Белокаменная

I

Воздух пахнет солью и железом,
серый мост оброс за день цветами;
труп Либерты выброшен, изрезан,
чтобы толпы шли по ней ногами.

Кажется, что можно не бояться
красным стенам крови - не заметно.
Только это кажимость; двенадцать
добрались до нас через столетье*

Может, никуда не уходили?
Подтянув к себе христовый венчик,
окружали всех силками силы,
той, на что столь падок человечек.

Кто поспорит с тем, что все двенадцать —
кто был из простых, кто генералом —
били всех, кто пробовал подняться,
так, что позже, в общем, не вставали.

Впрочем, каждый из парней в кожАнке —
это лакмус, ваш порог протеста:
сколько раз на север от Лубянки
призрачные люди-манифесты
выйдут?

II

Красный красному — рознь,
венчик Вам не идёт,
злость - наш единственный козырь,
только из года в год

прячут его — довольные,
глупые и голодные,
ждут, что команда "Вольно" — и
разом вдруг все свободные!

Как же! ведь козырь на черный день,
козырь — когда лишь последний шанс,
козырь — когда человеко-мишень
выйдет за тысячу с лишним в час.

Потные руки в кармане брюк
трогают, гладят крестовый туз.
Злоба кипела священная? Суп,
пусть Минестроне. "Боюсь-боюсь!" —

это мы, злобные, ждем толпой
вежливо к Вежливым "напролом"?
если уж сели играть с Судьбой,
лучше
скорей
тузом.

____
*на деле - чуть меньше. 97 лет от написания Блоком поэмы "Двенадцать".