеча­ток, некое подобие матрицы, в самых потаенных глубинах памяти. Этим, наверное, и можно объ­яснить то встречающееся в медицинской прак­тике странное явление, когда под наркозом вос­питанные люди, никогда не прибегавшие к хуле и брани, порой сквернословят.

Об этом говорит в проповеди, произнесенной еще в 1945 году, святитель Лука (Войно-Ясенецкий): «Задача обуздания языка настолько трудна, что многие подвижники совсем отказывались го­ворить и становились молчальниками. А препо­добный авва Агафон для того, чтобы победить свой язык, отучить его болтать праздно, гово­рить слова нечистые, три года носил под языком камешек и тем сдерживал его». И далее святой и великий ученый продолжает свою мысль: «Часто при чтении паремий слышите вы такие слова:

Благословением праведных возвышается город, а ус­тами нечестивых разрушается (Притч. 11, 11). Что это значит? Как это может быть, что устами не­честивых разрушается целый город? Что же это, преувеличение премудрого Соломона или под­линная и глубокая истина? Это истина, которую вам надо знать. Надо вам знать, что сила слова человеческого огромна. Ни одно слово, исходя­щее из уст человеческих, не теряется в простран­стве бесследно. Оно всегда оставляет глубокий, неизгладимый след, оно живет среди нас и дей­ствует на сердца наши, ибо в слове содержится великая духовная энергия - или энергия любви и добра, или, напротив, богопротивная энергия зла. А энергия никогда не пропадает. Это знают все физики относительно энергии материаль­ной, которая во всех видах своих не теряется. Энергия духовная тоже никогда не исчезает бес­следно, она распространяется повсюду, она дей­ствует на всех. Устами нечестивых разрушается град потому, что злая энергия безудержного язы­ка их, нечестивого и богохульного, проникает в сердца окружающих людей, заражает воздух ду­ховный так, как воздух материальный заражает­ся всякими миазмами. Если миазмы порождают в нас болезни телесные, то миазмы злой энергии духовной отравляют наши сердца, наши умы, всю нашу духовную жизнь... А материальное благосо­стояние народа всегда тесно связано со здоро­вым и чистым состоянием души и сердца народа. Если благосостояние праведных распространя­ется над градом, если в сердца людей проникают их святые слова, то град возвышается, благосо­стояние духовное, следовательно и материаль­ное, также углубляется и возвышается. Если же царит в душе народа духовная зараза, исходящая из уст неправедных, то злая энергия пустых, гнилых слов разрушает град не только в духов­ном, но и в физическом отношении... Вот поэто­му так сильно говорит о языке нашем святой апостол Иаков...»

Участь злоречивых

Вслушаемся же и мы в эти проникновенные слова, с любовью и болью взывающие к нам се­годняшним сквозь тысячелетия: Кто не согреша­ет в слове, тот человек совершенный, могущий обу­здать и все тело. Вот, мы влагаем удила в рот коням, чтобы они повиновались нам, и управляем всем те­лом их. Вот, и корабли, как ни велики они и как ни сильными ветрами носятся, небольшим рулем на­правляются, куда хочет кормчий; так и язык - не­большой член, но много делает. Посмотри, небольшой огонь как много вещества зажигает! И язык - огонь, прикраса неправды; язык в таком положении нахо­дится между членами нашими, что оскверняет все тело и воспаляет круг жизни, будучи сам воспаляем от геенны. Ибо всякое естество зверей и птиц, пре­смыкающихся и морских животных укрощается и укрощено естеством человеческим, а язык укротить никто из людей не может: это - неудержимое зло;

он исполнен смертоносного яда. Им благословляем Бога и Отца, и им проклинаем человеков, сотворен­ных по подобию Божию. Из тех же уст исходит бла­гословение и проклятие: не должно, братия мои, сему так быть. Течет ли из одного отверстия ис­точника сладкая и горькая вода? Не может, братия мои, смоковница приносить маслины или виноград­ная лоза смоквы. Также и один источник не может изливать соленую и сладкую воду (Иак. 3, 2-12).

Рад бы утешить тех, кто в качестве оправда­ния готов сослаться на былое неведение. Про­блема, оказывается, в том, что незнание духов­ных законов, как выясняется, не освобождает от ответственности. И именно об этом с суровой категоричностью предупреждает святой апо­стол Павел: Или не знаете, что неправедные Цар­ства Божия не наследуют? Не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни ма-лакии, ни мужеложники, ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники - Царства Бо-жия не наследуют (1 Кор. 6, 9-10). Что и говорить -незавидная, горькая участь оказаться в этой страшной компании.

Вспомним, многие вульгаризмы и слова-сор­няки, прежде нежели получить «постоянную ре­гистрацию» в нашем с вами лексиконе, поначалу употреблялись нами же как некая легкая издевка над речью тех, кого мы невольно пародировали, подспудно выражая этим свое над ними превос­ходство: интеллектуальное, эстетическое, лекси­ческое. Да-да, та самая пагуба, изначальный извеч­ный грех гордыни, которому не откажешь в умении маскироваться подо что угодно.

Далее же случилось то, что и должно было случиться. Мы и не заметили, как словечки, про­износимые нами с подчеркнутой иронией, весь этот мусор: «чисто», «как бы», «конкретно», «в натуре», «ващще», «типа того», «короче», «вроде как» - тихой сапой вошли в нашу речь, безза­стенчиво вытеснив из нее нормальные русские слова. Как тот же пресловутый «блин», не сходя­щий с уст даже малышей, который - не будем себя обманывать - есть все та же слегка переина­ченная, вульгарная брань. Как и все эти «на фига», «до фига», «по фигу»... «Для непосвящен­ных поясним, - делится на страницах увлека­тельнейшей книги "От чего нас хотят "спасти" НЛО, экстрасенсы, оккультисты, маги" один из ее авторов Игумен N, - что "фига" означает имен­но ту часть тела, которую на древнегреческих статуях прикрывал листок фигового дерева».

Личина, как обнаруживается со временем, на­мертво прирастает к лицу. Вот и получается, что вовсе не безопасная эта штука - пародия.

Оружие массового поражения

Господствуй над языком, чтобы не умножить грехов твоих.

Преподобный Антоний Великий

Дают обещание сдерживаться, но снова и снова впадают в тот же грех.

Офицеры должны бы прийти на помощь па­стырям в борьбе с этим пороком. К сожалению, и сами они, многие из них, сквернословие за грех не считают. Хорошо, если бы высшие воен­ные начальники обратили внимание офицер­ства на этот порок. Надо помнить религиозную природу русской души: она не может жить без мистики, она черпает силы в мистических, ре­лигиозных настроениях, в молитве, в покаянии, в чистой совести. Она, слава Богу, как я выше сказал, чутка к требованиям совести. Она веру­ет, что Бог помогает тем, кто помнит заповеди Божий, лишает благодатной помощи тех, кто ос­корбляет Его грехом. Она смиренна по духу на­шей Матери-Церкви, воспитывающей нас в духе смирения. Такова в общем природа русской пра­вославной души. Надо стараться, чтобы русский православный воин был всегда готов вступить в бой с врагом его веры, царя и Отечества с чи­стой совестью. Это дает ему дерзновение упо­вать на помощь Божию. Известно, что нечистая совесть бездерзновенна. Сквернословие каждый воин считает грехом. Ругается по скверной при­вычке языка, но в душе, вспомнив Бога, говорит: «Прости, Господи». Вот и надо глубже запечат­леть в его чуткой душе сознание, что скверно­словие есть

