Сказка

В некотором царстве у водицы
Жили-были царь с царицей.
И к ихнему домУ,
Ходу не было никому.

И забор окрУг не стоял,
Враг ни вжизь не нападал;
Птички, вовсе не летали
И дожди не выпадали.

Жили они всласть:
Лень было держать власть
Рать не у дел, —
Творила беспредел.

Однажды и подумал царь,
Тут дошло: "Не силён я, как встарь.
Мне уж не по нутру
Делать, что захочу".

Как до сего допёр,
Так с царицей в раздор.
"Ты, жена, всегда была не умна.
У тебя в голове, аж опилки не те.

Надо ж зрить наперёд!
Кто мой трон переймёт?!
Кто меня заменит?
Кто бояр приструнит?"

Ну, а жена - в ответ:
"Тебе, балде, сколько лет?
Ты б раньше о том смекал,
А не козлом бы скакал!

У тебя один был антигрез:
Энтот, как его..., — прогресс,
А моя персона, для тебя,
Пустым местом всегда была.

У тебя, к тому же ещё и нрав:
Никто, кроме тебя: умнЯка, не прав!
Диктатура заместо кровИ,
Вот теперь, — и сиди".

Но в царскую голову если, что забрело
Уже не вышибит никто и ничто.
Он царице на стол Указ —
Подавай мне наследника враз!!!

Царица — в тоску,
Царь — к кваску.
По дворцу — холодок,
А в народе — шумок.

Когда-то, давно: при царице
Прижилась Мастерица.
Она-то и пошла к царю,
Чтоб молвить мыслЮ свою.

"Ты Указами нас не стращай
И жену свою, старый хрыч, не хай!
На, пиши на берестЕ,
Каков наследник нужОн тебе".

Царь угомонился — пишет.
Старается, чуть дышит.
Испуган: боится, чего б не забыть,
Чтоб ещё большим дурнем не прослыть.

Целые сутки писал — устал.
И к рассвету, всё ж задремал.
А царице-то! Ой, как невмочь,
Ей бы лучше не сына, а дочь.

"Представляю, что мой идиот наплетёт,
В результате, второй олух взрастёт!
Мне с этим-то всю жизнь — беда,
А со вторым-то — деваться куда?

Кто б только видел его дурацкий нрав!
Он всю жизнь живёт, как удав!
Энто хорошо, что врагов разогнал,
А друзей своих, почём расшугал?!

Такое дело! И кому доверять?!
Может мне, кой-чего дописать?
Так, что б смекнула Мастерица:
Нужна нам всем — девица".

Прошмыгнула бочком; дописала тайком.
Сделав дело, ушла. БерестА оказалась длинна.
Царь, к вечеру, глаза продрал
И что написал, читать не стал.

Прошло много лет.
Во дворце — обед.
С утра всё кувырком,
В покоях пыль стоит столбом.

Царица, то плачет, то заикается,
Царь, куда глаза, собирается;
Прислуга норовит сбежать,
А стража лезет под кровать.

И, вроде, тишина кругом,
Но в ней же громыхает гром.
Вдруг, чья-то поступь мрамор бьёт
И шёпот слышен: "Всё, — идёт!"

Входит в зал девица, явно, не перепелица:
В одной руке кнут, в другой — здоровенный прут;
На запястье, вместо браслета, колесо от кареты;
На голове берет, похожий на омлет.

"Нашёлся, папаня? Давай-ка живей,
сгоняй, да закажь ко столу куличей!
Мамань, у тебя, как я вижу, ещё с утра,
Походка, как-то не легка!

Эй! А, ты, куда побёг, подлец,
Али позабыл — это мой дворец!
Стой на месте! Но не руки же в бок!
Быстро в угол! Взял тряпки, вёдра, совок.

Эй, тунеядцы, веселей и живей:
Ощипать, к моему столу, кУрей!
И постройте-ка челядь в ряд!
Желает царевна обучать отряд!"

И такое изо дня в день.
Царь стал трухляв, как пень.
Не сидит, не лежит, не веселится;
Не пьёт ничего и да ж не матерится.

И царица, с годами, сдала.
Раньше держалась — всё зятя ждала.
А, когда, по уму, наконец, рассудила
Поняла: кому ж нужна такая дурындыла.

И однажды царь, совместно с царицей,
Столкнулись в покоях дворца, с Мастерицей.
Царь, худющей, ручонкой лысину жмёт,
А царица настойку, на травах, пьёт.

"Ага, наконец-то, появилась, всё ж-таки ты!
Теперь, сходи-ка и глянь, — вон туды.
Кто нам подсунул такой беспредел?
Нет, ты глянь на меня — я весь поседел!

