Дорога
Наконец-то настал этот долгожданный день, с которого
началась его дорога домой! Мерно стучат колёса по рельсам и можно расслабиться и помечтать… Вот он у порога родного д ома… Счастливые крики радости, родные мамины глаза. Быстро несётся поезд и ещё быстрее летят мысли к родному порогу, и сердце стучит быстро-быстро, и торопит, торопит, торопит… И остановки на станциях – мирные, и нет страха, что начнётся бомбёжка, и не тревожат слух стоны раненых. Победа! Мир!
Но память упорно хранит всё, что даже помнить не хочется, потому что тяжело, потому что страшно. И незаметно, исподволь, со всех щелей скрипучего вагона крадутся воспоминания.
На фронт Геннадий Федоров ушёл 18-летним
мальчишкой весной 1943 года. Окончил краткосрочные артиллерийские курсы в г. Бухаре и уже осенью, с такими же вчерашними школьниками, оказался под Москвой. Потом был марш-бросок в Белоруссию и первый бой под городом Витебском.
Пехота ушла вперёд, артиллерия меняла позиции. Впереди за лесным массивом одинокий хутор. Младший сержант Геннадий Федоров получил задание разведать обстановку.
Гена понимал, что там, в одиноком, стоящем в стороне
домике, куда он должен пробраться, может таиться смертельная опасность. Перебежками, прячась за надворными постройками, он, наконец-то добрался до двери, осторожно вошёл в сени, затем заглянул на кухоньку, стал обходить остальное помещение. В доме было тихо. И вдруг, в одной из комнат взгляд обожгла страшная картина – мёртвый младенец, шести-семи месяцев и алая кровь на ослепительно-белой стене…
Это было первое, самое яркое осознание жестокости,
несправедливости и бессмысленности войны.
Простить можно многое, но забыть – невозможно! Вот и встают под мирный перестук колёс воспоминания, тревожат душу и сердце.
На войне взрослеют быстро. Весельчак Гена как-то
незаметно превратился в опытного бойца.
Младший сержант Федоров стал прекрасным наводчиком – он и на учениях умудрялся пробивать одним снарядом сразу два макеточных танка. Но война потребовала от него не только профессиональных навыков, но и огромных душевных сил, мужества и выносливости, умение быстро и безошибочно принимать единственно верное решение, от которого может зависеть не только твоя жизнь, но и жизнь твоих товарищей.
Но как часто радость удачно проведённой операции, от успешного боя, омрачалась потерей боевых друзей.
Под городом Могилевом течение реки довольно стремительное. Отходя, враг разрушил мост, а надо было переправиться на другую сторону Днепра. Нужно было рассчитать так движение реки и переправиться в том месте, откуда река вынесет на правый берег в нужную точку. Эта задача была решена на отлично. Одним из первых достиг правого берега расчёт Федорова и сразу же вступил в бой, направив огонь на вражеские окопы, которые начал освещать наступивший рассвет.
Ещё один эпизод из его фронтовой жизни запомнился на всю оставшуюся жизнь, когда его спасли от верной смерти собаки.
Геннадий очнулся от прикосновения к его лицу чего-то
мокрого и тёплого. Тихое, собачье повизгивание ворвалось
в его, отходивший от контузии, слух. Юноша осторожно открыл глаза и увидел пушистую дворнягу, которая очень внимательно смотрела в его глаза, словно хотела что-то сказать. Ещё шесть пар таких же чёрных бусинок смотрели на него. Собаки были запряжены в длинные белые сани. Он не сразу понял, что от него требовалось. Где-то рядом шёл ожесточённый бой. Из лесу доносилось раскатистое «У- р-р-а-а!» холод сковывал всё его тело, а шея горела и не позволяла повернуть голову, чтобы оглядеться. С большим трудом ему удалось забраться на сани, и он тут же вновь потерял сознание…
Семеро четвероногих, белых, пушистых собачек споро
тянули сани, ловко объезжая воронки от бомб. В санях на ухабах стонал молодой наводчик «сорокапятки» - противотанковой пушки. Время от времени он звал своего пса: «Трезор! Трезор! Мамочка, почему он меня не слушается! Мамочка, привяжи его! Мне больно!» Да нет, это не Трезор, это какая-то чужая собака… Да, их много! Куда они меня везут?»…
…Собаки были обучены и хорошо знали своё дело. Они вывезли не одну сотню раненых с поля боя, сколько
сохранили жизней и бойцов, и Санитаров.
А потом были бои за Могилев, за Оршу, за Бобруйск, за Барановичи… И Хатынь – это страшное пожарище и сотни обгоревших трупов, как и тот младенец, до сих пор приходят в его сон.
С О Р О К О В Ы Е
Ржавеют на полях седых
Войны чудовищной осколки.
Нетленна память! На родных
Ещё нам снятся похоронки.
Встаёт над миром скорби стих,
Всем войнам требуя запрета…
Бойцы годов сороковых,
Мы помню вас по лазаретам!
Нет! Не затмит парадность лет
Ни подвиг ваш, ни ваши раны
Ни то, как там кровавый свет
Закатов скорбных бился в рамы.
Мы помним каждый тот рассвет
Побед над вражеской ордою!
Они пришли с такою болью,
Забвения которой нет!
Там наши детские сердца,
Не знавшие отцовской ласки,
Спешили в госпиталь к бойцам,
Где смерть и алые повязки.
Писали письма в чей-то дом,
Читали из дому,
Махорку порой меняли за углом
На хлеба высохшую корку…
И ничему забвенья нет!
Та боль всегда живёт со мною…
У обелиска сколько лет
Мать скорбно никнет головою.
И я не прячу слёз своих:
Священней места нет на свете!
Бойцы годов сороковых,
Я помню вас по лазаретам.
Нет! Не затмит парадность лет
Ни подвиг ваш, ни ваши раны,
Ни то, как там кровавый цвет
Закатов скорбных бился в рамы…
Свидетельство о публикации №115042301138