Лесной старик. Часть 3, глава 6

6

     После завтрака настороженная Алёна в поисках якобы случайной встречи с дворецким бесшумно прошлась по извилистым коридорам барского особняка. Наконец, вальяжный Тимофей нечаянно появился перед своей грустной госпожой на каменной парадной лестнице с чугунными узорными перилами; Алёна хмуро усмехнулась и, озираясь, проворковала:   
     - Я намерена откровенно потолковать с вами, любезный Тимофей Захарович… Я, пожалуй, попала на развилку, на перепутье…
     Дворецкий церемонно поклонился и неожиданно решил, что нынче он может позволить себе фамильярную дерзость со своей озабоченной и печальной хозяйкой. Он приосанился и ответил:   
     - Мне несказанно радостно вам служить. Однако я хорошо помню, – и принялся он вкрадчиво, но насмешливо балагурить, – что вы ещё не слишком давно обращались ко мне на «ты». Разумеется, вы обмолвились, но я был тогда невыразимо удивлён! Мне даже почудилась в этом ненарочная чувственность. И я очень надеюсь, что вы ещё не забыли тот ясный осенний день, когда вы, будучи оборвашкой, появились в усадьбе…   
     И Алёна решительно прервала его:
     - Поскорей, сударь, приходите ко мне, – порывисто, но тихо предложила она, – давайте без досадных помех обстоятельно и честно обсудим и мои плохие манеры, и привычки нашего двуличного гостя…
     - Я не премину, моя госпожа, вскоре посетить вас, – учтиво пообещал Тимофей и начал медленно спускаться по лестничному пролёту... Алёна искоса посмотрела на спину дворецкого и решила, что он уже начисто утратил подобострастно лакейские повадки…   
     И Алёна с лёгкой суетливостью заспешила в свои апартаменты, где во время господского завтрака усердные горничные сделали быструю, но тщательную уборку: сноровисто протёрли влажными тряпками подоконники, обои, полы и плинтусы, вычистили с помощью мощного пылесоса ковры, портьеры и паласы, поставили в старинные китайские вазы свежие букеты оранжерейных цветов…
     Алёна в своих апартаментах полностью сохранила первоначальные интерьеры и убранство, будто почившая навеки основательница усадьбы всё ещё обитала здесь. Персональные покои хозяйки поместья состояли из трёх просторных и светлых комнат, изящного и душистого будуара, миниатюрной кухни с холодильником, кофеваркой, коллекционной посудой и микроволновой печкой, безупречно и часто стерилизуемой туалетной комнаты, а также замечательно удобной бани в славянском стиле, но с контрастным душем и беломраморной ванной. Комнаты в личных покоях были отведены под элегантную гостиную, рабочий кабинет и уютную опочивальню, из которой через укромную, замаскированную дверь можно было попасть в ароматный будуар. 
     Гобелены, картины, ковры и мебельные антикварные гарнитуры один из самых образованных и утончённых финансистов, гостивших, как любовник прежней хозяйки в её горном гнезде, назвал чрезвычайно удачным вложеньем свободного капитала. Однако в её чертогах были и современные вещи: импортный музыкальный центр с набором старых, но прекрасно сохранившихся пластинок с редчайшими записями классической музыки, модерновый плазменный телевизор с грандиозным экраном и мощный компьютер с выходом в мировую информационную сеть…
     Алёна в своей тихой и сумрачной гостиной расслабленно уселась на мягкий кожаный диван с плотным серебристым чехлом и принялась тревожно созерцать через высокие окна обильный и безветренный снегопад. Она удручённо размышляла о том, что участь каждого человека похожа на неприкаянную снежинку.