Кто орёт? Царевна. Она ж — командир,
А к родителям войдёт, — так, в точ, крокодил.
Ну и что, что в косе у ней серебристый бант?
А на юбке, скажи-ка зачем ей армейский кант?

Спорить не буду: с лица —- портрет газели,
А на деле, глаза б мои на неё не глядели.
Ты аль, не слышишь — дворец весь дрожит
И у прислуги, у нашей, сердце в пятках лежит".

"А на меня-то за что взъелся? Причём здесь я?
Себя б и ругал. Глянь в берестУ - она нам судья.
Сам всё в ней написал: заказал, что хотел.
Так и кто ж виноват? Получай беспредел.

Волосёнки свои, подожди и не рви,
И ты, мамаша царевны, сопли утри.
Нате, читайте. Аккуратней: не мни!
Стара береста, ты, смотри,- не порви".

"...чтоб умел держать власть.
А послед идёт — умел бы прясть.
Что б глаза — голубей, голубой синевы.
И характер железный. Не боялся б молвы.

Что бы меч, как игрушку, рукою держал.
И внучков бы, послушных, тебе нарожал.
Что б пред всеми авторитет бы имел,
А лицом, пусть, красив был бы, да бел.

Что б был грозен, в державных речах,
Но при этом, приятен и скромен в очах.
И охоту, и битвы, чтоб страстно любил,
Ну, а платья бы царские, изящно, носил.

Чтоб науки все сложные, запросто знал
И стихи бы прекрасные, что бы писал.
Что б коса бы была, аж до колен,
Но не ведал бы, отроду, сути измен.

Ну? Если и в те-то годы, мозгами ты не был богат,
А нынче, в полном маразме, кричишь, что я тебе враг?
Лучше сами, раскиньте вдвоём, по уму,
Что с энтова, дикого текста, я сделать смогу?

Так что, царёк, себя сколько хочешь и хай,
А ты, коль жена дурака, на меня не серчай.
Если б знали, как трудно, тогда мне пришлось,
Но в результате, сие, сотворить удалось!

Теперь получай заказной свой продукт.
Спорить не стану, — тот ещё фрукт,
Но писал-то ты сам и писал, что хотел,
А я, в царёвых желаньях, увы, не у дел".

Царь, как сей список, в деталях, узрел,
Всем телом затрясся и лицом посинел.
Но всё ж, хоть и туп, а додумался, что к чему.
И разорался: "Как так! Кто посмел! Удушу!"

Жену - в охапку и к стенке коленом припёр.
Кулачком сотрясает — раздухарился бобёр:
"Ну, всё дорогуша, и не учту, что жена,
Пока не расскажешь мне всё, да, подробно — сполна".

Так вся истина всплыла. Правда, пользы не дала.
Что ж тут делать. Как тут быть, если надо дальше жить.
Да, взрастили, да, дурное, но не гнать же — чай, родное.
Хоть ругайся, хоть молись, ничего ж не изменить.

Пробовали дочурку лаской лечить.
Поздно, — теперь уж ничем не смягчить.
И как-то привыкли: встречать стоя,
А по утрам-вечерам, дворец обходить строем.

Смирились, — видать, так до старости жить,
Куда ж деваться-то и зачем тужить.
Жил же, когда-то царь всласть,
Ну, а нынче, что ж — у дочурки власть.

Мож и дальше бы так вот и шло бы всё,
Да завелось в государстве жульё.
Сунулся один такой в ихний дворец.
Зубы всем заговорил, всучил-таки, гад, венец.

Наврал, скотина, что сей предмет
Спасает от чудовищных бед.
А уж украшает, так сразу — вдвое,
Стройнее хочешь, да запросто, — втрое!

Царевна — к зеркалу, обнову — на лоб.
Мерзавец — в окошко, наследница, замертво — хлоп!
Лежит — не шевелится, бела, как метелица.
Царица — рыдает: мертва наша девица!

Лекарей всех во дворец созывали.
Водой студёной и горячей поливали.
Столько старались, да бестолку всё:
Не дышит царевна. Лежит, как бревно.

Царица плачет, стонет, суетится.
Царь, раз повод есть, решил напиться.
Бочку выкатил на двор,
Повёл с людЯми разговор.

Вот тут-то, из своей светлицы,
Вновь появилась Мастерица:
"Ну как? Довольны? Сколько бед.
А неча было сочинять тот бред.

