Regrets, I ve had a few

Мы стоим на вокзале, вокруг разлетелись звуками
шаурма, беляши, эскимо и газеты свежие.
Солнце катится к западу, катится с громким стуком; мы
на вокзале стоим впятером, будто мы приезжие.
Вот они говорят о любви и проблеме времени,
о чужих и врагах, измеряют шагами клеточки
плиток треснувших; мы впятером из большого племени,
мы суть почки на этой красивой зеленой веточке.

Если б можно нам было к вершине, друг с другом за руки,
посмотреть, как кисейное облако к миру тянется,
если б можно нам было к горе, когда станем старыми,
если б можно остаться нам так, впятером, на матрице…

Вот, смотри: говорят о стоической безучастности,
а внутри — решето от лучей пулеметных выстрелов,
а внутри — растекается солнце, и в этой ясности
мы стоим впятером и мы всходим тугими искрами,
как колосья растут к синеве полотна небесного.
Вот, послушай: улыбка бесхитростным звоном стелется —
сколько силы и радости, сколько в ней детской честности.
Мы стоим впятером, мы как будто большая мельница.

Чу, один говорит, принеся эскимо чуть талое,
сколько можно вместить от руки до руки — бескрайнее,
одновременно столь необъятное и столь малое,
мир с его неизбежностью или его случайностью!

Подъезжают ленивые, потные и набитые
и стоят — кто пятнадцать минут, а кто час и более;
мы стоим впятером — то взволнованы, то сердиты мы,
горячо обсуждаем в плюс тридцать в тени (не)волю и
величины, которые можно проигнорировать —
иногда это, кстати, слова, возраста, объятия;
бесконечные малые скучного и постылого,
бесконечно великие вроде других принятия.

Мы стоим впятером, сохрани же, безликий Господи,
нас вот так, как мы есть, как стоим на перроне рядышком,
сохрани нас такими, когда мы столкнемся с проседью
на висках, когда лоб испещрят небольшие складочки!

Поезда отправляются, просьба покинуть каждому
помещенье вагона;
выходят все провожатые
и,
вернувшись домой,
достают из кармана бумажную
мятую карточку с лицами
отпечатанными.