тяжкий грех, лишающий его Божия благословения и помощи, что поэтому надо бо­роться с ним всемирно, дабы победить врага Божией помощью. Наш враг забыл Бога, не только не сдерживает, но и поощряет в своих солдатах всякого рода жестокость; он полагает, что чем более солдат ожесточен против врага, чем отча­яннее будет натиск, тем скорее будет одержана победа. Известно, что перед приступом, перед атакой германцы поят своих солдат коньяком и другими одуряющими напитками. Слава Богу, что наши христолюбивые воины в этом не нуж­даются. С крестным знамением, с твердой надеж­дой на Бога они идут в бой. Чем смиреннее пред Богом, чем покаяннее настроена душа воина, тем ближе к нему помощь Божия. Призыв к покая­нию, к сознанию своей греховности не может внушать уныния: уныние, по учению Святых От­цов, есть порождение гордыни, а покаяние - при­ближение к Богу и обновление духовных сил. Мы, русские православные люди, вместе с ца­рем Давидом твердо помним, что Господь - «не на силу коня смотрит Он, не к быстроте ног че­ловеческих благоволит, - благоволит Господь к боящимся Его, к уповающим на милость Его» (Пс. 146, 10-11). А потому и Церковь наша не пре­станет призывать к покаянию, к исправлению жизни как всех сынов родной земли, так и вои­нов христолюбивых.

Варнава (Беляев), епископ
Сквернословие: «площадная, матерная брань», «словесный эксгибиционизм»

Сквернословие - гнусный порок, который в Свя­щенном Писании приравнивается к смертному греху (см.: Еф. 5, 4-5). От него стонет мать-земля Русская, им растлены души и уста великих фи­лософов и писателей, которые еще стараются учить других добру и произносить вслух пре­красные слова, но никак не могут справиться с этой пагубной привычкой, оставаясь наедине, в кругу друзей, когда ничто уже не заставляет сдерживать себя.

Умалилась духовная жизнь - умалилась и про­поведь церковная. По ложному ли стыду, по бо­язни ли упреков за упоминание в храме такого «неудобь сказаемого» - да и несоответствующего обстановке - предмета, по отсутствию ли созна­ния его важности и приносимого им вреда при строении духовной жизни христианина или, на­оборот, с отчаяния, что все равно ничего не сде­лаешь против моря греха, но только подобная проповедь прекратилась. Где прежние Павлы, Киприаны, Василии, Златоусты? Где они, беспо­щадно, неумолчно обличавшие эту гнусность, из-за которой невозможно положить самое нача­ло спасения? Ведь есть растление тела и есть растление души, и поскольку душа превосходит тело, а слово есть самое ценное и высокое в чело­веке, отличающее его от скотов и уподобляющее Богу (сравни: Бог Слово), постольку растление души и осквернение слова - великий грех.

Срамословие - болезнь, которой заболевают, впрочем, добровольно. И как болезнью им зани­маются психиатры, и о происхождении его стро­ят свои догадки историки культуры, этнографы, антропологи. Даже филологи заинтересовались данным явлением. В настоящее время на Западе существует целая литература на этот счет: мно­готомные описания всего одной только вещи - полового акта у различных народов и во все времена, естественного и противоестественного, в сопутствующей обстановке которому иногда думают находить условия происхождения срамо­словия; затем различные словари, сборники ма­терных слов и выражений и тому подобное.

Конечно, скажут: это ведь в «научных» целях делается, а не ради удовлетворения страстей безнравственных людей, скупающих порногра­фические стихотворения, описания, картины, фотографические карточки и прочее. А я скажу: в том ли заключается ваша пресловутая наука, чтобы, надев профессорский вицмундир с док­торским значком на нем и вооружившись для приличия латынью, заниматься изучением того, о чем стыдятся говорить между собою и прости­тутки, когда они не заняты своим ремеслом? Не значит ли это под видом высокой цели занимать­ся тайком самым гнусным и тонким развратом? Диаволу, конечно, вовсе не нужно, чтобы писа­тель или великий ученый непременно по пу­бличным домам шатался и растрачивал тем свое здоровье, но ему гораздо интереснее, чтобы та­лантливый деятель, благодаря своим помрачен­ным способностям, растлевал людские массы. Если он погибнет, то погибнет только один, а ес­ли пустит в народ свои сочинения, отравленные тонким ядом греха, то погубит многих. Диаволу есть чему порадоваться... А вещи такого рода можно делать только под видом важного дела или даже добродетели. Вот и здесь - наука-де нужна, хорошая цель преследуется. Но если бы это было так, показать бы надо не только, в чем мерзость порока, но и как от него избавиться, да и религию бы надо к делу привлечь, послушать, что она скажет. Ведь это ее больше всего касается. Но ничего подобного не наблюдается. Следова­тельно, и все построение от демонов - сперва тон­ко обольщаются и растлеваются вожаки «куль­турного» человечества: ученые, поэты, писатели, а через них и общество, читающая публика.

Срамословие присуще всем векам, местам и народам. Порок этот есть наследие чисто языче­ское. Он всецело коренится в фаллических куль­тах Древнего Востока, начиная с глубин сатапин­ских (Откр. 2, 24) и темных бездн разврата в честь Ваала, Астарты и прочих и кончая классически­ми наследниками библейского Хама. Причем по­рок этот и какое-то странное тяготение к нему находятся в прямой зависимости от того, на­сколько близко стоит человек к Богу. И если он отодвигается от Божества, то тотчас же начина­ет входить в область сатанинскую и приобретать эту скверную привычку - призывать вместо Бога имя лукавого и вместо божественных вещей по­минать срамные. И удивительнее всего то, что человек, повторяя в XX веке по Рождестве Хри­стовом некоторые бесстыдные слова и действия, и не догадывается, кому и чему он этим обязан из такого же по счету столетия, но только до Рождества Христова.

Для примера возьму времена более близкие, классические, именно укажу на суеверные обы­чаи у греков и римлян. Чтобы оградить себя от враждебных демонов и дурного глаза, они с дет­ства уже навешивали на себя изображение бо­жества, культ которого был возложен на девствен­ниц-весталок, а состоял в непристойных словах, действиях и изображении того, от познания че­го девица превращается в женщину. Рекомендо­валось также «сплюнуть на сторону» или три раза к себе в пазуху или выразиться крепко с упо­минанием этого срамного божества. Так было более двух тысяч лет тому назад.

Но вот восклицание распропагандированных деревенских парней, рабочих, когда они толпой встречаются с духовным лицом, слышимое так часто у нас теперь: «Держись за пуговицу, поп идет!» Из обычно употребляющихся грубых вы­ражений привожу единственно допустимый здесь вариант. Откуда это? Кто их выучил верить в пре­дохранительную силу половых органов против злого влияния, которое в данном случае якобы распространяется священником? Диавол. Это пе­режиток только что упомянутых классических языческих времен, неведомыми для науки путями переброшенный демонами из полуденных стран Эллады и Рима в нашу деревню, занесенную сне­гами, под 55° северной широты в Московской гу­бернии, и в шалаши австралийцев, под субтропи­ческое солнце, на другой конец земного шара.

Профессор В. Богораз (Тан) сообщает почерп­нутые из австралийских рассказов дикарей сведе­ния, как надо поступать при подобных же встре­чах с некими существами духовного порядка: «Как только заслышишь их крики, надо тотчас остано­виться и молча переждать, все время потирая рукою свои детородные части». Как у Церкви есть Священное Предание, так и у цивилизации есть тоже свое предание, передатчики и охранители которого - бесы.

