Воспоминание о Голодном Времени

ПЕРЕСТРОЙКА ДЛЯ БЕДНЫХ

В годах консервативных и застойных
Мы жили удивительно спокойно,
Себя любимых нежа и щадя.
Нас уверяли:ради благ духовных.
Нам в это даже верилось тогда!
Вот, потеснив всех "странненьких и слабых",
Мы подошли к эпохе перемен,
Слегка нажившись на духовных благах.
И мы узнали истинную цену
Словам, делам и многим переменам.
А раньше жили мы провинциально
По всей стране.
Считалось и достойно, и похвально
Пять дней в неделю
На работе жить,
А в выходные продолжать на даче.
Все было бедненько и так обыкновенно,
И многое нам виделось иначе.
И было в нашей жизни все б е с ц е н н о.

Но согласитесь,
Каждая эпоха всегда имеет собственный контекст,
Как, например, роман или поэма.
И в каждый век понятье, слово, тема
Имеют новый, в р е м е н н ы й, подтекст.
Хлеб нащ насущный вечный -- щи да каша.
Он Темой был -- одной из главных тем,
Сквозная нить в основе жизни нашей.
Но не хочу закончить словом "съем",
"еда", "объедки" или "простокваша".
Как в грани тысячной (фантомы отражений!)
Брильянтовой подвески вспыхнет свет,
Рождая чудеса преображений,
Так слова грань свой оставляет след
В реальности, рождая многогранность.
Дана словам изысканная странность,
Все называя все определять.
И формирует мир наш эта данность.
Что значит слово -- много или мало?
Что с а м и п о се б е
слова "компот", или "вишневый", и опять же "каша"?
Поэзия всегда их избегала,
В высоком стиле находя оплот,
Но жизнь куда искусней рифмовала --
И стране был фантазии полет.
В стакане сад, и вишенье, и свет,
И белая больничная палата,
И на столе стакана круглый след,
И над рекой вишневый цвет заката...
А рядом мягкий мотыльков полет --
Над кашками, над сизыми лугами.
В тарелку льются белыми струями
Зной лета в полдень
Мята, клевер, кашки...
(И ведь, заметьте, не в голодный год!)
Но вот на небосклоне наших дней,
Пусть не великой истиной, но верной,
Взошел Кусок. И так -- Луной ущербной
Повис над перекрестком прочих Тем.
В своей броне и серых шлейфах пыли --
Слоны,застрявшие в дорожных пробках --
Голодные, трубят автомобили.
Голодный вой газетных заголовков,
Голодные плакаты на столбах...
Куда ни глянешь -- всюду оголтело
Переплавляет, как руду в печах,
Все истины, все слитки голод тела.


О Слово! Многозначный многогранник!
Когда-нибудь (столетие спустя?)
Ты вновь воскреснешь, может быть. Тогда
Напишет наш спокойный, сытый правнук
О Времени голодном.
А пока...

В дождь обложной
в автомобильной пробке
Столкнулись на трамвайной остановке
Поэт и Новый Русский.
Дождь утих
и облако алело,словно рана.
И вот из недр души, как из кармана,
Поэт достал давно готовый стих.
-- Я многого, конечно, не имею,
Зато красиво чувствовать умею.
За это мне и платят -- всем приятно, --
Сказал Поэт.
И спрятал стих обратно.
(Как шпагу в ножны?)--
Странная река
По городу течет -- автомобили.
Напоены бензином облака,
Асфальт в сезон меняют по три раза,
Чтоб не пробилась наглая трава...
-- Когда мы всей голодною толпой
Рванем по этой крепкой мостовой...
-- На несанкционированный митинг?
-- Потом пойдем по рынкам, магазинам...
-- Культурно отдыхать -- смотреть витрины?
-- Тогда..., тогда...
-- Что может быть "тогда"?
Асфальт сегодня крепче, чем вчера!

Уже нетерпеливые и злые,
В их разговор вмешались остальные.
-- В такой стране не купишь ни черта
На наш доход!
Нас заново надули!
Открылся клуб -- стихийно как всегда.
Уже кого-то кто-то призывал
Под чем-то подписаться.
Дождь устал
Все это слушать -- и обвально хлынул,
И сник насторожившийся фискал.
И в это время рассосалась пробка.
Трамваи дружно выстроились в ряд.
Все -- по местам.

На улице престранная погода.
На небе словно тихие лампады,
И стекла окон теплятся, как свечи,
И серебристый воздух чуть подсвечен
Огнями золотого листопада.
А мы плывем
над этой мостовой,
покрытой золотом,
В красивейших заплатах
от девяностых
И в мини-юбках от шестидесятых.

(Мы тоже плыли так -- в семидесятых!)

Мы вновь на каблуках берем высоты.
Нам хочется с деревьев рвать банкноты
и не прослыть при этом дураками.
Конечно, это было бы неплохо,
И большего нам, видимо, не надо.
У нас сейчас одна на всех погода --
Эпоха золотого листопада.
Никто не виноват,
Что Прошлое
Оставило нам малое наследство --
Всего лишь узкий лабиринт аллюзий,
Где лишний шаг -- и плагиат
Вместо открытий.
Пора очарованья и иллюзий,
Воспетая не раз в стихах и прозе,
Как листья, дни срывает и уносит,
Их складывая в годы и века...
Кого любить... Быть может, просто осень?

В толпе не сыщешь
оживленных лиц
Под Новый год 2009-й.
Лежит осенний желтоватый свет
На плащиках и курточках горбатых.
Как муравьи, в кошелках, рюкзаках
Прут мрачно всё -- кто что успел нахапать.
Вот мимо проплывает, как в тумане,
Подростков группа -- с плеером в ушах,
Покачиваясь в ритме, как в дурмане,
И ничего вокруг не видит взгляд.
Они и впрямь как инопланетяне.

У входа в рынок
(как у входа в храм)
Гнусавит нищий в старой гимнастерке,
В рубцах поддельных от фальшивых ран.
В грязи, в щетине
Глаз совсем не видно.
Ему почти никто не подает.
Мы тоже нищие!
И никому не стыдно!
И тут же рядом, прямо на земле,
Под книгами расстелена клеенка,
На ней изданий пестрый винегрет.
В платочке затрапезном старушонка
Торгует истинами прошлых лет.

Как хочется над городом взлететь
И с этим странным тихим светом слиться!
Лететь над миром вырванной страницей
И лиловатый воздух пить как петь,
И в пятнышко на небе превратиться.
И с неба потихоньку наблюдать,
Как фонарей далекий свет струится,
Сидеть на облачке и ножками болтать...
Невольно к небу поднимаешь взгляд.
Смотрите! С зонтиками все летят,
Летят в безумном этом листопаде!
И пусто на земле, как на эстраде
В забытом парке.
Брошен реквизит
На опустевшей разоренной сцене.
И в ушах свистит
Не ветер -- Время.