Александр Кашин О том, о сём, о разном...

     Стихи складывались всю жизнь, ещё со школьной скамьи. И вот теперь, когда решил выложить их в Стихире, одолела страсть к систематизации-унификации. Поэтому я сгруппировал их в отдельные циклы. Тем не менее, остался огромный ворох стихотворений, не вписывающихся в обозначенные темы. Это всё то, что всегда было рядом, что заставляло остановиться, задуматься и, в конце концов, выливалось в рифмованные строки. Кое-что из этого оставшегося  вороха и вошло в цикл «О том, о сём, о разном...».

ФАКТ БИОГРАФИИ
Я родился от моря за тысячи вёрст.
Враг ломился к Москве ураганом.
Дымный поезд военный меня перевёз
На Восток к берегам океана.

Там, где звёзды морские, морские ежи,
Где скользят величаво медузы,
Где неяркое солнце в заливе дрожит,
Мне являлись нежданные музы.

Повзрослев, уезжая, забрал их с собой.
Пятьдесят с лишним лет постоянно
Они жили во мне. Они стали судьбой –
Щедрый дар моего океана.

* * *
Каким высоким было небо в детстве!
А сколько было звёзд на небе этом!
Так много приключалось милых бедствий,
Что, повзрослев, я сделался поэтом.

Смотрю на небо – вроде бы всё то же.
Считаю звёзды – их не перечесть.
Я атеист, но лопочу: о, боже,
За что мне выпала такая «честь»:

Бежать от дел со всей дурацкой мочи,
Скитаться там, где только трын-трава,
Страдать и плакать, если все хохочут,
И, как блаженный, бормотать слова.

ШКОЛЬНАЯ ФОТОКАРТОЧКА
                А. З. Дмитровскому
Рамку купил. И формат увеличил.
Класс наш хохочет теперь со стены.
Все без наград ещё и без отличий –
Юность бесславно пропавшей страны.

Боже, какие счастливые лица.
Рады, что сдали последний экзамен.
Каждый готов на край света стремиться,
Мир обнимая глазами!

Настежь распахнуты окна и двери.
Скачет июньское солнце по партам.
Им не дано ни узнать, ни измерить,
Что ожидает их завтра,

И невдомёк ещё, что испытаний –
Море безбрежное в каждой судьбе.
Радостей горы и горы страданий…
Старое фото десятого «Б».

* * *
             И солнце всходило, и радуга цвела…
                Из песни
Как нежно, как радостно скрипка звучала.
Скрипачка, как ветер, вольна.
Мелодия – яркого взлёта начало
Плескалась, как плещется возле причала,
Играя на солнце, волна.

Потом загудели испуганно трубы.
Тревогой дохнул контрабас.
Ворвавшийся ветер, суровый и грубый,
Задул ожиданьем горящие губы,
Прервал восхитительный вальс.

Запутались звуки измученной скрипки.
Смычок завершает полёт.
В глазах у скрипачки застыла улыбка…
И память не держит мелодии зыбкой…
И холод ползёт.

* * *
Когда-то – я помню, я помню –
Хотелось с разбега взлететь,
Над спящим селом колокольню
Скользящим движеньем задеть,
Услышать усталые вздохи
Состарившихся куполов,
Укором ушедшей эпохе –
Безмолвие колоколов.

И время пришло. По Отчизне
Летать ветер странствий манил.
Измученный в тяготах жизни,
Я крылья на вёсла сменил.
И ведать не ведал, взлетая,
Что буду с судьбой не в ладу,
Что лучше родимого края
В далёких краях не найду.

А Время, планету вращая,
Крушило житьё и бытьё,
Лишь изредка в снах возвращая
Крылатое детство моё.

ВЫСТРЕЛ

Уже закат окрасил реки
В багрово-красные цвета.
Уже отяжелели веки,
И все движенья – суета.

Уже нелепо машут крылья
И виснут, словно два весла.
А стая шумной эскадрильей
Все звуки дальше понесла.

И не успеть взахлёб упиться
Осенней ясной синевой…
Летит подстреленная птица,
Летит, пронзая выстрел свой,

Летит за стаей по инерции,
Лететь уже совсем невмочь.
Последние удары сердца, и…
Закат погас. Навечно – ночь.