Таким образом, эти скверные чудовищные вы­ражения суть на самом деле «священные», «мо­литвенные» формулы, обращенные к срамным демонам. Христианин! Употребляя их, подумай, кому ты служишь вместо Бога, кому молишься, что ты делаешь. Ты не просто совершаешь легко­мысленное дело, не простую грубую шутку допу­скаешь. Но ты произносишь страшные заклина­ния, ты привлекаешь гнуснейших бесов, ты в это время сатане приносишь противоестественную словесную жертву. Ты делаешься, посредством самых смрадных приемов, колдуном, магом, ча­родеем, быть может не зная и не хотя того. Одна­ко дело остается делом - и бесы тебя окружают и рукоплещут...

С того времени, когда христианство сделалось господствующей религией и когда люди стали принимать его уже не по убеждению, а по выгоде, порок срамословия от язычников перешел к этим двоеверным христианам.

В настоящее время сквернословие - повсе­местный порок. Даже в так называемой изящ­ной литературе, и притом иностранной, авторы не могут обойти его: «...Послышались крепкие слова и брань с упоминанием о родителях», - жи­вописует в одном из своих главных романов из­вестный американский писатель Джек Лондон.

Вообще же об исключительном процветании порока срамословия на русской почве основа­тельно и вполне откровенно говорил известный критик и литератор С.А. Венгеров:

«Современный русский интеллигент, самого добродетельного и скромного образа жизни,

Господь хранит твою душу, пока ты хранишь язык.

Преподобный Антоний Великий

сплошь и рядом отпускает такие шутки и выра­жается такими словами, которые привели бы в краску немецкого сапожника. В какой другой стране, кроме России, можно встретить ту за­борную литературу, благодаря которой вы, гуляя с детьми вашими, то и дело должны чем-нибудь отвлекать внимание их от пристального рассма­тривания стенных надписей? А излюбленное трех­этажное словечко наше, которое составляет та­кую прочную "категорию" русской общественной жизни?.. Щедрин в свою поездку по Волге только и слышал, что это слово, которое стоном стояло в воздухе. Сам же покойник, как известно, несмот­ря на крайне целомудренный образ жизни своей, тоже был до последней степени не воздержан в выражениях - очень уж крепко сидела в нем пошехонская закваска».

В заключение этого отдела прибавлю еще не­сколько слов о том мнении, которое оправды­вает существование скверной привычки чисто практической выгодой. Приведу изложение этой точки зрения в рассказе знаменитого американ­ского юмориста Марка Твена «Наброски празд­ного путешественника».

Капитан Джонс, сообщается здесь, «был глу­боко и искренне религиозен, но клялся и ругал­ся, как рыбная торговка. Он считал это вполне извинительным, так как матросы не поняли бы приказаний, не приправленных ругательствами».

А Джек Лондон, сам прошедший, как извест­но, головокружительный жизненный путь, вы­ражается еще циничнее: «Хорошее ругательство, употребляемое изредка и в нужный момент, -вещь действительная» («Сын Солнца», гл. VI). Хотя и он замечает, что в брани должна быть мера: «Слишком часто ругаться - значит лишать ругательства свойственного им воздействия» (там же). Это уже правила из учебника какой-то сатанинской нравственности.

Но как же смотрит христианство на всё это? Говорит ли оно что-либо о матерной брани? Есть ли определенный взгляд, прямая заповедь цер­ковная относительно нее? Всё есть.

Святой апостол Павел повелевает:

Блуд и всякая нечистота... не должны даже име­новаться у вас, как прилично святым. Также сквер­нословие и пустословие и смехотворство не прилич­ны вам, а, напротив, благодарение; ибо знайте, что никакой блудник, или нечистый... не имеет наследия в Царстве Христа и Бога (Еф. 5, 3-5).

Еще яснее апостол Павел говорит в Послании к Колоссянам (3, 8):

А теперь вы отложите все: гнев, ярость, злобу, зло­речие, сквернословие уст ваших.

О хранении языка и о заразе, которая распро­страняется от срамословия на все окружающее, говорит и святой апостол Иаков (см.: Иак. 3,6-12).

Святые Отцы и учители Церкви в первые века христианства, когда христиане постоянно стал­кивались с развратными язычниками, были вы­нуждены непрестанно напоминать верующим об их высоком звании, чтобы они охраняли себя и опасались, как бы не заразиться самим тою же смрадною привычкой, которой больны язычни­ки. Вместе с тем они разъясняли, в чем состоит истинное существо порока.

Так, Климент Александрийский еще в конце II века по Рождестве Христовом на своих лекци­ях поучал слушателей катехизаторской школы в Александрии, готовившихся к принятию кре­щения:

«От неблагопристойных речей мы не только сами должны воздерживаться, но строгостью своего взгляда, отворачиванием головы, так на­зываемым морщением носа, а часто и жестким словом намордник набрасывать на уста и тем, кто вдается в такие речи. Ибо исходящее из уст, говорится, оскверняет человека (Мф. 15, 18)...

Не менее ревниво мы должны охранять себя от приражения к нам неблагопристойных ре­чей; слух верующих во Христа должен быть за­щищен от этого».

Все дело в употреблении и цели. Ведь, в сущ­ности говоря, «ни в словах, коими в нас нрав­ственный стыд вызывается за некоторые орга­ны, ни в самых этих частях тела, ни в половом совокуплении брачной четы... нет ничего тако­го, чем обозначалось бы в собственном смысле неприличное. Колено, икры и подобные члены не представляют собою чего-либо неприлично­го ни по наименованиям своим, ни по деятель­ности; половые же части человека составляют предметы стыда, а не позора. Непристойно, до­стойно стыда и срама и потому достойно наказа­ния только противозаконное приведение в дей­ство, потому что истинно непристоен лишь грех и его дела. Соответственно этому под речами не­благопристойными в собственном смысле мож­но разуметь говорение лишь о вещах греховных, например о любодеянии, педерастии и тому по­добном. Однако же нужно и праздной болтовни избегать».

Выпишу еще цитату из святого Иоанна Зла­тоуста.

«Хочешь ли знать, сколь великое зло - гово­рить срамное и постыдное? Всмотрись, как крас­неют от твоего бесстыдства те, которые тебя слушают. В самом деле, что может быть хуже и презреннее человека, бесстыдно срамословяще­го?.. Как же ты можешь научить целомудрию жену, когда бесстыдными глазами возбуждаешь ее идти в распутство? Лучше извергать гнилость изо рта, нежели сквернословие. Если у тебя дур­но пахнет изо рта, то ты не прикасаешься к об­щей трапезе; но когда в душе твоей такой смрад, скажи мне, как ты дерзаешь приступать к Тай­нам Господним? Если бы кто, взяв нечистый со­суд, положил его на твоей трапезе, такого ты, из­бив палками, прогнал бы; скажи теперь, ужели ты не думаешь прогневать Бога, когда на трапезу Его (а уста наши и есть трапеза Божия, когда мы приобщаемся Таинства Евхаристии) приносишь слова, гнуснейшие всякого нечистого сосуда? Да и как может быть иначе? Ничто так не прогневляет Его, Святейшего и Чистейшего, как такие слова; ничто не делает людей столь наглыми и бесстыдными, как когда они говорят и слушают подобные слова; ничто так легко не расстраива­ет нервы целомудрия, как возгорающийся от та­ких слов пламень. Бог вложил в уста твои бла­говоние, а ты влагаешь в них слова, зловоннее всякого трупа, убиваешь самую душу и соделываешь ее нечувствительною».

