Легенда гор

1.

Парит над ущельем глубоким орел,
Утес укрывая крылом.
Ты горными тропами в край мой пришел
И слушаешь сказ о былом.

Тому, кто увидел однажды Кавказ
Его не забыть никогда.
И манят вершины величием вас,
Забудьте свои города.

Услышьте ручей, что бежит между скал,
В ущелье журча серебром.
Известно давно, кто в горах побывал,
Сюда возвратится потом.

Увидеть суровых снегов красоту,
С вершины коснуться звезды.
Забудь же, мой друг, городов суету,
Напейся в ущелье воды.

Прозрачной, холодной  хрустальной слезой
Смывая обид горьких пыль,
Костер разведи, под нависшей скалой,
Послушай печальную быль.

Там, где-то внизу, у подножия гор,
Презрев пред вершинами страх,
На склоне аул с незапамятных пор,
Был добр к аулу Аллах.

Лавины снегов пощадили его,
Ни разу собой не накрыв.
Обвалы случались в горах далеко,
А солнце дарило налив

Плодам, созревавшим невзгодам назло,
Лаская и радуя взор.
На сбор урожая сходилось село,
Затерянное среди гор.

В ту осень созрел в сентябре виноград -
Удачным и добрым был год.
Старейшины гор, не нарушив «адат» ,
Сзывали на праздник народ.

И так каждый год. Двести лет или сто,
Течет все со временем рек.
Но только тогда не заметил никто,
Как в горы ушел человек.


2.

Под самой вершиной построил он дом,
На скалах разбил дивный сад.
От речки в долине носил чернозем,
Пробился лозой виноград.

Сверкает под солнцем янтарный налив,
Над крышею тянется дым.
Гнездо над скалою надежное свив,
Орлица соседствует с ним.

Не спрашивай друг, почему и зачем
Он в горы ушел от людей,
Порою судьба и загадочна тем,
Что все перепутано в ней.

Взяв сына с собой и покинув аул,
Ушел от людей человек.
Он лямку судьбы безотрадно тянул,
В горах доживая свой век.

Два раза в году приходил закупить
В долину муки и свечей.
«Ясин»  на могиле жены сотворить,
Над холмиком между камней.

А после он, к дому направив свой путь,
Аул обходил стороной.
И снова тебе не раскрою я суть,
Что скрыта под тайною той.

Десяток овец, виноградник и дом,
И неба безмерная синь.
Соседка орлица с подросшим птенцом,
С орленком забавится сын.

Что нужно еще, чтоб обиды забыть?
Но годы, как горный поток.
Короче, короче становится нить,
И тоньше и тоньше клубок.

И вот голова, как декабрьский снег,
Похожа на шапку вершин.
Сын юношей стал, постарел человек,
И пуст лет прожитых кувшин.

Орленок давно превратился в орла,
Он юноше преданный друг.
Орлица однажды, взлетев, умерла,
В полете закончив свой круг.

На сына смотрел постаревший отец,
И тяжко на сердце ему.
В укромном углу пара медных колец -
Джигиту нельзя одному.


3.

Над горным ущельем кружится орел,
Сорвавшись с вершины в полет.
Он взглядом орлиным ущелье обвел,
Он друга надежного ждет.

Спускаясь к ручью в белой бурке с ружьем,
Беспечно вышагивал тот.
Джигит и не знал, что над чистым ручьем
Готовит судьба поворот.

И там, где, утесом нависнув, скала,
Укрыла ручей от вершин
Красавица в воду нагая вошла,
Оставив в сторонке кувшин.

Преданья веков говорили о том:
«Омывшись хрустальной водой,
Покинет горянка родительский дом
И станет джигиту женой».

Вершины Кавказа! Такой красоты
Не видели вы никогда.
В ущелье глубоком, в потоках воды,
Казалось, купалась звезда.

Упругую грудь бисер капель покрыл.
Но что это? Явь или сон?
Аллах, помоги, дай красавице сил,
Стоит перед девушкой «он».

Румянец стыда от своей наготы
По лику промчался огнем.
За ними орел наблюдал с высоты,
Кружась над хрустальным ручьем.

Обычаев гор не познавший, узнай:
Честь девушки выше вершин!
Горянка, наполнив водой через край,
Несла, улыбаясь, кувшин.

Минуло полгода с той самой поры,
Гуляет по склонам весна.
Спускается юноша к речке с горы,
Его поджидает она.


4.

Кавказские горы воспеты не раз
В былинах, поэмах, стихах.
Кто видел своими глазами Кавказ,
Тот сердце оставил в горах.

И ты возвратился к вершинам моим,
Стреножил гнедого коня.
Костер разведен, к небу тянется дым,
Ты слушаешь тихо меня.

В тот год задержалась зима у села,
Морозы сковали ручей.
Тоску прогоняя, горянка ждала
Прихода весенних лучей.