* * *
                В. С.
Ты будешь свечи зажигать на ёлке,
А я шампанское в бокалы разливать,
И нам с тобой сугубо наплевать,
Что за окном неистовый и колкий
Декабрьский ветер будет завывать,
Стучать в стекло обледенелой веткой,
Ломиться в дом к уюту и теплу…
Так ломится скандальная соседка,
Уставшая скучать в своём углу.

Нам некуда спешить и торопиться.
У нас в тылу – спокойный тихий дом.
Что не успели – завершим потом.
Через минуту новая страница
Откроется заснеженным листом.
И мы начнём писать неторопливо
На той странице прозу, и стихи.
И никогда не будет нам тоскливо,
И некогда замаливать грехи.

Так  выпьем же за новые страницы,
За строки неисхоженных дорог,
За сумасшедших мыслей вереницы –
Ещё не срок нам подводить итог!

* * *
Метели, метели, сплошные метели –
Ни света нигде, ни огня.
Метели ревели, метели свистели,
Метели трепали меня.

Как мог, упирался, дрожал от натуги…
Метели умчались, трубя.
Очнулся один в леденящем испуге –
Не вижу! Не вижу тебя!

Пунктиры изломанных вьюгами линий
Уводят в распахнутый край…
Но мне без тебя в этой звёздной долине
Не нужен сияющий рай.

ЭХО

Мечется эхо в горах,
Бьётся о скалы.
Я отнесу ему страх –
Сброшу устало.

Мечется эхо в лесу –
Птицам помеха.
Я ему смех отнесу –
Мне не до смеха.

В нервах стальных проводов
И в переулках
Эхо больших городов
Ухает гулко.

Я не смогу унести
Улиц громаду.
Города мне не спасти –
Да и не надо.

С улиц горбатых сбегу –
Хватит отравы –
И в шелестящем лугу
Рухну на травы.

Мошки, букашки, покой,
Неба прореха…
Ты меня не беспокой,
Мрачное эхо.

Пусть приплывут и замрут
Детства напевы.
Радость, беспечность, уют…
Милые, где вы?

* * *
Падало дерево, с хрустом ломая подлесок.
Длинную жизнь оно в этом краю прожило.
Хруст был несносен, жесток и безжалостно резок.
Охнула крона, на землю ложась тяжело.
Дольше, чем жизнь, продолжалось падение это:
Лепет листвы, лёгких ливней ласкающий плеск,
Радость птенцов, вылетающих в яркое лето,
Шорох пурги и морозы, и мартовский блеск –
Всё уместилось в тяжёлое это паденье.
Тихо в лесу…
Почему же так грустно весь день мне?

* * *
Взойдёт луна, и переплёт оконный
Косым крестом повиснет на стене.
Кто там в пути? Будь пеший или конный –
Зайди ко мне.

Мне в полнолунье всё равно не спится.
Поговорим, по стопочке нальём…
Нам проскрипят о прошлом половицы,
А мы споём.

Споём о том, что юность не вернётся,
О том, что молодость – удел других,
Споём о встречах давних, дорогих…
Пусть песня льётся.

Но не идёт никто. Никто не скачет.
Деревня спит. Роняет блеск луна.
Мне кажется – она беззвучно плачет,
Тоски полна.

* * *
Они переживут меня,
Мои страдания и муки.
Ещё не явленные внуки,
Беспечным смехом прозвеня,
Коснутся этого огня,
Но будем мы уже в разлуке.

Своих птенцов в весенней рани
Я не смогу предостеречь.
Их беспощадно будет жечь
И также больно будет ранить
Огонь любви, тоски, желаний…
Но только бы не скуки желчь!

Тогда-то, может быть, и я
Сквозь все страдания и муки
Незримо протяну им руки
Из мрачного небытия,
Спасу от зависти и скуки.
Они поймут, что это – я.

* * *
Ну, так что же, окончилось плаванье?
Я намеченной цели достиг?
Мой истрёпанный старенький бриг
Бросил якорь в таинственной гавани.

Надоело сражаться с пиратами.
Даже мачты устали скрипеть.
Будут райские птицы здесь петь,
Услаждая мне душу руладами.

До чего всё вокруг замечательно…
Почему же так плещется желчь?
Надо бриг мой немедленно сжечь,
Чтоб остаться в раю окончательно.

А не то – всем любимым на горюшко,
Только ночь просмолит небеса,
Я тайком подниму паруса
И рвану через рифы на волюшку!