Грех этот настолько немаловажен и требует столь большого внимания для своего искорене­ния, как со стороны повинного в нем, так и со стороны пастырей, что Церковь даже выносила данный вопрос на обсуждение своих Соборов, считая необходимым обращаться к содействию и государственной власти, особенно в тех случа­ях, когда язычники позволяли себе срамно вы­ражаться в священных для христиан местах, вводя в этот соблазн и самих христиан, так что с глубокою скорбью говорил некогда Карфаген­ский Собор (318 г.): «И изрещи стыд есть... непо­требными словами оскорбляют честь матерей семейств и целомудрие других бесчисленных благочестивых жен... так что от прибежища самыя святыя веры почти убегати нужно бывает».

Как же христианину вести себя в присутствии сквернословов?

Тут же, во-первых,

обратишься умом к Богу, во­оружиться Иисусовой молитвой и, во-вторых, если нельзя убежать, то переносить брань с терпением и осуждением себя самого.

Вот примеры: два из времен древних пустын­ников IV века, третий - из времен нынешних.

  В «Древнем Патерике» рассказывается, как братия посетили одного святого старца, живше­го в пустынном месте. Они нашли вне монасты­ря его отроков, пасших [скот] и говоривших не­пристойные слова. После того как они открыли ему свои мысли и получили пользу от знания его, говорят ему:

  Авва, как ты терпишь таких отроков и не за­прещаешь им, чтобы они не баловали?

    По немощной природе, братия, - отвечал со смирением старец. - Я нахожу иногда дни, когда желал бы запретить им, и однако же, упрекая са­мого себя, говорю: если сего малого не перено­шу, то как могу перенести, если пошлется мне великое искушение? Поэтому-то я ничего не го­ворю им, чтобы получить привычку переносить случающееся.

А в терпении - как старец знал - заключается заповедь и обетование спасения Самого Господа (см.: Мф. 10, 22).

  Еще сказывал авва Пафнутий (известный еги­петский пустынник):
  «Однажды путешествуя, я по причине тумана сбился с дороги и очутился близ одного селения. Там встретил я некоторых срам­но говоривших. Устранившись, я пал перед лицом Бога, осуждая себя самого. И вот Ангел идет ко мне с мечом и говорит: "Пафнутий! Все осуждаю­щие братий своих погибнут от меча сего. Но ты хорошо сделал, что не осудил их, а смирил себя пред Богом, как будто бы ты совершил грех их. Посему имя твое вписано в книгу жизни"» («Древ­ний Патерик»).

Хотя Ангелы не являются нам с такими по­учениями, но невидимым мечом действуют несомненно - через болезни, внезапную смерть, удары и прочее, - хотя бы и не в момент соверше­ния греха.

Рассказывает еще о своем духовном отце и стар­це, иеросхимонахе Александре, затворнике Гефсиманского скита (близ Свято-Троицкой Сергиевой Лавры), его ученик, тоже известный старец, игумен Зосимовой пустыни, отец Герман:

«Однажды к отцу Александру пришел мир­ской человек и начал говорить различные мер­зости и про себя, и про других. В то время в ке­лий старца был келейник его; он не вытерпел того, что пришлось ему слышать от рассказчика и, не желая долее слушать, вышел. После келей­ник, пришедши к старцу, спросил его:

- Батюшка, простите, я соблазнился, слыша слова, которые говорил вам тот мирянин. Я ду­мал, и вам слушать это мерзостно?

Отец Александр на это отвечал ему:

- Я не слыхал ни слова, - в это время ум старца был занят молитвой, - и ты хорошо сделал, что ушел; не нужно бы совсем слушать с самого на­чала: немощные духом бегают от этого...»


* Варнава (Беляев), епископ. Основы искусства святости. Изда­тельство Братства во имя святого князя Александра Невского. Н. Новгород, 2002. С. 154-161.


  Как прекрасна добродетель блаженного стар­ца!.. Этот душистый мед целомудрия и чистоты в его устах и в сердце по сравнению со зловон­ной сукровицей, истекающей изо рта еще при жизни у разных знаменитых гениев и вождей че­ловечества!*

  Сергий Николаев, протоиерей
О грехе сквернословия

  Грехи языка - одни из самых труднопреодоли­мых, и потому так часто появляется соблазн по­считать их незначительными, как-то оправдать, «не заметить». К сквернословию, особенно в по­следнее время, так привыкли, что многие его дей­ствительно не замечают и удивляются, что слова эти все еще являются нецензурными.

Слово... Звук, живущий доли секунды и пропа­дающий в пространстве. Где он? Пойди поищи эти звуковые волны. Слово... Почти нематери­альное явление. Кажется, и говорить-то не о чем. Но слово - то, что уподобляет человека его Соз­дателю. Самого Спасителя мы называем Боже­ственным Словом. Творческим словом Господь создал из небытия наш прекрасный мир, «кос­мос», как называли его греки. Это значит «красо­та». Но и человеческое слово обладает творче­ской силой и воздействует на окружающую нас действительность. Слова, которые мы произно­сим и слышим, формируют наше сознание, нашу личность. А наши сознательные действия оказы­вают влияние на ту среду, в которой мы живем. Наше слово может содействовать Божьему за­мыслу о мире и о человеке, а может и противо­речить ему.

Церковь всегда призывала своих чад быть внимательными к словам и особенно предосте­регала от греха сквернословия. Никакое гнилое слово да не исходит из уст ваших, а только доброе... (Еф. 4, 29), - учит апостол Павел. А блуд и всякая нечистота... не должны даже именоваться у вас (Еф. 5, 3), - настаивает он. Неслучайно Апостол называет эти слова гнилыми.

Святые Отцы говорят, что блудные грехи смер­дят. Сквернословие же, или так называемый мат, по своей тематике относится к блуду. И смердит. Хотя не все это ощущают - придышались. И что удивительно, запах только что съеденной котле­ты сразу же стараются приглушить жевательной резинкой, поту с помощью какого-то снадобья из баллончика вообще перекрыли дорогу нару­жу, чтобы как-нибудь не «запахнуть» на людях, туалетную бумагу стали делать с фруктовыми от­душками, а духовного зловония от матерщины совершенно не чувствуют. И даже женщины.

Есть такое тропическое растение - скопелия. Его цветы - само совершенство формы и цвета. Но невероятно! От палево-оранжевых светящих­ся лепестков исходит запах гниющего разлагаю­щегося мяса. Когда из прекрасных женских уст вылетает матерная брань, я всегда вспоминаю оранжерею, нежные восковые лепестки и страш­ное зловоние над ними. И опять недоумеваю, за­чем было укладывать в модную прическу волосы, подбирать фасон и расцветку костюма, подправ­лять какие-то изъяны на лице, чтобы потом от­толкнуть от себя ураганом грязных слов? Речь наиболее ярко обнаруживает нас, позволяет окружающим увидеть наше истинное лицо. «За­говори, чтобы я увидел тебя», - это изречение принадлежит Сократу, мудрейшему из древних греков. Женщина с грубой лексикой может вы­глядеть привлекательно, только когда она мол­чит - как цветок скопелии за стеклом.

Обыденность и распространенность этого гре­ха почти «узаконила» его. И мало кто из матер­щинников задумывается, какая беда для обще­ства и для каждого из нас заложена в матерной брани. Мистические корни этого явления ухо­дят в глубокую языческую древность. Люди до­христианской эпохи, чтобы оградить свою жизнь от злобных нападок демонического мира, всту­пали с ним в контакт. Этот контакт мог быть дво­яким. Демона либо ублажали, превознося его и принося ему жертвы, либо пугали его. Так вот, пу­гали демона именно скверной бранью, демонст­рацией своего непотребства. Подобное можно наблюдать в начале драки, когда противники, де­лая свирепые гримасы, кричат друг другу о своей жестокости, о своей гневливой невменяемости, о готовности позволить себе то или иное гнусное поведение. То есть каждый из них пытается при­дать себе в глазах другого как можно больше сквер­ности. Для страха или от страха. Но и призывали демона теми же словами, демонстрируя свою одержимость, свою готовность к общению с ним.