     «Канет, упадёт с небес крохотная и чистая снежинка, – нервозно и меланхолично думала Алёна, – и на миг украсит собой порочную земную юдоль. Но любую снежинку судьба может ненароком уронить и в грязную зловонную лужу на обочине слякотной провинциальной колеи… или в просёлочный рыхлый кювет… Однако миниатюрным и лёгким снежинкам всё-таки не надо притворяться песком, градом, сыпью и пудрой… А я беспрерывно актёрствую, теряя напрочь свою подлинную сущность…» 
     И вдруг оскорбительное предположенье ошеломило Алёну до холодных и противных мурашек, и в ней непроизвольно хлынул поток назойливых и крайне унизительных для её самооценки мыслей:
     «Не ради справедливости Серов сделал меня богатой. И не его благодарность ко мне определила степень лестной для меня супружеской щедрости. Мужу исступлённо, – хотя и бессознательно, – хотелось, чтобы я окончательно уподобилась его извращённо любимой сестре. А ведь она сумела стать несметно богатой. Но бесприютные нищенки, какой случайно оказалась и я, не способны обрести повадки расточительных и спесивых сановниц. Однако моему прихотливому супругу отчаянно хотелось, – ради его преступной страсти к умершей сестре, – постоянно наблюдать у меня ужимки и манеры финансовых выскочек и набобов. Именно по этой чрезвычайно постыдной для меня причине я и получила своё солидное состояние. И, значит, я не имею духовных и нравственных оснований для вечной благодарности мужу…»
     И вскоре Алёна сделала окончательный вывод о том, что каждый человек мучительно и упорно стремится обрести или вернуть, – хотя бы отчасти, – свою подлинную сущность, исковерканную ещё с младенческих пелёнок и с детских яслей дурным воспитаньем, глупостью, страстями и гордыней…
     Наконец, в тёплую гостиную хозяйки поместья без обычного предварительно стука бесшумно проник осанистый дворецкий и плотно притворил за собою дверь. Алёне показалось, что лицо Тимофея приобрело чёткие, медальные очертанья. Он быстро подошёл к своей госпоже и внимательно посмотрел на неё. И тревожно ей подумалось, что он раньше никогда не позволял себе таращиться на неё подобным взором.   
     Нынешний взор дворецкого был хищным, спокойным и властным, и Алёна, упорно подавляя в себе тошноту и тайный страх, вскоре решила, что могучие тигры именно так созерцают свои беспомощные жертвы. И почудилось ей, что дворецкий буквально излучает непоколебимую уверенность в самом себе. А он почти не сомневался в том, что сейчас его хозяйка боязливо опустит свои веки и покорно склонит перед ним голову. И Алёне, действительно, вдруг очень захотелось поступить подобным образом, и пару мгновений она воспринимала свою вероятную покорность дворецкому, как невыразимое счастье. Но затем Алёна в неожиданном для неё порыве гордыни одолела своё малодушие и, не опуская взгляда, проговорила иронично и смело: 
     - Усаживайтесь напротив меня, любезный Тимофей Захарович. Не нависайте надо мной, как грозовая, мутная туча. Вам, право, незачем испепелять меня молнией. Проворней располагайтесь на стуле, иначе я не буду информировать вас.   
     И дворецкий на миг оторопел перед нею, но всё-таки сумел скрыть свою изрядную  растерянность. А причина для огорченья была у него веской. Ведь он усердно пялился на хозяйку своим особым, колдовским взором, которым уже привык быстро подавлять чужую волю, но Алёна из гордости не поддалась, – хотя и ценой неимоверных волевых усилий, – молчаливому волхованью дворецкого. Однако втайне обескураженный Тимофей сумел-таки заметить исключительно сильное напряженье нервов у Алёны…
     «При конфузе, неудаче, провале и крахе – своевременно беги, отступай или наружно смирись…» – огорчённо подумал дворецкий и быстро решил прибегнуть в беседе с неподатливой хозяйкой к изощрённой казуистике…
     Он проворно передвинул массивный стул и беспокойно уселся напротив своей настороженной госпожи. И вдруг нервное напряженье у Алёны стремительно схлынуло, и она, удобно откинувшись на высокую спинку дивана, тихо произнесла:
     - Теперь можно покалякать спокойно. Хотя мне очень трудно оставаться невозмутимой рядом с вами.
     - И что же именно сейчас волнует мою госпожу? – негромко и с напускным участьем процедил дворецкий.
     - Намедни меня сильно взбудоражило то, – напрямик ответила Алёна, – что вы чересчур переменились со времён умершей владелицы усадьбы. Наверное, вы обрели новые повадки и качества. Но ведь любые свойства назойливо требуют, чтобы их успешно реализовали!.. Неужели вы сейчас наивно полагаете, что я по глупости не заметила, какой экстраординарный взор вы нынче в первый раз вперяли в меня?.. И я теперь намерена обязательно перенять у вас этот шамански выразительный взгляд…
     И Тимофей судорожно выпрямился на стуле и угрюмо спросил:   
     - Но разве психологическая малость – это всё, что вам благоугодно от меня пожелать?   
     - За такую малость, – насмешливо отозвалась Алёна, – вы без долгих колебаний отказались от заманчивых перспектив в российской официальной науке и горделиво пренебрегли аспирантурой, кафедрой и написаньем диссертацией. – И вдруг она интуитивно поняла, что сейчас для неё чрезвычайно важно тактично, искренне и тонко польстить своему хмурому собеседнику, и она негромко и вкрадчиво произнесла: – Однако мне теперь кажется, что и в заповедном, глухом захолустье вы смогли самостоятельно достичь фундаментальных результатов.   