* * *
Давным-давно, ещё в утробе матери,
Я знал, что мне придётся нелегко.
Моя дорожка ляжет рваной скатертью,
Расстелится далёко-далеко.

И я помчусь по этой по дороженьке,
Всем улыбаясь ласково и мило,
В начале – добрый и такой пригоженький,
Потом – «как лошадь загнанная в мыле».

В конце пути, на берегу излучины
Текущей в вечность медленной реки,
В кольце берёз, устало и измученно,
Завою от печали и тоски.

Рванувшись в жизнь, бездумно годы гробил,
Стремясь взлететь высоко-высоко,
Забыв о том, что мне ещё в утробе
Шептала мать, как будет нелегко.

* * *
Как частокол стоят мои года.
Непрожитых уже намного меньше.
Но вас, моих трёх самых верных женщин,
Клянусь – я не забуду никогда.

Вы мне дарили беспредельный свет:
Одна водила за руку по лугу,
Вторая рядом шла в любую вьюгу,
А третья – это радуга побед.

Вы для меня – начало всех начал…
Возможно вам тепла недоставало,
Когда порой угрюмо и устало
Я приходил и вас не замечал.

Но если делалось совсем невмочь,
И падал я подстреленным в полёте,
Я верил – только вы мне жизнь вернёте.
И ваши руки раздвигали ночь.
Боготворю вас: мать, жена и дочь!

* * * 
Бегу колосящимся полем.
Ромашковым лугом брожу.
Ищу свою тихую долю –
И… пустоту нахожу.

Ныряю в прибрежном прибое.
В подводном безмолвье скольжу.
Ищу своё счастье простое –
И… пустоту нахожу.

Взираю с небес на округу,
Над полем озябшем кружу.
Ищу, кто протянет мне руку –
И… пустоту нахожу.

Упав, обессилев, на землю
Я небу и солнцу грожу,
Кричу им: я вас не приемлю!
И в пустоту ухожу.

* * *
Меня разлюбили дороги:
Не встретят, как прежде, пыля,
Не бросятся с радостью в ноги
И не поведут сквозь поля
На зелень лугов, в перелески,
А ветер, упрямый и дерзкий,
Уходит всё время куда-то,
Не просто уходит – бежит.
Всё было иначе когда-то.
Теперь же – кладу виражи,
Лечу по асфальту привычно,
Давлю до предела педаль.
За далью скрывается даль,
Но мне уже всё безразлично.
И всё-таки прошлое жаль,
Когда на усталые ноги
Ложилась весёлая пыль…
Забыли меня те дороги.
Я помню их. Я – не забыл.

* * *
За всё, что натворил, покаюсь.
Не будет – «после». Было – «до».
Не прилетит на крышу аист
И не совьёт уже гнездо.

Встав на крыло, птенцы взлетели,
Умчались с ветром, кто куда.
Шли за метелями метели.
Менялись годы на года.

И стало ясно: всё проходит –
В копилку падает пятак.
А для птенцов всё будет вроде
И так же, и совсем не так.

Покаюсь за свои грехи,
А заодно и за чужие,
За малые и за большие…
И станут помыслы легки,
Как юношеские стихи.

* * *
Сгусток обиды и боли.
На полном скаку – разворот.
Обрывки украденной воли,
И песней разорванный рот.

Кто это там на откосе?
Знакомый такой силуэт.
Смотри, его время уносит,
Уносит за тысячи лет.

Вечность плывёт над обрывом
Сквозь рокот и гул бытия.
Кто пел там на грани надрыва?
Мессия? А, может быть, я?

* * *
                Маме
Будут ли ливни весенние литься,
Будут ли ветры смеяться в лицо,
Будут ли птицы на север стремиться,
Выйдет ли мать на крыльцо?

Будет. Всё будет. И ливни, и ветер.
Стаям пролётным не будет конца.
Только родная не выйдет под вечер
Встретить меня у крыльца.

Вспыхнет на стёклах закатное солнце…
Не заслонится от солнца рукой,
Не отразится платочком в оконце,
Ко мне не прижмётся щекой.

СТРИЖИ

Там старый маяк на скалистом утёсе
Под звёздами рейд сторожил.
А в солнечный полдень над рыжим откосом
Пронзали пространство стрижи.