Да ладно-ладно, что ворчать,
Тут государство, чай спасать,
Ведь одичает, мхом пойдёт,
А еж-ли до бунтОв дойдёт?

Эй, царица-голубица, — не рыдай,
Сопли, вновь, не распускай.
Знать бы точно, как тут быть?
Может всех заворожить?"

Постояла, погрустила.
Кликнув всех, заговорила:
"Усыплю весь ваш дворец,
Только это не конец.

Деву, спящую — в кровать.
Аккуратней надо класть!
Балдахином всю закрыть,
Дверь, в покои, затворить.

Всё вокруг я усыплю.
Вот на сколько — не скажу,
Лишь одно, хоть, подскажу:
Что проснётесь — к кутежу.

Наперёд накройте стол.
Ставьте свадебный рассол.
Побогаче, пощедрей
Наварить отменных щей".

С тех пор, прошло много лет.
Изменился белый свет.
Замок царский, так зарос,
Смотришь издали — утёс.

Рядом с заросшим дворцом,
Дом построили, торцом.
Вскоре, въехал и жилец.
По всем стандартам, — красовЕц.

С недельку дома поскучал.
Карты все поизучал
И решил поколесить,
Что б округу изучить.

Много миль прошёл,
Аж, кроссовкой ногу стёр.
И совсем уж под конец,
Нашёл заброшенный дворец.

Еле-еле, влез в окно.
А внутри темным-темно.
Всё, что было развалил
И царевну уронил...

А как разбился-то венец,
Враз, очухался дворец!
Кто-то, где-то заворчал,
Кто-то пыль завытирал.

Молодец стоит, моргает
Ничего не понимает.
А два, пещерных, старика
Его встречают, как сынка.

Гость, ещё в себя не пришёл,
А его уже тащат за стол.
Рядом царевна, из сказки, сидит
И дворец! И прислуга...может он спит?

Вообщем, быстро окрутили.
Много ели, много пили.
Тесть, тут начал разъяснять,
Как царевне потакать.

Парень долго бред, сей слушал,
Аж улитку, чуть не скушал,
Но умаявшись в конец,
Крякнул, хрумкнул огурец,

Встал, поразминал плечо,
Оглянул жену бочком.
Ухмыльнулся, про себя, —
Знать, понравилась семья.

Резко, сам заговорил.
Царь, заметно, приуныл,
Все оцепенели в миг:
Счас начнётся: вопли, крик...

"Вы, дорогуши, в пещере сей,
Что-то я вижу "не варите щей".
Может, лет триста назад,
У жены, возможно и был свой взгляд.

Вы ведёте, тут странный рассказ:
Хоть жена, пусть царевна — мне она не указ.
Да, кстати, царей-то давно отменили.
На планете, теперь, законы иные.

Ты, батяня, заладил, что нравом сложна.
Ладно, — не будет сидеть руки сложа.
У нас с ней, теперь, равноправие:
Вот, пусть, и пашет, родная, за здравие.

Голос будет на меня повышать?
Да куда ей, меня-то перекричать?
Сразу видать, что в вашем дворце,
Мужика, отродясь, не бывало в лице.

Ладно, довольно! Поди-ка сюда,
Дай полюбуюсь, царевна-жена.
Это, что за чушь про тебя говорят?
Ну и где тут нахмуренный взгляд?

Ты, давай, начинай меня уважать.
Улыбкой, да лаской с работы встречать;
Губки, под поцелуй учись подставлять,
А дворец, пока меня нет, научись убирать.

Командовать любишь? Ну что ж, —
Я не против: работать пойдёшь.
Ну, а если встревать начнёшь поперёк,
Придётся поставить тебя в уголок".

Побледнел, попритих отец.
Приготовился: вот и свадьбе конец.
Сейчас дочурка на муженька наорёт,
А, заодно, и остальных, в порошок сотрёт.

Уши ладонями прикрыл,
Глаза зажмурил, сам застыл.
И удивился: тишина кругом,
Ничто не гремит, не рухнул дом.

Осторожно, немного, глазок приоткрыл:
Челюсть отвесил, — всё позабыл.
Царевна-красавица, стоит и молчит.
Улыбается и на лице-то её, довольный вид.

А молодец, с укором, к нему:
"Врать-то, папаша, было к чему?
У меня, ты сам-то глянь, жена,
Как горлица, покорная — нежна".

Тут, из своей давней светлицы,
Сияя, выкатилась Мастерица.
Заулыбалась, заголосила,
Правда, с опаской, как бы, в пол силы.

Вот и сказка вся.
А их жизнь опосля, —
Это уже быль,
Летит, как пыль.