     - А почему вы сделали такой вывод? – напористо спросил он. 
     - Многие резкие перемены почти сразу бросилась мне в глаза, – правдиво пояснила она. – Наши домашние слуги стали совершенно безупречны, и у девушек, наконец, пропала всякая жеманность. Без вашего влиянья здесь, разумеется, не обошлось. А ваша внешность обрела интригующую многозначительность. Наверное, вы начали писать секретный трактат… в пухлой тетради… И вы теперь удачно экспериментируете на усадебной челяди…    
     «Какая проницательная стерва, – незлобиво подумал он, – ведь я, действительно, записываю мои рассужденья о методе в объёмистую конторскую тетрадь. И новые повадки у меня появились. Я стал упорней, солидней и строже… И к усадьбе я теперь отношусь, будто к собственному имуществу. Да… моя нынешняя пассия незаурядно толкова,  пронырлива и хороша до жути…»
     И он исподлобья, но с искренним восхищеньем посмотрел на неё, и она учтиво и честно сказала:   
     - Воистину, после моего осеннего – и не слишком презентабельного – появленья здесь вы многому научились… И теперь вы испытываете на мне особые, загадочные взгляды… Кстати, мне интересно: неужели и на моём супруге вы пробуете шаманские приёмы и методы? Или подобной чести удостоилась только я?.. Не считая, конечно, слуг… Поверьте, я не порицаю вас. Хотя парализующую силу вашего колдовского взора я уже успела оценить. И теперь сама не прочь постигнуть древние тайны волхвов.    
     Он самодовольно помолчал, а затем с непроизвольной искренностью ответил:
     - А я давно заметил у вас врождённую предрасположенность к искусству психологической магии. Без вашего природного дара вы не смогли бы преуспеть в генеральской усадьбе столь крупно. У вас в роду, несомненно, были ведьмы. А я, действительно, взялся за книгу о наследственных тайнах жрецов. Я происхожу из их благородной касты. И мы оба созданы, чтобы дополнить друг друга. – Он грустно усмехнулся, а затем тихо, но внятно продолжил: – Да, старательное и почти  безудержное писательство нашего заслуженного ветерана вдруг заразило и меня. Однако едва ли у меня получится литературный шедевр. Но дельное пособие по скрытной власти над людьми из-под моего кондового пера, наверное, выйдет…
     Алёна поощрительно и ласково улыбнулась ему, и он живо полюбопытствовал:
     - Неужели роман вашего мужа может оказаться классическим? 
     Она слегка поморщилась и, досадливо вздохнув, молвила без экивоков:
     - Его книга получится воистину чудесной. Она – порочно вкрадчива. И она раскрывает всю подноготную суть чрезмерно одарённого человека. Я искренне восхищаюсь мужем и в меру моих способностей помогаю ему писать. Но постепенно мой супруг превратился для меня в запасной вариант… Если мне всё-таки не удастся полностью реализовать мой врождённый творческий потенциал, то я, – всё равно!.. – останусь на скрижалях истории, как жена великого писателя. – И она раздражённо хмыкнула. – Я смогла бы напрочь прогнать из себя все эти нехорошие мысли, если бы мой прихотливый муж перестал меня воспринимать, как живую копию своей извращённо любимой сестры. Главной героиней книги вместо меня оказалась его сестра со всеми её повадками!.. – И Алёна непроизвольно стиснула кулачки. – Крайне мучительно по чужой воле превращаться в другого человека! Но если бы я владела магической силой колдунов, то я смогла бы вышибить из гениальных супружеских мозгов всю ненавистную мне память о его мёртвой сестре… Я мучительно желаю, чтобы муж безрассудно полюбил меня именно такой, какой я уродилась…       
     И она медленно и плавно наклонилась к своему явно возбуждённому собеседнику, и он быстро к ней пересел с тяжёлого стула на мягкий диван. Внезапно дворецкий догадался: «Она готова принадлежать мне только ради того, чтобы вернуть, – с моей помощью… и хотя бы на короткое время нашей телесной близости, – свою прежнюю, врождённую сущность… Ведь в объятиях извращённого супруга ей всегда необходимо мучительное притворство, которое стремительно коверкает любую личность…»
     Но эти мысленные фразы не запечатлелись в его рассудке, поскольку они были составлены в подсознании…
     Она же вдруг ощутила странную, загадочную страсть, которая совершенно не мешала раздумьям. «Если лукавый дворецкий – это мой истинный социальный уровень, – взбудоражено, но чётко размышляла слегка румяная Алёна, – то мне, несомненно, будет обидно… Но ведь он – потомственный колдун. А это нынче и почётно, и модно… И в его сильных и шалых объятьях я перестану натужно кривляться и обрету, наконец, самоё себя… радостно верну мою природную сущность…»
     И вдруг Алёна беспричинно решила, что после чувственных и бурных утех с нею у дворецкого уже не хватит духу обмануть или предать её. А затем разом у обоих зародился в подсознании одинаковый вопрос: неужели хотя бы в страстной любви они больше не способны проявить полное бескорыстие?..