Там море шумело и пылью солёной
Ложилось на наше окно.
А мы вечерами с весёлой Алёной
Шли в клуб и смотрели кино.

Не вспомню уже, как они назывались –
Те фильмы. И клуб не найду,
Где мы целовались. Ах, как целовались
С Алёнкой в последнем ряду.

Потом мне уехать пришлось ненадолго.
Уехал, увы, навсегда.
Злорадная память забытым осколком
Меня возвращает туда,

Где море бушует, когда непогода,
И берег от гула дрожит,
А в солнечный полдень стригут мои годы
Другие, наверно, стрижи.

* * *
Стелются дороги полевые,
Мытые и ливнями, и росами.
Ленты серо-буро-пылевые
По России-матушке разбросаны.

Век не знать асфальта и бетона им.
То закружат, то плывут дугой,
То петляют солнечными склонами
От одной деревни до другой.

Не могу я им не улыбнуться,
Жму на газ, забыв об осторожности.
Дали в удивленье захлебнутся
Собственной безмерной невозможностью.

Милые просторы бездорожные…
Я лечу – безудержный лихач.
А они лопочут: «Осторожнее.
Поспешай, да слишком не лихачь».

Не удержит удаль мою русскую.
Горизонта гибкая струна.
Эх, дорожки, пыльные да узкие,
Эх, моя родная сторона!

* * *
Небосвод голубой
изогнулся легко и упруго.
Мы как волны с тобой,
мы всю жизнь догоняем друг друга.
Нас несёт океан,
но всегда и повсюду мы вместе.
А когда сквозь туман
проскребутся тревожные вести,
упадут на песок,
растекутся мелодией плавной
две волны… Но далёк
берег мрачный, пустой, нежеланный.

* * *
Девочка звёзды ловила в ладони
С чёрного неба – большого, высокого.
Девочке виделись вольные кони,
Виделся образ прекрасного сокола.

Кони промчались и травы примяли.
Сокол коснулся крылом на лету…
Женщина смотрит на небо в печали,
Звёздную не вспоминает мечту.

* * *
Взглянул окрест себя с тоской
И сам себе изрёк:
Я жил в Твери. Я край Тверской
Изъездил вдоль и поперёк
И исходил пешком
С походным посошком.
Тогда я счастлив был и молод,
Любил безмерно этот город
И этот древний край –
В те годы здесь был рай.
Земля богата и вольна,
Озёра голубого льна
Ловили неба синь…
А ныне – лес растёт в полях.
Деревни нет. Повсюду прах,
Куда свой взгляд ни кинь.
И перестройка, и реформы
Не знали в разрушеньи нормы.
О, где ты, лён мой синий?
Ты где, моя Россия?

* * *
Травы колышутся в поле.
Ветер – неуловим.
Мы о свободе и воле
Тихо грустим.

Вспомнить пытаемся тщетно,
Где же тропинка к броду?
Может быть, там конкретно
Оборвалась свобода.

Детство? А может быть, юность?
Молодость буйная что ли?
Где и когда отвернулась
Жизнь от безудержной воли?

Всё – по чужим канонам.
Всюду – пустыня Гоби.
То, что мы ищем, дано нам
Лишь в материнской утробе.

Волен – сперматозоид.
Свободен был – эмбрион.
Так что грустить не стоит.
Вырвался – обречён.

ФЛЮГЕР

Травы пожухли. Прозрачен кустарник.
Сизый туман из оврага ползёт.
Флюгер на крыше – кораблик кустарный
Ветра осеннего ждёт.

Ветер нагрянет и травы всколышет.
Инеем рухнет на землю роса.
Скрипнет кораблик на старенькой крыше,
К небу взметнёт паруса.

Будет казаться ему, что навстречу
Море вздымается пенной стеной,
Ветер солёными брызгами мечет,
Гонит волну за волной.

Я закурю на крыльце сигарету,
Глядя, как бьётся кораблик за жизнь.
Мне импонирует мужество это.
Я ему крикну: держись!

* * *
В одеяния грубые, белые
Облачусь, если грянет беда.
Унесут меня кони дебелые
За пределы всего. И тогда
В запределье глухом, в запустении,
Где пульсирует сумрачный свет,
Через боль, непокой и смятение,
Пропою нерушимый обет.
Дам обет своего возвращения
В этот мир, где гуляет беда,
Если будет святое прощение
Всем, ушедшим со мной в никуда.
Мы вернёмся назад обновлёнными,
Сбросим рубища скорбных одежд,
И на головы ваши склонённые
Ляжет отблеск нежданных надежд.