Таким образом, мат являлся средством «свя­зи» с демоническими силами. Таковым он и оста­ется. Его относят к инфернальной, то есть демо­нической, адской лексике. Через скверные слова человек сам отдает себя в руки беса, становится одержимым. Некоторые, наверное, знают, что избавиться от привычки матерной брани труд­нее, чем от курения. Годы и годы люди приходят с этим грехом на исповедь, пока, наконец, не освободятся от него.

В медицинской практике известно следующее явление: парализованный человек, у которого полностью отсутствует речь, не в силах выгово­рить ни «да» ни «нет», но может, тем не менее, совершенно свободно произносить целые выра­жения, состоящие из непечатной брани. Явле­ние необычное, но встречающееся. Мне самому дважды доводилось сталкиваться с подобным, и вот каким образом.

Некоторое время назад мы с семьей снимали дом в деревне. Нашим соседом через улицу был парализованный мужчина. Почти недвижимый, он мог лишь слегка шевелить одной рукой. Каж­дый день родственники выносили его на дере­венскую улицу и, подложив дощечку, укладывали на зеленой лужайке перед воротами или уса­живали, прислонив к дереву. Что ж, дома, в че­тырех стенах, больному, конечно, было скучно... Как-то раз, стоя возле своей калитки, я вдруг услышал громкую брань. Через несколько се­кунд она повторилась. Потом еще. Это было странно, так как местные жители вслух, громко, да еще рядом с духовным лицом не «выража­лись». Я оглянулся. Улица была пуста. Только больной сосед лежал на своей дощечке, выраже­ние его лица было, как всегда, неопределенным. «Но ведь не послышалось же мне? От кого могла исходить эта брань?» - подумал я. Тут из калитки вышла жена. Она и объяснила, что паралитик часто произносит эту непристойную фразу. При­чем только ее. Зато четко и внятно, как здоро­вый. Произносит с различными интонациями. Этой фразой он выражает просьбу, гнев, недо­вольство, жалобу. Ею же здоровается с проходя­щими и сообщает им о самочувствии. Когда ему что-нибудь нужно, он повторяет ее, не переста­вая, кричит, пока не услышат в доме. Позже мне не раз пришлось в этом убедиться.

Второй раз с похожим случаем я столкнулся также в сельской местности. Мне необходимо было узнать один адрес, и, чтобы навести справ­ки, я постучал в дверь первого попавшегося до­ма. Изнутри послышался какой-то звук, и я, зна­комый с деревенскими обычаями, без лишних церемоний переступил порог застекленной тер­раски. Немедленно раздалась громкая брань. Я оглянулся и, увидев человека, сидевшего в глу­боком старом кресле в углу терраски, сделал шаг в его сторону, желая объяснить, что я не вор. Но тот опять выкрикнул непристойное выражение, причем несколько раз подряд. При этом интона­ции его голоса вовсе не соответствовали словам. Было впечатление, что мужчина кого-то зовет. Долго раздумывать на эту тему мне не пришлось, так как на терраску вышла хозяйка. Она поздоро­валась и сразу же принялась извиняться за муж­нину брань: «Вы нас простите. Так уж вышло, что у него после инсульта вся речь отнялась, а эти слова остались. И теперь он только и может, что ругаться... Уж как мы измучились! И перед сосе­дями стыдно...»

Странность такого явления говорит о многом. Получается, что так называемый мат «прохо­дит» по совершенно иным нервным цепочкам, чем остальная речь. Не бес ли, используя грехов­ный навык человека, оказывает ему такое «бла­годеяние», демонстрируя тем самым свою власть над частично омертвевшим телом? Что же будет после смерти? Власть демона станет полной и окончательной.

Одну девушку, после воцерковления, очень ин­тересовала судьба ее умершей бабушки. Дело в том, что бабушка была верующей: ходила в церковь, молилась, постилась, и девушка была убеждена в том, что ее благочестивая бабушка, находится в раю. Но ей хотелось удостовериться в сущест­вовании рая, поэтому девушка молилась и проси­ла Господа как-то открыть ей, как там ее бабуш­ка? Однажды бабушка приснилась ей и сказала, что находится в аду, потому что при жизни хотя и ходила в церковь, молилась и постилась, но ча­сто ругалась скверными словами.

Незавидна судьба сквернослова, и Церковь предупреждает, что злоречивые... Царства Божия не наследуют (1 Кор. 6, 10). ...От слов своих оправда­ешься, и от слов своих осудишься, - говорит Спаси­тель (Мф. 12, 37).

Святитель Григорий Двоеслов рассказывал историю, случившуюся в Риме.

  «В нашем городе один человек, всем извест­ный, имел сына лет пяти, которого очень любил и воспитывал без всякой строгости. Мальчик, которого все ублажали, привык произносить скверные бранные слова, и какая бы мысль ни приходила ему в голову, он тотчас же начинал по привычке злословить, бранил не только людей, но, случалось, дерзал хулить и, страшно сказать, Самого Бога, произнося хулы на святые предме­ты. А отец не запрещал ему говорить те хульные скверные слова. Во время моровой язвы, быв­шей у нас за три года пред сим, мальчик тот раз­болелся к смерти, и когда отец держал его у себя на коленях, то, по рассказам лиц, которые там находились сами, пришли нечистые бесы взять окаянную душу мальчика. Мальчик, увидев их, затрепетал, закрыл глаза и стал кричать: "Батюш­ка, отыми меня от них! Отыми!" - и со страш­ным криком спрятал свое лицо за пазуху своего отца, стараясь как бы укрыть себя. Отец, глядя на малютку, как он трепетал, спросил: "Что ты видишь?" Мальчик отвечал: "Пришли черные люди, хотят меня взять..." - и, сказав сие, стал произносить скверные и богохульные речи, к ко­торым привык, - и тут же умер».

Сквернослов не только свою душу отдает во власть бесов, но влияет и на состояние души окружающих его людей и даже на их здоровье. Всякое слово несет в себе информацию, которая воздействует на наше сознание, формирует и из­меняет его. В лучшую ли сторону преобразует его скверная брань? Однажды услышанное слово живет в нас до конца жизни. Анестезиологи рас­сказывают, что под наркозом, когда ослабевает воля, человек, никогда не употреблявший сквер­ных слов, случается, скажет что-либо из когда-то услышанной брани.

Как уже было сказано, брань деструктивна и в отношении нашего здоровья. Произнесенное или услышанное бранное слово оказывает на нас действие, сопоставимое с легким сотрясени­ем мозга. У писателя Фазиля Искандера упоминается случай, когда здоровый и сильный мужчи­на, услышав матерную брань, бледнеет и падает в обморок. «Не могу привыкнуть», - смущенно говорит он.

