Котлован

Это – мозоли, и это – чужие мозоли:
Волны сукровицы, кожи сухой гребешок.
Шнырь, окаянный и стройный, ему не позволит,
Выпрямив поясницу, высматривать чертог
Светлой свободы над капищем котлована,
Где можно жизнь провести, не заметив её.
Смотрит сурово и просто на зека охрана,
Не замечая, как солнечное мумиё
Копится в складках гранита и теплит поверхность,
Но не согреть вулканической толщи земли.
Зона сама по себе – воплощение мерзости,
А в котловане – бессменный прилив и отлив
Тачек с породой – дневным пропитанием зека,
Шарканье ног, чья обувка – от корда шматок.
Все, что случилось, случилось до смерти нелепо:
Взяли под утро, когда отсыпается Бог.
Взяли под утро, и отняли утро у мира…
Суд, пересылки, вагоны с бубновым тузом.
Кто-то в Лубянский проезд предназначил ожившего Ирода.
Кто-то на карте Сибири накнопил гадюшники зон.
Семь миллионов – внутри и снаружи – нисколько не меньше.
Время, прорыв котлованы, по гнойному руслу течет,
Где ни судьба, ни семья, ни сам ты – не в зачет.
Вещая птица в Кремле – сумасшедшая, вещая –
Каркает, гаркает, харкает снова и снова еще.
Наша страна – просто-напросто сумасшедшая –
Котлостроительство, котлокладбище, котлозачет…