* * *
Прости врага. Он может быть провидцем
И предсказать начертанный удел.
Он может быть последним очевидцем
Твоих неправедных и грешных дел.

Прости врага. И станет всё яснее.
Пускай кричат: предатель… идиот…
В ожесточении, надеяться не смея,
Он от тебя ударов только ждёт.

Прости врага. Тогда-то, вероятно,
С глаз упадёт иллюзий пелена.
Пусть это нелегко и неприятно.
Но истина – она всегда одна.

Прости врага. Пусть это будет больно.
Прощение не есть души изъян.
Пусть он ликует в радости невольной.
Прости врага. И улыбнись друзьям.

* * *
                Л. Котюкову
Ты пел мне о последних временах,
А я предпочитал времён начало.
Ты уходил от жизни, как монах,
Меня – волна страстей в огне качала.

Ты истово молился, кончив петь.
Я – хохотал, когда горел мой парус.
И был огонь. Была вода и медь –
Времён последних предпоследний ярус.

Но снова наплывали времена.
Взметалась снежная и огненная замять.
Твоих пророков растворились имена.
Мои – живут, как вздыбленная память.

* * *
И рябина измученно клонится,
И в печали склонилась ветла…
Проскакала коней моих вольница,
Серой пылью следы замела.

Почему так деревья состарились
И поникли до самой земли?
Ветры с лёту о землю ударились –
В той же серой пыли залегли.

Ведь вчера они были так молоды,
Так беспечно шумели листвой…
Почему же повеяло холодом
Над седою моей головой?

Ночь ветвями окошко царапает,
Лунным светом округу рябит,
А бессонница жёсткою лапою
Задремавшую жизнь теребит.

Где же детство, – шепчу я бессоннице, –
Где же юность в рассветном огне,
Где ты, лет моих вольная конница,
Где искать вас, в какой стороне?

О ЗАПОВЕДЯХ

Шаг за шагом, с трудом, постепенно
Познаём мы открывшийся мир.
Нам твердят: его создал степенный
Сам себя сотворивший кумир.

И гордится народ Моисеем,
И возносит скрижалям хвалу…
Только Дьявол не дремлет и сеет
Между всеми раздор и хулу.

Не убий – а народ убивает.
Не кради – воровству нет конца.
Не желай… но извечно желает
Кто чужую жену, кто тельца.

Может быть, вся причина в кумире?
Многолика его ипостась.
Непонятно, кто царствует в мире:
Наш Творец? Или всё-таки Князь?

Или, может быть, одновременно
Ходят-бродят они без следа
И толкают нас попеременно
То туда, то сюда.

* * *
Когда обрушатся лавиной
Ошибки, промахи, страдания,
И, будучи во всём повинным,
Взметнусь в безмерность мироздания,

Когда в бреду полусознания,
В преддверье мрачного конца,
Забыв накопленные знания,
Увидеть захочу Творца,

Когда в последнем озарении,
Оставленное не кляня,
Пойму, что Он, лишённый зрения,
Не может разглядеть меня,

Тогда в невероятной сложности
Взмахнёт крылом надежда-птица.
Успеть бы в этой невозможности
За краешек крыла схватиться.

* * *
Не ведая утрат, не зная горя
И не желая ничего беречь,
Летел по жизни с жаждой новых встреч,
Как яхта белая в бескрайнем море.

Заботами вселенскими не «парясь»,
Улыбку бравую храня у края рта,
Любил смотреть, как волны бьют в борта,
Как ветром полнится послушный парус.

Внезапно вздыбилась коварная вода.
Обрушились шторма. Упали грозы.
Не попрощавшись, сгинули матросы,
Сойдя в туман, в пространство, в никуда.

Ветра злорадно яхту замели
В глухой залив, где не играют волны,
И старый трюм, воспоминаний полный,
Покоится печально на мели.


* * *
Оглянулся – прошлого так много.
Заглянул вперёд – а что же там?
Вижу – упирается дорога
В несуразный и бесцветный хлам.

Ну, так что ж? О прошлом не жалею.
Не перечеркнёт его рука.
Прожитое – ярче и светлее.
Будущее – мутная река.