     Она порывисто обняла дворецкого за шею и расчётливо увлекла его за собою вниз. И вдруг ей почудилось, что с неё – пусть и с лютым недовольством, но очень быстро – исчезает постылая, опротивевшая личина мёртвой основательницы усадьбы… 
     И вскоре Алёна не узнала самоё себя, и под нервозными ласками своего тихо сопевшего слуги она задрожала сладострастно и дико. Она высокомерно воспринимала себя мудрым, искушённым во зле и беспощадным зверем. И, наконец, почудилось ей, что именно такое восприятие самой себя резко увеличивает её телесную прелесть…
     Невыразимо сладостное одичанье Алёны стремительно заразило и гордого собой дворецкого, и он, прерывисто и бодро пыхтя, вдруг с надоедливой тревогой ощутил, что отныне ему будет чрезмерно мучительно и трудно скрывать свои подлинные чувства и таскать на себе личину раболепного и верного лакея. А любовница от страсти царапала холёными, но крепкими ногтями заграничную и дорогую ткань на его чёрном пиджаке…
     Оргазм у Алены наступил на пару мгновений раньше, нежели у Тимофея, и любовники ошеломлённо и радостно начали приводить свою одежду в порядок. Запах его пота приятно бередил её тонкие дрожащие ноздри. А снежные хлопья за окнами сумрачной гостиной стали ещё лохматей и гуще…
     Вскоре Алёна медленно подошла к высокому настенному зеркалу в узорной палисандровой раме и, поправляя гребешком и кончиками пальцев причёску, требовательно сказала:
     - Мне очень хотелось бы знать, о чём ты договорился с нашим пронырливым гостем. У тебя, конечно, были потаённые контакты с ним. А я нутром, наитием чую, что наш загадочный гость – это коварный, ушлый и беспощадный пройдоха… и он – далеко не балбес. Я уверена, что вы оба затеяли утончённую интригу. И я теперь желаю отчётливо понять цель и подоплёку ваших козней… 
     И она, уронив черепаховый гребешок на коллекционный ворсистый ковёр, порывисто повернулась к осанистому дворецкому и негромко, но напористо продолжила: 
     - Чего именно ваша парочка намерена здесь обрести? Я с детства отрицала мелкие корыстные плутни. Но вы, несомненно, придумали безупречно достойные цели! Однако цели, поставленные вами, достижимы только за счёт моего мужа… 
     Дворецкий быстро просеменил к ближнему окну и, строптиво глядя на неё, отозвался:
     - А мне теперь очень интересно: сколь далеко ты готова зайти ради своих меркантильных выгод?
     Она непроизвольно ощерилась, а потом слегка глумливо прощебетала:
     - А ты попытайся сам угадать. Разве ты не понимаешь, что я вовеки не скажу тебе полную правду? Даже после нашей изумительной близости… А ты можешь гордиться своими чреслами…   
     Он самодовольно усмехнулся и ворчливо молвил:
     - Но перед гаданьем я задам тебе парочку архиважных вопросов. Насколько сейчас близок эпилог в его книге? И неужели она, действительно, – шедевр? 
     И Алёна с невольной грустью ответила: 
     - Окончанье бесконечно прекрасной, но суровой и пронзительной книги уже достаточно близко. И я не знаю, как он собирается её завершить… Вероятно, даже он сам доселе не знает, поскольку не умеет писать по заранее намеченному плану. Литературным героям дозволено вести себя так, будто они живые… и не властен автор над ними!..  Писатель вдохновенно импровизирует…
     И она, понуро отойдя от настенного зеркала, прикорнула на краешке дивана. Дворецкий встрепенулся и нетерпеливо полюбопытствовал:
     - Неужели ты не способна сама завершить его роман?
