к Отцу

Гранитных скал, базальтовых пород не знал
я твёрже, чем характер твой и ум,
и хоть зубов не мало обломал,
в гранит вгрызаясь разныя наук,
я разгадать не мог той тайны Бытия,
что отдаляет от отцов детей,
и, мягкость с нежной ласкою любя,
искал их больше, чем ты –  мар(к)совых страстей.

Ты каждый день войну свою с всем миром
от Утра вёл до самого темна,
тем молодость храня свою от жира
бесстрастной немощи, что к а ж е т с я – скромна.
Ты строил на века, хоть знал, что век короток,
и в две недели возводил троянского коня – спеша
догнать и перегнать незримого кого-то,
чьи достижения не стоят и гроша…

Но это видим мы сейчас, и то – зря в корень,
тогда же – на войне как на войне –
тде либо опрокинут ты, оборен,
а либо – важной шишкой – на коне!
Нет, не таким я был рождён – инаким,
и сторонился бы конфликтов, ссор и войн:
Любовь и лад я предпочёл б атакам,
и мир худой не сдал б за правый бой.

Судьба ж злодейкой прозвана не даром,
и в поисках перин я находил войну,
я научился убивать одним ударом
и взглядом останавливать волну.
Но, перед образом твоим робея, как и ране,
двух слов связать не мог пред твои очи,
в конце концов, речей и оправданий
я вовсе перестал искать, и между прочим,

тебе воздавши должное за то,
я стал от жизни брать – без праздных объяснений
с толпой чиновников, бандитов и ментов
(кто силой в жизни наделён чрез жадность ртов) –
всё, что считал своим, вразрез их мнений.
И внешне твёрже становясь от схватки к схватке,
нутром же лишь  любви (твоей) искал и ласки –
чтоб божий замысел явить в сухом остатке,
Бог  вряд ли круче смог бы выдумать закваски…

И я, упорством наделён твоим вполне,
максимализмом что зовётся ныне,
и тягой к миру, хоть умением к войне,
презрев, как ты когда-то, сопли и унынье,
мечтаю новый выстроить здесь мир,
и путь к тому найдя не близкий, но надёжный,
я, дерзок – мыслью, словом – осторожный
(за дерзости свои едва избегнув тьмы острожной),
питаясь духом от высоких лир,
«Аз Есмь!»  – сказал, быв только смерд ничтожный.
 
Но что же это? В твойний юбилей
в к тебе направленной и посвящённой оде,
я всё одно, да по тому, да о себе,
нескромно так, при всём честном народе –
да потому (и это, став отцом, отныне
лишь смог узреть), что лучшей доли нет
Отцу, не зря прожившему свой век,
чем видеть продолженье в Сыне.

И я не стану петь хвалебных мадригалов,
и льстить, хоть требует того обычай,
скажу лишь что дороже всех регалий,
и планок орденских и генеральских лычек:
всем существом я благодарен Тебе, Папа,
что дал мне жизнь, и дух, стремление и корень,
вдвойне же благодарен – коленями став на пол,
скажу – за то, чего не дал  мне вровень
с другим: 
и я – исканием томим –
искал… и шёл… и спотыкаясь, падал…
но, поднимаясь, снова шёл – на Свет,
что был закрыт, как при рожденьи, мраком
и вот – нашёл я,  ч т о, презрев любой запрет,
найти бы каждый рад, да жаль поставить на кон
всё, чем наградили их отцы –
ты ж подарил мне больше – Путь и Поиск,
и сколько бы ни прятал ты концы
любви своей, за маской грозной кроясь
(Как научил тебя и братьев твой отец),
как, сколь бы ни мечтал быть нежным я,
всё ж взрос во мне борец,
так – больше, может быть, любя
чем отпрысков своих иной родитель,
что дарит им всего себя,
ты – даже не путеводитель –
Вопрос лишь дал, в пример другим отцам,
Ответом на который стал… Я САМ!
Вот потому и благодарен я вдвойне:
ты дважды подарил –  МЕНЯ же мне!

Мы – разные, ведь так устроено Природой
(здесь Дарвин прав был, я согласен с ним):
изменчивость – основа выживанья вида, рода;
наследственность же –  стержень, что от Бога –
с тобой нас, р а з н ы х, делает Одним!