Всю зиму в разлуке, и только орел
В снега и жестокий мороз,
От скал отрываясь в высокий полет,
Красавице весточку нес.

Когда же весна наступила в горах,
И зелень легла на луга,
С вершин непокорных, что спят в облаках,
Пролились ручьями снега.

Джигиту - семнадцать, и старый отец
В аул направляется с ним.
Ведут за собой три десятка овец.
(В адате записан калым ).

Идут по аулу неспешно они,
Навстречу - столетний старик.
Картечью вернулись далекие дни,
Отец головою поник.

Мужчины смотрели друг другу в глаза,
С обидою прожитых лет.
И молнией небо пронзила гроза,
И гром над землею в ответ.

Старик перед ними ворота закрыл,
Оставив людей под дождем.
Безрадостным путь возвращения был,
И грустью наполнился дом.

Туманом вопроса окутан джигит,
Сидит на ступеньке крыльца:
«Какую же тайну упорно хранит,
Суровое сердце, отца?»


5.

Я вижу, мой друг, ты забыл про костер,
Подбрось-ка скорее дрова.
Не очень-то дружит с прохладою гор,
Седая моя голова.

Коню вороному отборный овес
Добавить в мешок не забудь.
А мы под мерцанием тысячи звезд
Продолжим за повестью путь.

Ты помнишь, вначале я как-то сказал,
Что тайну одну берегу?
Но строк бесконечных случился обвал,
И вот я открыться могу.

И это не я, это старый отец,
Открыться джигиту решил,
На стол положив пару медных колец,
Он правды от сына не скрыл:

«Мой сын, в том ауле, где древний старик
Закрыл перед нами врата,
В далекие годы увидел я лик,
И был им пленен навсегда.

Судьбою гонимый из дальних краев,
В седле отмеряя свой путь,
У речки в ущелье я встретил любовь, -
Не смог я коня повернуть.

К ручью приходила горянка с зарей
Водою наполнить кувшин.
Случилось все это весенней порой,
Под взором суровых вершин.

Ей сердце свое без остатка отдал,
Рассыпалась искрами страсть.
У речки кристальной, бегущей меж скал,
Большая любовь родилась!

Я верил, что будет горянка женой,
И спутником верным моим,
Но только в горах есть закон вековой,
Зовется он словом «калым».

А что у меня? Только бурка и конь,
И спрятанный в ножнах кинжал.
В мой разум пробрался опасный огонь -
Горянку я ночью украл.

По тропам скалистым погоня велась,
Я дерзко нарушил адат.
К опасной черте подвела меня страсть,
Был мною забыт шариат .

На счастье случился за нами обвал,
Дорогу погоне закрыв.
И вот он - последний большой перевал,
И здравствуй, каспийский залив!


6.

Пески золотые, безбрежная синь,
На сваях построенный дом.
А скоро и ты появился, мой сын.
Мы счастливо жили втроем.

Под солнцем горячим, под шепот волны,
Ты стал нашей радостью глаз.
Но снились горянке опасные сны -
Вершин белоснежных алмаз.

Змеей ядовитой тоска заползла,
На сердце свернулась клубком.
И розою черной печаль расцвела,
И радость покинула дом.

И чахла, и гасла прекрасная стать,
И нет мне прощенья с тех пор.
Аллах Всемогущий не дал мне понять:
Не может горянка без гор.

Я лекарей звал и Аллаха молил
Дни-ночи без устали я.
Но не было больше надежды и сил,
Лейли умирала моя.

Я деньги последние отдал врачу,
Но он отказался от них.
И вдруг я услышал: «Я в горы хочу»,
И голос горянки затих.

О небо, укравшее радости дня,
За что насылаешь беду?!..
Я верного друга, гнедого коня,
Опять к перевалу веду.

И долгой дорогой читал я «ясин» -
Под скорбною ношей седло.
Вот так мы с тобою вернулись, мой сын,
В суровое это село».


7.

Я вижу, мой друг, продолжения ждешь?
Тогда про костер не забудь.
Дай только унять мне рассветную дрожь,
И снова продолжим мы путь

По памяти нашей тропинкою слов,
Долиною горестных фраз.
Давай поспешим на границу снегов,
Там тайны скрывает Кавказ.

Под небом бездонным, под россыпью звезд
Надгробья увидим с тобой.
Здесь вечное царство блаженства и грез,
Здесь царствует вечный покой.

С молитвой пройдем меж могильных холмов,
Помянем священной сурой
Ушедших когда-то дорогою снов,
Укрытых землею сырой.

В печальном ряду у базальтовых скал,
Под взором суровых вершин,
На камне надгробном на солнце сверкал,
В гранит облеченный кувшин.

Нашла здесь горянка последний приют,
Орел над могилой кружил.
И здесь же старейшины правили суд
Над тем, кто законы забыл.

