Великому Л. Н. Толстому. Масонство...

(По мотивам строк: Л.Н. Толстой. Война и мир. Том 2, часть вторая, глава XII.)

Нет, вы не улыбайтесь. Масонство – это не религиозная,
не обрядная секта, как и я думал сперва,
а масонство есть лучшее, единственное выражение лучших,
вечных сторон человечества...
Масонство есть учение христианства,
освободившегося от государственных и религиозных оков,
 учение равенства, братства и любви.
Основа основ...
Только наше святое братство имеет действительный смысл в жизни –
Кто верой в него силён;
всё остальное есть сон...
Вне этого союза всё исполнено лжи и неправды,
и я согласен, что умному и доброму человеку, не найдя правды,
ничего не остается, как быть убогим,
доживать свою жизнь, стараясь только не мешать другим.
Но усвойте себе наши основные убеждения,
вступите в наше братство, дайте нам себя,
позвольте руководить собой,
и вы сейчас почувствуете себя,
как и я почувствовал частью этой огромной, словно в чудесах,
невидимой цепи, которой начало скрывается в небесах...
        Но ты говоришь: вступи в наше братство,
и мы тебе укажем цель жизни и назначение человека,
 и законы, управляющие миром – века.
Да кто же мы – люди? Отчего же вы всё знаете, предвидите? 
Отчего я один не вижу того, что вы видите?
Вы видите на земле царство добра и правды, а я его не вижу, даже еле-еле.
Вы говорите, что не можете видеть царства добра и правды на земле.
И я не видал его и нельзя видеть его,
ежели смотреть на нашу жизнь как на конец всего.
 На Земле, именно на этой Земле –
нет правды – всё ложь и зло от чьего-то кумира;
но в мире, во всём мире – есть царство правды,
и мы теперь – дети земли, а вечно – дети всего мира.
Разве я не чувствую в своей душе,
что я составляю часть этого огромного, гармонического целого.
Разве я не чувствую, что я
в этом огромном бесчисленном количестве существ, что вы видите,
в которых проявляется Божество, высшая сила, как хотите,
что я составляю одно звено,
одну ступень от низших существ к высшим – одну, существует оно!
Ежели я вижу, ясно вижу эту лестницу – от века к веку,
которая ведёт от растения к человеку,
то отчего же я предположу,  что эта лестница прерывается со мною,
а не ведёт дальше и дальше с Вселенной, с планетою земною.
Я чувствую, что я не только не могу исчезнуть, как ничто не исчезает в мире,
но что я всегда буду и всегда был и ни в чьей-то игре!
Я чувствую, что кроме меня надо мной живут духи всегда
и что в этом мире есть правда.
       Да, есть такое учение, но это не то, что убедит меня и всё доказывает,
а жизнь и смерть, вот что убеждает.
Убеждает то, что видишь дорогое тебе существо,
которое связано с тобой,
перед которым ты был виноват и ты надеялся оправдаться порой
и вдруг это существо страдает, мучается и перестает быть…
Как жить?
Зачем? Не может быть,
чтоб не было ответа! И я верю, что он есть… для меня...
Вот что убеждает, вот что убедило меня...
Убеждают в необходимости будущей жизни не доводы,
а то, когда идёшь в жизни рука об руку с человеком,
и вдруг человек этот исчезнет там, в нигде,
и ты сам останавливаешься перед этой пропастью
и заглядываешь туда. И, я заглянул уже почти везде…
      Ну так что ж? Вы знаете, что есть там и что есть кто-то, что всё смог?
Там есть – будущая жизнь. Кто-то есть – Бог.
Ежели есть Бог и есть будущая жизнь,
то есть истина, есть добродетель;
и высшее счастье человека состоит в том,
чтобы стремиться к достижению их, это знают и дети.
Надо жить, надо любить, надо верить, что многое есть вдали,
что живём не нынче только на этом клочке Земли,
а жили и будем жить вечно там, на небесах, во всём, что живёт и раньше жило.
     Да, коли бы это так было!
...

...почва масонства, на которой он стоял, тем более уходила из-под его ног быстрей,
чем твёрже он старался стать на ней.
Вместе с тем он чувствовал, что чем глубже уходила под его ногами почва, на которой он стоял,
тем невольнее он был связан с ней. И страх его уж обуял.
     Когда он приступил к масонству, он испытывал чувство человека,
доверчиво становящего ногу на ровную поверхность болота, существовавшего века.
Поставив ногу, он провалился и... не медлил дольше –
Чтобы вполне увериться в твердости почвы, на которой он стоял,
он поставил другую ногу и провалился ещё больше,
завяз и уже невольно ходил совсем не в радостном полёте –
по колено в болоте.