Один мой приятель, молодой человек, по сво­ему воспитанию, относился к матерщине непри­язненно, но не замечал за собой какой-нибудь особенной реакции на нее. Когда же он стал хо­дить в церковь, молиться, исповедоваться и при­чащаться, то изменилась и его реакция на сквер­ные слова. Как-то раз, Великим постом, он пошел в баню. Для него, как и для многих русских лю­дей, баня всегда была большим удовольствием. Но в тот раз ему не повезло: рядом с ним двое не­знакомцев горячо что-то обсуждали и беспре­станно сквернословили. Не ссорились, а так, по­ходя, пересыпали свою речь матерными словами. Сначала молодой человек почувствовал себя неу­ютно, потом его стало слегка подташнивать, а по­том, как он рассказывал, он почти потерял созна­ние. Перед глазами у него все поплыло, и он чуть не «грохнулся» на каменный пол. Понятно, ведь с церковной жизнью у него изменилось и окруже­ние. Сквернословия рядом с собой он давно не слышал, потому его организм так и откликнулся на грязные слова - тошнотой и головокружени­ем. Неприятное впечатление было настолько сильным, что от удовольствия попариться ему на некоторое время пришлось отказаться.

Разрушая юношескую стыдливость и возбуж­дая нечистые пожелания, сквернословие мо­стит дорогу к разврату. Целомудрие и чистота не смогут ужиться со скверными словами. Дети, не довольствуясь отвлеченными звуками, обяза­тельно будут стремиться узнать значение услы­шанного. Растление малых сих будет лежать на совести сквернослова. Горе тому человеку, через ко­торого соблазн приходит (Мф. 18, 7), - предостере­гает Спаситель.

Сквернословие заглушает, притупляет чувст­во стыда не только у детей, но и у взрослых. Стыд­ливость же, как говорит святитель Иоанн Злато­уст, «Бог вложил в природу нашу», чтобы она предохраняла нас от греха. Ту же мысль нахо­дим и у святителя Григория Нисского: «Великим и сильным оружием к избежанию греха служит обыкновенно хранящийся в людях стыд, для то­го, думаю, и вложенный в нас Богом, чтобы такое расположение души производило в нас отвраще­ние от худшего». По мнению святителя Дими­трия Ростовского, «наибольший стыд происхо­дит от обнажения наготы телесной». Матерная брань, символизируя такое обнажение, застав­ляет преодолеть этот наивысший градус стыда, разрушая защитную стену стыдливости и повер­гая человека в бесстыдство. Ведь «презрение стыда есть бесстыдство» (святитель Григорий Богослов). Там же, где бесстыдство, - нет Бога.

Неустойчив, хрупок мир в семье скверносло­ва. Брань возбуждает и раздражает человека. Но самое большое несчастье в такой семье - это судьбы детей. Дети, слыша грязную речь, сами приучаются сквернословить. Умственное разви­тие таких детей заторможено. Чем раньше вни­мание ребенка обратится к половой сфере, тем более в таком низменном и примитивном ото­бражении, тем медленнее будет идти его духов­ное и умственное развитие. Есть наблюдение, что у таких детей замедляется и рост, и в итоге они не дотягивают до заложенного в них природой.

Те родители, которые не стесняются в выра­жениях, должны помнить, что сквернословие, уничтожая в ребенке чувство стыда, является мостиком к последующим преступлениям. Ведь изгоняя из дома стыд, эти родители изгоняют и лучшего воспитателя. «Ибо стыд часто больше страха обучал избегать дел несообразных» (свя­титель Григорий Нисский). Пусть они не ищут потом виноватых, в случае несчастья с сыном или дочерью, - они сами запланировали его.

В воспоминаниях преподобномученика архи­мандрита Кронида (Любимова) описан следую­щий случай:

«Лет двадцать назад, когда я был еще в обите­ли Преподобного Сергия, пришел помолиться преподобному Сергию, угоднику Божию, кресть­янин Иаков, прихожанин храма той местности, где я родился, и зашел ко мне. Видя необыкно­венную грусть на лице его, я спросил о причине его грусти, и он поведал мне следующее: "У меня есть сын, младенец лет шести, который привык к такому ужасному пороку срамословия и ругани матерным словом, от которой даже я, мужчина, прихожу в смущение и ужас. Пробовал было на­казывать, после наказания бросал в подпол, но все это не помогает, мой сын хуже озлобляется и с таким ожесточением произносит ругань, что даже чернеет в лице, и тогда страшно бывает смотреть на него". Ясно, что к душе малютки приразился диявол и понуждает его к скверносло­вию. Я спросил отца, откуда же малютка мог на­учиться такому ужасному сквернословию? Тогда крестьянин сознался, что причина сего - он сам. "Я, - сказал он, - имею эту привычку скверносло­вия, когда бываю в нетрезвом виде. Вот о сем-то я больше всего и скорблю, что сам насеял эти по­гибельные плевелы в душе невинного ребенка".

Видя его смущение душевное и слезы, жаль мне было от всей души сего страдальца, но помочь ему в горе я ничем не мог, кроме искреннего сер­дечного слова утешения. И вместе с тем посове­товал ему всю скорбь души своей излить пред мощами Преподобного Сергия и, как живому, по­ведать тому печаль своего сердца, и просить его дивной помощи себе и страждущему погибель­ным недугом малютке. Через год после сего сви­дания с Иаковом я виделся с ним на родине и спросил о малютке. Слезы обильной струей по­текли из очей Иакова при вопросе о сыне. Успо­коившись, он сказал мне: "Дивен Бог во святых Своих. Молитвами и предстательством Препо­добного Сергия малютка мой за последнее время совсем перестал сквернословить, да и сам я те­перь, благодарение Богу, водки уже не пью"».

Нередко люди, подверженные греху сквер­нословия, чтобы как-то оправдать себя в глазах окружающих, говорят, что к сквернословию их вынуждает среда или что они не получили в дет­стве правильного воспитания. Приведу такой пример. У нас на приходе работала одна женщи­на, помогала готовить. Она всегда приводила с собой маленькую внучку. Приготовит обед, на­кормит всех, потом уберет посуду, помоет полы, а домой не идет. Все ищет, что бы еще сделать. Ей, бывало, говорят: «Да иди ты домой. Не му­чай ребенка». А она улыбается виновато, а домой все равно не идет. Сама-то она не жаловалась, а знакомые потом рассказали, что дома у нее ­настоящий ад. Все ее близкие: муж, сын и дочь -постоянно пьют. Каждый день в квартире - пья­ные компании, крики, скандалы и, конечно, все матом. Внучка ее, можно сказать, зачата, роди­лась и растет среди постоянной матерщины. Для малышки отказаться от матерных слов, все равно, как от части себя. От руки, или от ноги, или от собственной кожи. Всего-то один или два раза в неделю бабушка приводила ее в церковь. Но через какое-то время девочка не только пере­стала произносить грязные слова, но и других детишек, не сдерживавших свой язык на церков­ном дворе (речь, конечно, не о мате, а просто о грубых словах), останавливала: «Нельзя так го­ворить, ты ведь причащаешься». Малышка сде­лала свой выбор, хотя она живет все в той же тя­желой атмосфере.

Раньше матерную брань называли еще «сол­датскими» словами, потому что сквернословие было большей частью распространено в солдат­ской среде. Между людьми, на двадцать пять лет оторванными от семей, общения с близкими, при­вычной крестьянской работы, родных мест, -людьми, отчаявшимися в своем будущем. Позже язва сквернословия поразила и рабочую среду, сформировавшуюся почти в таких же отчаян­ных обстоятельствах: без семей, вне привычных отношений - люди жили сегодняшним днем. Все это были люди, с точки зрения основного насе­ления, «несчастненькие», попавшие в тяжелые обстоятельства. Их жалели, но тех, кто перени­мал их дурные привычки, осуждали.