В горах наших выше вершин только честь!
Священна для горцев она.
В законе записана кровная месть -
Смывается кровью вина.

Суровым, безжалостным был приговор
У этих базальтовых скал.
Недолго решали старейшины гор,
И старцу был подан кинжал.

Но тот, опуская в печали глаза,
Кинжал выпуская из рук,
Сказал, очень тихо и просто сказал:
«А как без отца будет внук?!

Могу ли оставить его сиротой?
Кровь дочери плещется в нем.»
И в трауре горец вернулся домой,
И скорбь опустилась на дом.

А тот, кто нарушил священный адат,
Ушел, опуская глаза.
И вот он на скалах. Растет виноград,
И тянется к небу лоза.


8.

В те годы по нашим краям кочевал
Кибиточный табор цыган.
По горным дорогам пройдя перевал,
В долине устроили стан.

Не долго – неделя, и тронулись в путь
Веселой и пестрой толпой.
Нам трудно понять их цыганскую суть,
Привыкли мы к жизни другой.

Кто знает, куда этот табор ушел?
Но только за скрипом колес
Во двор к старику опустился орел.
Он сверток цветастый принес.

Младенец грудной скрыт под тряпками был,
С красивым и белым лицом.
Глаза засияли, и горец ожил.
Ребенок был послан Творцом.

В ауле затерянном где-то средь гор,
От целого мира вдали,
Лаская и радуя старческий взор,
Смеялась вторая Лейли.

Цыгане ушли. И кто знает теперь,
Какой был младенец крови.
В долину ответов захлопнули дверь,
И нам не открыть той двери.

Но время вернуться к рассказу отца,
О звезды, рассейте же тьму!
В полете орел не жалея птенца,
Крыло отрывает ему:

«Ну вот, ты узнал всю историю, сын.
Тот старец, по крови, твой дед.
Судьба круче всяких порою вершин -
Забудь о горянке, совет!»

«Но только она мне совсем не сестра, -
В отчаянье бросил, джигит, -
И зря ты отец, мне советуешь, зря.
За мною мой выбор стоит!»

Встревожен аул. И опять перевал.
Спешит по ущелью гонец.
Джигит этой ночью горянку украл,
Но это еще не конец.

Судьба повторилась. Свершен оборот,
Сын вновь появился в селе.
Джигит возвратился сюда через год,
С печальною ношей в седле.

Ошибки отца повторяя, джигит
Такую же боль испытал.
Вторая Лейли рядом с первой лежит
В тени у базальтовых скал.

И снова был суд по обычаям гор,
За сына ответил отец.
Смывая и свой и сыновий позор,
Он принял желанный конец.

А старец? А старец… он умер давно,
Утраты торопят нас в путь.
Пройти по нему всем живым суждено,
И может быть, в этом вся суть.


9.

Над шапкою гор занимался рассвет,
Лучами касаясь вершин.
В стихах и поэмах не раз был воспет
Край песен, легенд и былин.

Рассказчик умолк. И, молчанье храня,
Он словно остался в былом.
Погладил по холке, похлопал коня,
Ремень затянул под седлом.

Но вот, повернувшись, промолвил он вдруг,
Не пряча ни глаз, ни лица:
«Узнай же, мой спутник и юный мой друг,
Историю всю до конца.

Ты видишь кольцо, что на пальце моем?
Медь тоже порою блестит,
А там, у вершины, на скалах мой дом,
И я тот безумный джигит,

Что время теперь не воротит назад,
Любимой своей не вернет.
Запомни навеки: нарушив адат,
Ты свой обрываешь полет!»

Глаза старика  засверкали огнем,
Но только на миг, лишь на миг.
Проснулся джигит на мгновение в нем
И тут же вернулся старик.

«Ну вот и закончен с тобою наш путь
У этих базальтовых скал.
Домой мне пора, я хочу отдохнуть», -
И в горы ушел аксакал.

Накормит орла, что давно слеповат,
Тот в небо уже не взлетит,
Водою кристальной польет виноград
Давно постаревший джигит.

А странник стоял у порога вершин
И думал, и думал о нем:
«Да будешь ты Богом прощен и храним!
Печаль пусть покинет твой дом.

И пусть не остынет твой старый очаг,
И зреет в горах виноград.
И был ли безумным когда-то твой шаг?
И так ли ты в нем виноват?

Возможно ли, сердце заставить молчать,
Когда оно бьется, стучит?
Закрыть на замок и поставить печать,
И выбросить в бездну ключи?

Не знавший любви, не горевший огнем,
Ты горца судить не спеши.
Легко отыскать путь, потерянный днем,
Труднее - в потемках души».

Рассвет занимался и первым лучом,
Коснулся базальтовых скал.
И странник не думал уже ни о чем,
Он просто коня оседлал.

Но только так было и будет не раз,
Написано в книгах пером,
Кто видел однажды суровый Кавказ,
Сюда возвратится потом!

      конец.