––––––––
Л.Н. Толстой. Война и мир. Том 2, часть вторая, глава XII. часть третья, глава VII. (Отрывок.)
 Нет, вы не улыбайтесь. Масонство – это не религиозная, не обрядная секта, как и я думал, а масонство есть лучшее, единственное выражение лучших, вечных сторон человечества.
И он начал излагать князю Андрею масонство, как он понимал его.
Он говорил, что масонство есть учение христианства, освободившегося от государственных и религиозных оков; учение равенства, братства и любви.
— Только наше святое братство имеет действительный смысл в жизни; всё остальное есть сон, — говорил Пьер. — Вы поймите, мой друг, что вне этого союза всё исполнено лжи и неправды, и я согласен с вами, что умному и доброму человеку ничего не остается, как только, как вы, доживать свою жизнь, стараясь только не мешать другим. Но усвойте себе наши основные убеждения, вступите в наше братство, дайте нам себя, позвольте руководить собой, и вы сейчас почувствуете себя, как и я почувствовал частью этой огромной, невидимой цепи, которой начало скрывается в небесах,
Но ты говоришь: вступи в наше братство, и мы тебе укажем цель жизни и назначение человека, и законы, управляющие миром. Да кто же мы — люди? Отчего же вы всё знаете? Отчего я один не вижу того, что вы видите? Вы видите на земле царство добра и правды, а я его не вижу.
Пьер перебил его. — Верите вы в будущую жизнь? — спросил он.
— В будущую жизнь? — повторил князь Андрей, но Пьер не дал ему времени ответить и принял это повторение за отрицание, тем более, что он знал прежние атеистические убеждения князя Андрея.
Вы говорите, что не можете видеть царства добра и правды на земле. И я не видал его и его нельзя видеть, ежели смотреть на нашу жизнь как на конец всего. На земле, именно на этой земле (Пьер указал в поле), нет правды — всё ложь и зло; но в мире, во всем мире есть царство правды, и мы теперь дети земли, а вечно дети всего мира. Разве я не чувствую в своей душе, что я составляю часть этого огромного, гармонического целого. Разве я не чувствую, что я в этом огромном бесчисленном количестве существ, в которых проявляется Божество, — высшая сила, как хотите, — что я составляю одно звено, одну ступень от низших существ к высшим. Ежели я вижу, ясно вижу эту лестницу, которая ведет от растения к человеку, то отчего же я предположу, что эта лестница прерывается со мною, а не ведет дальше и дальше. Я чувствую, что я не только не могу исчезнуть, как ничто не исчезает в мире, но что я всегда буду и всегда был.
  Я чувствую, что кроме меня надо мной живут духи и что в этом мире есть правда.
— Да, это учение Гердера, — сказал князь Андрей, — но не то, душа моя, убедит меня, а жизнь и смерть, вот что убеждает. Убеждает то, что видишь дорогое тебе существо, которое связано с тобой, перед которым ты был виноват и надеялся оправдаться (князь Андрей дрогнул голосом и отвернулся) и вдруг это существо страдает, мучается и перестает быть… Зачем? Не может быть, чтоб не было ответа! И я верю, что он есть…. Вот что убеждает, вот что убедило меня, — сказал князь Андрей.
— Ну да, ну да, — говорил Пьер, — разве не то же самое и я говорю!
— Нет. Я говорю только, что убеждают в необходимости будущей жизни не доводы, а то, когда идешь в жизни рука об руку с человеком, и вдруг человек этот исчезнет там в нигде, и ты сам останавливаешься перед этой пропастью и заглядываешь туда. И, я заглянул…
— Ну так что ж! вы знаете, что есть там и что есть кто-то? Там есть — будущая жизнь. Кто-то есть — Бог.
Ежели есть Бог и есть будущая жизнь, то есть истина, есть добродетель; и высшее счастье человека состоит в том, чтобы стремиться к достижению их. Надо жить, надо любить, надо верить, — говорил Пьер, — что живем не нынче только на этом клочке земли, а жили и будем жить вечно там во всем (он указал на небо).
— Да, коли бы это так было!
...
...почва масонства, на которой он стоял, тем более уходила из-под его ног, чем тверже он старался стать на ней. Вместе с тем он чувствовал, что чем глубже уходила под его ногами почва, на которой он стоял, тем невольнее он был связан с ней. Когда он приступил к масонству, он испытывал чувство человека, доверчиво становящего ногу на ровную поверхность болота. Поставив ногу, он провалился. Чтобы вполне увериться в твердости почвы, на которой он стоял, он поставил другую ногу и провалился еще больше, завяз и уже невольно ходил по колено в болоте.