Наверное, это в советское время появился тип начальника-«демократа», демонстрирующе­го свою «близость» к народу через употребление крепких слов. Появилось даже выражение: «ска­зать крепко, по-русски». Хорошо бы знать, что матерные слова в большинстве своем - отнюдь не русского происхождения. Русский же чело­век, хотя бы в своих идеалах, всегда отличался целомудрием. Эти целомудрие и стыдливость отразились в национальной одежде и быте, удив­лявшем иностранцев строгостью и чистотой нравов. При благочестивых царях Михаиле Федоровиче и Алексее Михайловиче за сквер­нословие полагалось телесное наказание. По рынкам и площадям ходили переодетые чинов­ники, хватали матерщинников и тут же, на ме­сте, чтобы другим неповадно было, наказывали их розгами.

Удивительно, что сегодня многие образован­ные люди считают нормальным невзначай этак «тонко, интеллигентно» выругаться, возможно, желая подчеркнуть таким образом «широту» своих взглядов. Так и просится на язык Достоев­ский: «Широк русский человек, хорошо бы су­зить». А между тем на них лежит огромная от­ветственность. В России к образованным людям всегда относились с уважением. Образованный человек именовался личным почетным гражда­нином. Университетское образование прирав­нивалось к офицерскому званию и позволяло обладателю пользоваться правами личного дво­рянства. Знание почиталось. Глядя на образо­ванного человека, простые люди как бы говори­ли себе: «Мы по темноте своей можем впасть во многие грехи и ошибки, но он-то знает, где свет, он человек грамотный».

Образование помогает человеку воссоздать в себе образ Божий. Именно понятие «воссоздание образа Божия» и отражает слово «образование». Поэтому грязная ругань из уст интеллигента осо­бенно недопустима! От всякого, кому дано много, много и потребуется, и кому много вверено, с того больше взыщут (Лк. 12, 48).

Кто-то может сказать, что для них скверно­словие - не сознательная брань, что грязные слова они произносят механически, не вникая в их смысл. Появилась даже некая «мягкая» фор­ма сквернословия, когда матерные слова заме­няются другими, но находятся во фразе на при­вычных местах. Некоторые даже спрашивают, допустима ли такая замена? (Хорошо еще, если спрашивают, а не утверждают.) Мне сразу вспо­минается вопрос Любочки из «Пошехонской ста­рины» Салтыкова-Щедрина: «Маменька, под ка­кое декольте шею мыть? Под большое или под малое?» Шею нужно мыть, чтобы она была чи­стой, а от сквернословия в любой форме следует отказаться совсем и окончательно. Мы не можем отнести слова-«заменители» к обычным словам-паразитам, засоряющим речь. Разве что - при­равняв их к энцефалитным клещам. Ведь сущ­ность сказанного проглядывает и сквозь завесу. Так никого не оставляет в неведении «пищалка», прикрывающая теле- и радиоматерщину.

«Народ» по-славянски - «язык». Язык народа -это то, что создает и объединяет народ. И ха­рактеризует его. Немецкий философ и лингвист В. Гумбольдт ставил формирование и развитие национального характера, культуры и быта в пря­мую зависимость от языка народа. Язык, несо­мненно, оказывает влияние и на исторический путь народа. Так можем ли мы столь легкомыс­ленно с ним обращаться?

Древние демонические культы Ближнего Вос­тока, от которых мы унаследовали большинство матерных слов, использовали их в ритуальных действиях, сопровождавших человеческие жертво­приношения. И как раньше таким образом при­зывали демонов, так и сегодня человек, произ­носящий эти слова, призывает на свою голову беса. Вопрос о допустимости мата - это вопрос веры. Для православного человека достаточно сознания того, что Господь не любит этих сквер­ных слов. Примером тому можно привести одно из посмертных чудес святого праведного Си­меона Верхотурского, случай, вошедший в его жития.

«В 1711 году, в апреле месяце, один монастыр­ский старец, по имени Иаков, внимательно слу­шал Божественную литургию и старался отре­шиться мыслию от всего земного. Тихо стоял он в молитвенном умилении. Вдруг, при возгласе "Со страхом Божиим и верою приступите", он упал ниц и лежал долгое время без чувств. Когда же он пришел в себя, то рассказал следующее.

При взгляде на образ Пресвятой Богородицы, именуемый "Одигитрия", его вдруг объял страх. Что с ним дальше было - он не помнит, лишь пом­нит одно, как предстал пред ним праведный Си­меон и, прикоснувшись к нему, сказал: "Встань, пойди и объяви всем, чтобы воздерживались от сквернословия и от слов бранных, иначе Господь пошлет на людей и на скот их голод и мор. Пусть все усердно молятся Господу, Его Пречистой Ма­тери и всем святым, пусть весь народ отслужит молебное пение об отвращении гнева Божия".

Кроме того, праведный Симеон приказал Иа­кову рассказать о сем архимандриту и воеводе, дабы люди раскаялись в своих прегрешениях и молились бы об избавлении от праведного гнева Божия, что и было исполнено всеми с величай­шим усердием».

  Нам только кажется, что сегодня мы сильны и независимы со своим научно-техническим про­грессом. Что способны строить свое благополу­чие исключительно по своему желанию. Но что мы можем, если Господь за наше нечестие не даст нам Своей благодати, не благословит наши тру­ды? От нашей, как нам кажется, небольшой, сла­бости страдает вся наша жизнь. И личная, и се­мейная, и государственная. Поэтому, устраивая эту жизнь, прежде всего послушаемся голоса Церкви, говорящей нам через апостола Павла: Отложите... сквернословие уст ваших (Кол. 3, 8).

Впрочем, чем более молитв, священных и ду­ховных текстов произносит и читает человек, тем проще и естественнее ему бывает отказаться от грубых слов. Потому что, как говорит Апо­стол, не может (не должно) из одних уст исходить благословение и проклятие, как один источник не может изливать соленую и сладкую воду (Иак. 3, 12).

Вениамин (Новик), игумен
Антислово

Слухи о смерти диалектического материализма в нашем Отечестве оказались, как говорится, яв­но преувеличенными. Он жив, да еще как! И те­перь свое возьмет, не через Идеологический от­дел ЦК почившей КПСС, а иначе - на бытовом уровне народного самосознания, или, точнее го­воря, стихийной бессознательности. Связь диа­мата с матом не только этимологическая, но и глубинная, биологическая и даже философская: материализм есть методологическая редукция высшего к низшему, человека - к обезьяне.

Сквернословие осуждалось еще в языческие времена античности. Аристотель писал: «Зако­нодатель должен удалять из государства сквер­нословие, потому что из привычки скверносло­вить развивается и склонность к совершению дурных поступков». А какие же у нас теперь вре­мена, если сквернословие стало нормой? У нас в России даже с подмостков самых больших теат­ров сквернословить модно <...>.

Протоиерей Сергий Булгаков писал: «Больше­визм родился из матерной ругани, да он, в сущ­ности, и есть поругание всяческого материнства: и в церковном, и в историческом отношении. На­до считаться с силою слова, мистическою и даже заклинательною. И жутко думать, какая темная туча нависла над Россией...»

Вячеслав Иванов в своей статье «Наш язык» пишет: «Язык есть одновременно дело и дейст­венная сила, соборная среда, совокупно всеми непрестанно творимая и вместе предваряющая и обусловливающая всякое творческое действие в колыбели его замысла; антиномическое совме­щение свободы и необходимости, божественно­го и человеческого; создание духа народного и Божий дар народу».

Церковь боролась со сквернословием с древ­нейших времен.

