40. Кот Баюн и камень на распутье. Сказание о Коло

Как по кочкам, ямам и канавам,
Перелескам, выжженным полям,
К цели их вела Недотыкава,
Рассказать не в силах точно вам!
 
Шла она, шумела и болтала,
Спотыкаясь о коряги, пни,
Даже Хоси, бедная, устала
От чудачки этой болтовни.
 
Кончен лес, дорога вышла в поле,
Стало легче, веселей шагать,
Без начала и конца раздолье,
Есть где ветру буйному гулять!
 
А тропа всё вьется, вьется, вьется,
Словно змея след в седой пыли,
Будто над идущими смеется,
Убегая за предел  земли.
 
Вот распутье, камень у дороги
В землю врос, в лишайниках и мхах,
Начертал на камне кто-то строки,
Косо, криво, в общем, кое-как.
 
Провожая в путь, богиня Солнца,
Чтоб своих детей в пути сберечь,
Научила каждого японца
Всюду понимать чужую речь.
 
Но Богиня дивного Светила
Не смогла всего предугадать,
Или просто впопыхах забыла,
Научить еще их и читать.
 
Растерявшись, путники стояли
Перед камнем с надписью в пять строк:
«Как же быть, опять впросак попали,
Кто бы прочитать нам это смог?»
 
«Может быть, прочтет Недотыкава,
Коль читать обучена она,
Приведет куда дорога справа…»
«Что-то больно надпись тут бледна!»
 
«Разобрать то сможет, кто умеет,
Видно не обучена читать.
Что же делать, скоро ведь стемнеет,
Тут у камня станем ночевать?»
 
«Не хочу читать. Пора настала
Возвращаться девушке домой.
Дел скопилось, думаю, немало.
Ну, пока». «Да погоди! Постой!
 
Не умеешь, так скажи нам смело,
Не учили – не твоя вина.
Ну, а коль умеешь, так за дело,
На тебя надежда лишь одна».
 
«Поглядите, в небо, вон, над нами,
Вот уже, наверно, с полчаса,
Черный ворон носится кругами,
Словно тряпка в спице колеса!
 
Вон летит!  Все ниже он и ниже,
Кажется, он спустится сейчас.
Странно, пищи для него не вижу,
Что же привлекло его у нас?»
 
Черный ворон, каркнув со всей мочи,
Сел на камень, крылья распростер,
А потом прикрывши лапой очи,
Вдруг промолвил четко: «Nevermore!»
 
«Говорящий ворон, вот так чудо!
Может, он умеет и читать,
Или знает надпись здесь откуда,
Кто писал и что хотел сказать? –
 
– Толстый Лекарь, поклонившись низко,
Обращаясь к ворону, сказал, –
Путь прошли мы трудный и неблизкий.
Кто на камне знаки написал?
 
И о чем гласит нам надпись эта,
И куда ведут дороги те?
Не прольёшь ли ты немного света,
Не окажешь помощь нам в беде?»
 
Ворон замахал, забил крылами,
И с безумным криком:«Nevermore!»
Стал опять кружить над головами,
А потом умчал за темный бор.
 
Тут Недотыкава как подпрыгнет,
Во всю мощь свою заверещит:
«Лучше нет меня, кто в дело вникнет,
И вам эту надпись разъяснит!
 
Не права была я. Я умею.
И без дела вовсе не сижу!
Гид я здешний, говоря точнее:
Проводник. Туда-сюда вожу».
 
И она свои, прищурив глазки,
Принялась читать им по складам.
Хоть  мастак я, сказывать тут сказки,
Завываний тех не передам!
 
Пойдешь вперед – волк задерет.
Пойдешь направо – попадешь в канаву.
Налево двинешь – в топях сгинешь.
Повернешь обратно – пожалеешь стократно.
КТО НЕ РАБОТАЕТ – ТОТ ПИЩА НАША!
 
«Вот так да! Ну, вляпались, ребята.
Столько дней мы пробыли в пути…
И зачем?… Ни повернуть обратно,
Ни вперед, ни вправо не пойти;
 
И налево шаг свой не направить,
Неужели наш окончен путь?
Чтобы нашу честь не обесславить,
Надо выбираться как-нибудь.
 
Неужели мы в безвестность канем,
По канавам кости разбросав?
Или, не дай бог, обедом станем,
Злым волкам на острый клык попав!»
 
«Бог ты мой! Смотрите, снова чудо!
Ну, гляди туда! Туда гляди!
Видишь из-за леса!… вон оттуда! …
В небесах тотами к нам летит!»

«Да какое там еще тотами!
Темнота! Деревня! Лопухи!
Самолет-ковер летит за нами,
А на нем посол Бабы Яги!
 
Эй, атас! Спасайся, все кто может!
Нам теперь каюк всем. Берегись!
Что раззявил рот и сквасил рожу,
Коли хочешь жить, скорей ложись!»
 
Покружив чуток над головами
Приземлился на траву ковер:
«Гутен таг! Я счастлив встречей с вами,
Кот Баюн. Примчал во весь опор.
 
Пролетая мимо нашей виллы,
Ворон сообщил благую весть,
Мол, в полях какие-то дебилы
Мою надпись не смогли прочесть.
 