И ничто уже не повторится.
И никто не вспомнит: был ли я.
Тихо перевёрнутой страницей
Завершится книга бытия.

Ты кричишь: «Неправда! Наши внуки
Будут счастливы, как были мы».
«Нет, – шепчу я, – прозябать им в скуке
Наползающей глобальной тьмы».

* * * 
                М. З.
Расправилась. Созрела. Повзрослела.
Чеканит шаг от самого бедра.
Идёт уверенно, решительно и смело.
Свободна, независима, мудра.
Какая гордая девическая стать!
Непостижимо: как, когда, откуда
Возникло это восхитительное чудо!

Но стоит вспять страницы полистать,
Увидите нелепую дурнушку
С вихрами солнцем выжженных волос.
Коленки сбиты, шелушится нос,
По скулам разбегаются веснушки…
Вот только взгляд зелёных дерзких глаз
Немножечко обескуражит вас.

Из ничего, совсем из ниоткуда
Явилось это восхитительное чудо.

ВОКЗАЛЫ

Вокзалы – пространство свиданий
И горечи долгих разлук.
Под сводами сереньких зданий
Объятья любимых подруг.

Вокзалы – пространство тревоги
И слёз неслучившихся встреч.
Ушли навсегда недотроги –
Мы их не сумели сберечь.

Вокзалы – пространство печали
В разгуле бесснежной зимы.
Здесь нам поезда прокричали,
Что юность проехали мы.

Но снова встречали вокзалы
И вновь провожали потом.
Вокзалов гудящие залы
Светились во мраке пустом,

В котором летела планета,
Уже от начала начал
Вокзал потерявшая где-то,
Забывшая старый причал.

ПРЕДЧУВСТВИЕ

Закат был кровавым, как рваная рана,
Ветрище крепчал и крепчал.
Не слишком ли рано, не слишком ли рано
Филин беду прокричал.
Обрушится ночь…
В глубине непроглядной
Возникнут предвестники зла.
И будут неладны, ох, будут неладны
Мрачных пришельцев дела.

Гортанные крики, надрывные стоны,
Свистящий пронзительный вой
В пространстве утонут, в пространстве утонут,
Жизнь унося за собой.
От ужаса бледный,
рассвет не посмеет
На чёрную землю сойти.
Шипящие змеи, шипящие змеи
Будут лежать на пути.

Но что это?
Солнце взметнулось за тучей,
Сжигая пришельцев следы.
Напрасно себя я тревогой измучил –
Будут цвести сады.

ТОЛПА

Сначала визжала, как пёс ушибленный.
Потом орала в стоглавый рот.
Потом дохнула тревогой вздыбленной
И закружилась, как водоворот.

Она не знала, чего хотела,
Катилась с рёвом тугим и гулким.
Её многоногое рыхлое тело
Вползало в улицы и переулки.

Дома взирали с недоумением
На нескончаемый мутный вал
И слушали с каменным терпением
Непрекращающийся гвалт.

О, это был не пузырик мыльный…
Жестока в ярости и слепа,
С невнятным мычанием дебильным
По городу мрачно ломилась толпа.

МОНОЛОГ ВЕТЕРАНА

Отворю все окна нараспашку.
Гляну вдаль: за горизонтом – Русь.
И, рванув от ворота рубашку,
Налетевшим ветром захлебнусь,
Утону в дыму воспоминаний,
Словно прожил много сотен лет,
Переворошу обрывки знаний,
Чтоб найти к своим истокам след.
Не найду. Моей России нет.

Нет страны. А ведь была когда-то.
Трепетали перед ней враги.
Помню яростных сражений даты…
Родина, храни и береги
Для потомков славные победы.
Верю – победим и в этот раз.
Знаю – ты преодолеешь беды,
Возродишься миру напоказ.
Только жаль – уже не будет нас.

* * *
                Советский по крови и плоти,
                Я слёзы сглотнул и молчу…
                Вадим Ярцев
Доживу ли? Наверное – нет.
Мне не хватит подаренной жизни,
Чтоб увидеть над Родиной свет
И опять улыбнуться Отчизне,

Той, в которой родился и жил,
Где распахнуты были все дали…
Ей предательски в спину – ножи
И, убив, по частям распродали.

Доживу ли? Наверное, нет.
Боль ушла. Забываются муки.
А в душе вызревает ответ:
Вся надежда на вас, наши внуки.