     И Алёна с неистовым презреньем к самой себе внезапно сообразила, что именно такого вопроса она теперь и ожидала. Она растерянно чувствовала, что в ней зарождается дьявольский соблазн. А умный искуситель продолжал утончённо и вкрадчиво улещать её: 
     - У меня больше нет сомнений, что ты смогла бы великолепно справиться и с завершеньем, и с редакторской правкой книги. Разве не ты дружеской критикой и советами вдохновляла его?.. И до мельчайших нюансов тебе известны особенности его мышленья... Так неужели ты не способна подражать литературному стилю собственного мужа?.. Право, мне бы чрезвычайно не хотелось, чтобы восхитительный роман пропал для наших потомков…
     И вдруг дворецкий выжидательно умолк, а затем нервозно опустил веки, и Алёна испытующе посмотрела на его вдохновенное, но угрюмое лицо. Она ещё не знала, как реагировать ей на прельстительные фразы. А он доселе не понимал, почему эти таинственно убедительные фразы совершенно неожиданно зародились в нём, и чудилось ему в собственных речах проявленье мистической силы…
     Наконец, его веки разомкнулись, и он веско промолвил: 
     - Тебе не следует сильно укорять меня. Ведь ты сумела основательно вжиться в образ своей мёртвой хозяйки. Ты настолько бесподобно играешь свою сложную роль, что я порой диву даюсь… Так почему бы тебе – ради успешного окончанья романа – не перенять сущность своего мужа?.. Я, конечно, не предлагаю тебе полностью присвоить авторство. Но ты способна избавить роман от значительных изъянов, которые, несомненно, есть. Текстам обязательно требуется шлифовка… И если мы всё-таки окажемся бессовестными, то не слишком…      
     Он замолчал и внимательно глянул на неё. Затем он перешёл к другому окну. Она была неподвижна. Он терпеливо ждал от неё вопроса о судьбе её мужа. Дескать, а почему сам Серов не сможет завершить свой роман? И дворецкому стало болезненно интересно: спросит она об этом или нет? Он размышлял: «Если она прямо не спросит меня, по какому поводу о владельце поместья мы судачим, будто о покойнике, то она – изрядная трусиха…» И вдруг Алёна и сама сообразила, что она проявит очевидное и позорное малодушие, если без околичностей не спросит об участи, уготовленной мужу…   
     И она с нарочитой грубоватостью сказала:         
     - Мы стали похожи на безудержных болтунов. Мы сами увлечённо сочиняем сплетни, которые готовы повсюду распространять. О моём здравствующем супруге мы толкуем, как о покойнике! Я требую полной, исчерпывающей правды о твоих договорённостях с нашим гостем. 
     Дворецкий уважительно кивнул головой и честно признался:
     - Хотя наши взаимные обязательства уже вышли из стадии осторожных и стыдливых намёков, но чёткого плана ещё нет. Однако мы явственно чувствуем, что он оказался лишним в нашей корыстной и грешной юдоли. Мы одновременно – хотя и каждый порознь – рассудили, что он получил от прихотливой судьбы чересчур много щедрых даров… Он теперь ощущает и сам такую несправедливость!.. И безупречная карьера, и огромное наследство, и неподражаемая жена, и литературный талант, который почти реализован!.. Серову в земной жизни больше нечего хотеть, и, значит, он духовно уязвим. Именно возникшая в нём уязвимость и провоцирует нас…
     И Алёна хрипловато подтвердила:
     - Да, ты, бесспорно, прав. Его воля заметно ослаблена творчеством. И порой мне кажется, что моего гениального супруга можно довести до самоубийства…   
     Удивлённый собеседник деликатно покашлял в правую ладонь и деловито пробормотал:
     - Гениальность сродни безумию. Если бы он, действительно, умертвил самого себя, то получилось бы шикарно и феерично… Триумф изощрённого психологизма… И ты, наконец, вернулась бы к своей утраченной сущности. 
     - Не сыпать же ядовитый порошок в кофе или вино, – прерывисто молвила Алёна и хмуро усмехнулась. 
     - Да, банальную отраву в этом случае применять неразумно и опасно, – быстро, но рассудительно согласился он, – поскольку вскрытием бренного генеральского тела займутся эксперты уникальной квалификации… 
     Алёна медленно встала с дивана и сосредоточенно произнесла:
     - Совершить всё это будет… ох, как непросто, но ведь и риска нет. И если он всё-таки поддастся моим внушеньям, то сам окажется и виноват. Значит, в нём уже зародилось бессознательное стремленье к смерти… А теперь – ступай с донесеньем к нашему лукавому гостю…    
     Дворецкий поощрительно улыбнулся и стремительно удалился прочь. Она устранила беспорядок на диване и включила телевизор с большим плоским экраном: передавали программу новостей. Алёна чувствовала себя на редкость освежённой и была приятно возбуждена… Однако ей внезапно захотелось принять контрастный душ, и она под балагурство телевизионных дикторов поспешила в ванную комнату…       

7