Я, конечно, грубость презираю.
Вежливость превыше  всех  и вся!
Вас с вступленьем славным поздравляю
В наши заповедные края. –
 
Так сказал прибывший на тотами,
Черный кот с заметной сединой,
И продолжил, – Очарован вами.
Вот и лиру прихватил с собой.
 
Чудный тембр! Душа моя в полете!
Мы коты – фанаты  серенад,
Прибывая на Берлинском слете…
Победитель всяческих наград.
 
Ах, о чем я…? Фрау, чаровница,
Госпожа всего того… что здесь,
Приглашает ко двору явиться,
Оказать старушке просит честь.
 
Вот, прислала транспортное средство:
Самолет-ковер, прошу любить.
Вроде б недалекое соседство,
А пешком, поди, полдня  пилить».
 
И друзья тут радостно вздохнули:
Отдохнем в гостях денёк другой!
Еще чуть и на ковер шагнули б,
Но в тот миг раздался страшный вой.
 
«Ой-ёй-ёй! Все не к добру, я знаю!
Носится молва среди людей:
На Руси народ не одобряет
Каннибальских бабкиных затей.
 
Всех сожрет  Яга, уж мне поверьте,
Скушает и глазом не моргнет!
От такой, скажу вам, страшной смерти
Остеречься надо наперед. 
 
Нынче гуси-лебеди в округе,
Самая известная шпана,
Прихвостни бабуськины и слуги,
Добывают ей они «корма».
 
То козлёнка стащат, то  с дитятей,
К ней примчатся:  «Вот те на обед!»
И она голубит этих татей,
Будто бы родней их в мире нет.
 
Умыкнули  парочку Ивашек, да Аленку…
Всех не счесть детей,
Неспроста, здесь на Руси с пеленок
Люд боится белых лебедей.
 
Вот еще добытчик обнаружен,
Драный  кот, гроза полночных стран.
Слыхивала я – с Кощеем дружен
Был, а ныне этот басурман
 
Подвязался у Яги лакеем,
Шнырит по болотам и лесам.
Усыплять прохожих он умеет,
Лучше бы его не слушать нам,
 
Лучше бы заткнуть покрепче уши.
Лучше б не родиться и на свет,
Чем попасть нам в лапы Котофею,
А затем им с бабкой на обед.
 
Пусть я окосею, окривею,
В топях сгину, к волку попаду,
Злою лихоманкой заболею,
Но добром к Яге уж не пойду».
 
«Цыц! Молчать, сударыня, уймитесь,
Не желаю слушать этот бред,
Ну-ка поскорей угомонитесь,
Нет сомнений ложь то и навет!
 
Все не так. Но фрау, чаровница,
Госпожа, сударыня Яга,
Клеветы зловредной не боится.
Злые сплетни – происки врага!
 
Мы их откровенно презираем,
Пусть себе болтают, что хотят.
А улики где?  Не оставляем!
(Пуфу ты, проболтался невпопад).
 
Хорошо, по-вашему, пусть будет:
Съела двух детишек, ну и что?
На Руси Ивашек не убудет,
И Аленок прорва. Но зато,
 
Было бы уместно тут добавить,
Гуманизм чистейшей здесь воды:
Если населенья не убавить,
Ждите, кабы не было беды!
1787
Трудимся на благо государства,
И во имя санитарных мер…
И за ЭТО!.. терпим мы мытарства,
Вот несправедливости пример!
 
Что ж, идите по любой дороге,
Вправо, влево, вдоль иль поперек,
Все едино: приведут вас ноги 
 К бабушке Ягусе на порог.
 
В этом прелесть наших всех дорожек.
Баста! Хватит! На ковер! Всем спать!
Ну, а коли,  кто заснуть не сможет,
Голову придется оторвать».
 
Когтем подцепив Недотыкомку,
На ковер беднягу бросил кот.
«Ах, забыл вам подстелить соломки.
Ну-с, – добавил, – а теперь вперед!»
1791
 Все молчали и как в дреме тяжкой
Друг за другом сели на ковер.
«Бабка назовет меня «котяшкой»,
Заведет душевный разговор.
 
Думаю, расщедрится бабуська,
За такой блистательный улов.
Ворону спасибо, что науськал,
Вишь, трудяга, наш Пустоголов!
 
Очумел маленько он от горя,
Слухи, что Кощей тому виной.
Впрочем, говорят и не такое…
Ну, ковер, взлетай скорей, родной!»
 
И ковер взлетел, как в небо птица,
Покружил над камнем  и помчал,
«Мяу-мур! Вот бабка удивится,
В этот раз Баюн не подкачал!
 
На этот раз Кот не зевал,
Скорей ковер он оседлал
И вмиг помчал за темный лес,
Как будто  гонит его бес.
 
Я – Кот Баюн. Таков компот:
Меня маман не признает,
Папаша  где-то сгинул -
Сей чудный  мир покинул.
 
Я скромен, честен и горю
Огнем Вселенской Скорби.
Я только правду говорю,
Но правда всех коробит.
 
Я вечно голоден и сир.
Подай  же мне на хлеб и сыр,
Иль удели сосиску!
Кому теперь не нужен нал:
Рублягу кинь коту, амбал,
Уважь котлеткой киску.