Вот что писал святитель Иоанн Златоуст: «Хо­чешь ли знать, сколь великое зло - говорить срам­ное и постыдное? <...> Лучше извергать гнилость изо рта, нежели сквернословие <...>. Ничто так не прогневляет Его, Святейшего и Чистейшего, как дурные слова; ничто не делает людей столь наглыми и бесстыдными, как когда они говорят и слушают подобные слова; ничто так не расстра­ивает нервы целомудрия, как возгорающийся от таких слов злой пламень. Бог вложил в уста твои благовоние, а ты влагаешь в них слова, зловон­нее всякого трупа, убиваешь самую душу и соделываешь ее нечувствительною».

Эксперимент последовательного материализ­ма как идеологии в нашей стране достаточно убе­дительно доказал: не вульгарного материализма не бывает. Мат стал повсеместным и громким именно в коммунистический период, получив на то «научную санкцию» в формуле: в основе всего - материя!

Теперь же, когда первая оторопь от развала страны и реформ прошла, наметилось даже не­которое, все более набирающее силу, движение в защиту мата. Мол, не дадим в обиду народный язык! Постоянно находятся защитники матер­щины со стороны якобы науки (тяжелое насле­дие материализма продолжает сказываться). Ока­зывается, матерные слова, как убеждают они нас, когда-то несли в себе совсем другой смысл. Это были табуированные в язычестве термины, что было обусловлено мистико-религиозным мировосприятием и связанным с ним понятием запретного.

Это похоже на правду. Действительно, мат - это архаика. Срамословие присуще всем временам, странам и народам. Порок этот есть наследие чи­сто языческое. Он всецело коренится в фал­лических культах Древнего Востока, исходя из глубин сатанинских (см.: Откр. 2, 24) и темных бездн разврата в честь Ваала, Астарты и прочих, кончая классическими наследниками библей­ского Хама. «Скверные выражения суть на самом деле магические формулы, обращенные к срам­ным демонам. Тем самым привлекаются гнус­нейшие бесы, приносится противоестественная словесная жертва», - писал святитель Иоанн Златоуст.

Постепенно, в результате массовой атеизации населения, которую завершил небезызвестный диамат, со всякими тайнами было покончено. Мат по-простецки зазвучал в полную силу везде, где можно и нельзя. Наступила эпоха уже не ог­раниченного ничем матореализма (выражение А. Зиновьева), то есть легализированного «нау­кой» бесстыдства. Вспоминаются слова Ф.М. До­стоевского, что ничем так нельзя увлечь русский народ, как открытым (научно доказанным) пра­вом на бесчестие.

Если это так, то нам следовало бы не науку под факты подгонять и эти факты таким обра­зом оправдывать, а все же задуматься об этиче­ской стороне дела, о проблеме «должного» и «не­должного», так сказать.

«Наука» сделала еще одно «великое откры­тие», доверительно сообщают нам новоявленные апологеты мата: оказывается, ругань вообще по­лезна, так как в наше трудное время она помогает человеку эмоционально разряжаться. Появилось совсем незатейливое оправдание сквернословия: если из тебя что-то прет, то вредно это в себе удерживать. Такова, мол, диалектика жизни. Ди­амат, так сказать, в действии.

Апологетам мата почему-то не приходит в го­лову простой и совсем не научный вопрос: поче­му таким образом осуществляемая «эмоциональ­ная разрядка» должна происходить за счет других людей, вынужденных принимать в свои души эту мерзость? Матерщиннику же, как заме­чено, непременно нужно, чтобы кто-нибудь его слышал. Так что неплохо бы, опять же с «науч­ной точки зрения», поинтересоваться мнением слушателей. Ну как, мол, у вас при этом дела с ад­реналином? Может быть, еще добавить? Всем ли нравится кушать отходы чужой злости?

Сквернословие, к большому сожалению, не так уж безобидно. Существует прямая связь меж­ду жалким состоянием нашей экономики, повсе­местным воровством, всеобщей расхлябанно­стью, хамством, жутким состоянием мест общего пользования и повсеместной матерщиной, са­мой что ни на есть тупой, безобразной и совсем не «к месту», когда небезызвестный «артикль» добавляется к каждому слову.

Подобное, как известно, тянется к подобному, и свинство в душах порождает свинство внеш­нее. М. Хайдеггер называл язык «домом бытия». Каков язык - таков и дом. Наша страна является хорошей иллюстрацией к этому высказыванию. А каков наш дом, особенно наши подъезды, - мы хорошо знаем.

Матерная ругань – это, прежде всего, симптом недоразвитости. Биологи знают, что в живот­ном мире существует ярко выраженная связь между агрессивностью и сексуальностью.

С духовной точки зрения мат - это всегда эти­ческое занижение, путь к вульгарному материа­лизму и его этическому следствию - цинизму.
Каков человек, такова его речь.

Сократ

Об этом хорошо сказал А. Зиновьев в «Зияющих высотах»: «Матореализм есть высшая стадия материализма в додиаматный период». Учите, учите, заигрывающие с матом интеллигентные дамы и господа, легко запомнить! Пора бы сде­лать выводы, но нет - находятся даже эстет­ствующие матерщинники.

Интересно, что расплодившиеся у нас фонды всяческих «духовных безопасностей», «духов­ных защит» и «духовных возрождений» свои главные усилия направляют на борьбу с «секта­ми», со всяческими «ненашими», считая, види­мо, матерщину безопасной для национальной идентичности. Но им, правозащитникам, надо напомнить, что там, где сквернословие стало бытовым способом выражения, никогда не будет выполнена первая статья Конституции РФ, так как правовое государство, провозглашенное в ней, не совместимо с хамством.

В начале было Слово... (Ин. 1, 1). Христианст­во - это не просто религия, которая учит о Боге как о Творце. Христианство - это религия смыс­ла и Слова, воплощенного, изреченного, то есть звучащего. Сам Бог именуется Словом, Логосом (см.: Ин. 1, 1). Нечувствительность к качеству звучащего слова означает полное непонимание и неприятие христианства. А ведь теперь у нас почти все бытовые матерщинники... - крещеные люди. Апостол Павел назидал христиан: сквер­нословие... не прилично вам, приравнивая сквер­нословие к смертному греху (см.: Еф. 5, 4-5). Ну да кто у нас его читал?!

Слово - это то, что отличает человека от жи­вотного. Матерное антислово делает человека намного хуже животного, которое никогда не сквернословит. Все важное зачинается в духовно-словесной сфере, как доброе, так и злое, поэто­му матерщина должна считаться тяжким престу­плением против Бога и общества.

Святые Отцы учили бороться с дурными эмо­циями не путем излияния их на других людей, а путем недопущения зла внутрь своей души. Люди ответственны за те яды, которые в них вы­рабатываются.

Вообще говоря, с религиозной точки зрения картина мира выглядит совсем иначе, чем это представляется с позиций все еще «вечно живо­го диамата». Любой злой поступок, как и злое слово, никак не может способствовать увеличе­нию добра ни в нашем мире, ни в душе челове­ка. Злое матерное слово как бы создает вокруг себя темное пространство, привлекает бесов­ские силы. Люди, совершившие преступления, часто сами не понимают, как они его соверши­ли. Не понимают именно потому, что преступ­ление было совершено в состоянии одержимо­сти злыми силами.


* Вениамин (Новик), игумен //Русский Дом. 2006. № 9. С. 46-47.

От злых слов люди никогда не получают ожи­даемой разрядки, а обычно переходят непосред­ственно к злым поступкам, в полном соответ­ствии с законом психологии. Да разве и само произнесенное слово - это уже не поступок?*


http://literature-edu.ru/voennoe/14308/index.html?page=3

Божьего благословения,