Я вам всё объяснил, рассказал.
Вам известно, где скрылись убийцы.
Дом родной – не транзитный вокзал.
За него надо насмерть биться.

* * *
Снова птицы гнездовья забросили,
В лёгких крыльях тоску затаив.
Снова ветры запели по осени
Заунывные песни свои.

Гул ли тихий над травами, эхо ли,
Или скрипки в лугах зарыдали?
Нет. Не то. Просто быстро проехали
Мы звенящие ясные дали.

Просто кончилась песня задорная –
Нет, не кончилась, а захлебнулась.
Просто жизнь, как волшебница вздорная,
Только издали нам улыбнулась.

И хохочет, по-прежнему яркая,
Там, где юные в трубы трубят,
Быстроногая, гибкая, жаркая –
Кобылица в кругу жеребят.

ПЕЧАТЬ

Я не знаю… Мне, может быть, скромно молчать?
Стоит рот приоткрыть – сразу делаюсь грубым.
Кто-нибудь! Наложи на уста мне печать.
Эй, ну кто там, прошу: опечатай мне губы.

Я с сургучной печатью по миру отправлюсь.
Буду видеть и слышать, и скорбно мычать.
Претерплю и пинки, и обиды, и травлю,
Потому что – печать. Потому что – печать!

Но я знаю… Ничто в этом мире не вечно.
Рухнут скалы, коль долго по камню стучать.
Попадётся в пути кто-то очень сердечный,
Возмутится, заплачет… взломает печать.

Отворится мой рот. Но оттуда – ни звука.
Будет только язык посиневший торчать.
Есть, что вам рассказать. Но сказать – это мука.
Мне всё кажется – губы сжимает печать.

ПЕРЕЧИТЫВАЯ ДОСТОЕВСКОГО
                …я всегда был истинно русский.
                Из письма Ф. Достоевского А. Майкову
Он видел выси и глубины,
Незримые для наших глаз.
Там плещут лавы, стынут льдины –
Там всё, что тайно дремлет в нас.
Там зреют ужасы и горе,
Там зарождаются начала.
В невидимом неслышном хоре
Там слово «вечность» прозвучало.
Там рядом плаха и венец,
Рожденье жизни и конец,
Величье славы и позор…
Через прицел, как бритва, узкий
Туда проникнуть может взор
Того, кто истинно есть русский.

* * *
Дом на отшибе, тропинка к реке,
Вы мне с годами милей и дороже.
Память безжалостно сердце изгложет,
Когда я от вас вдалеке.

Малая родина, что с тобой стало?
Нет деревеньки. Исчезло село…
Как ты в последние годы устала.
Как же тебе тяжело!

* * *
Укрыться в тишине уединения
И погрузиться в самого себя.
Забыть людей, заботы и сомнения
И, никого отныне не любя,
Остаться одному на целом свете –
Вселенная и я. И никого.
Пусть будут только небо, звёзды, ветер…
Тогда бы точно Он меня приметил,
И я б увидел, наконец, Его.
Он постарался бы взлететь повыше,
Но я бы крикнул: Стой! Один вопрос.
Скажи, Творец, ты почему не слышишь
Летящие с Земли сигналы «SOS»?

* * *
Припомню каждое мгновенье:
И первый крик, и первый смех,
И в этот мир своё явленье,
И первый дождь, и первый снег,
И девочку в берете белом
С глазами синими, как лён.
Как безутешно, как несмело
Я был в неё тогда влюблён.
Припомню первый вечер лунный
И первую в лугах зарю…
И вдруг пойму, что, как безумный,
Я сам с собою говорю.
Сожму виски рукой усталой.
Зачем же так безбожно лгу?
Всё унеслось водою талой.
Когда?
Припомнить не могу.

* * *
Звякнут бокалы и блюдца.
Вздрогнет у дома фасад.
Я не смогу увернуться
Или отпрянуть назад.

Рухнут мосты и тоннели.
Сгинут леса и сады.
Ахнут все, кто не успели
Скрыться от этой беды.

Солнце закроется чёрным.
Звёзды исчезнут за тьмой.
Окаменеют все зёрна
Над распростёртой землёй.

Мрачность, пространство пронзая,
Слижет лохмотья огня…
Так ли всё будет? Не знаю.
Просто
      не станет
         меня.