Пардон, мадам!

               
Николай хорошо  помнил, как уверенно зашел почти точно в 19-00 в знакомый  гаштет. Собственно это была обычная чешская пивная в Карлсбаде. Но в ней часто обедали и ужинали немецкие туристы, приезжающие присмотреться к некогда «своим» Судетам. Здесь подавали  свиные рульки и замечательное пиво. Название к пивной, так как то, само собой и приклеилось. В тот субботний вечер Николай шел в эту пивную по сложившейся традиции, когда отдыхая в Карловых Варах еще до развода с женой, они ежевечерне заглядывали сюда  и выпивали по бокалу пива «Крушовица». Точнее пиво выпивал Николай, а жена ограничивалась лишь слизыванием пены, которую почему то страстно любила, в отличие от пива.
Приехав в полюбившийся город-курорт уже в качестве холостяка, Николай решил не изменять традиции. Старый усатый бармен с прекрасной профессиональной памятью сразу узнал Николая, приветливо улыбнулся и, не дожидаясь заказа, принес за столик бокал пива и маленькую тарелочку с солёными орешками. Пиво было чудесное!
За окном быстро темнело, как бывает в горах. Зал гаштета заполнился шумными компаниями. К маленькому столику Николая подсели трое молодых доброжелательных чеха. Они заказали пиво и по рюмке сливовицы – местного крепкого веселящего самогона. При этом четвертая рюмка оказалась напротив Николая.
Завязавшийся разговор на чешско-русском диалекте об итогах последнего чемпионата мира по хоккею, где чехи проиграли в финале нашим, не позволил Николаю отказаться от предложенной рюмки. Затем уже Николай угощал молодых интернационалистов, а потом они его снова…
После пятой рюмки сливовицы запитой очередной кружкой пива, Николай внутренним сознанием понял, что из чувства самосохранения пора линять в родной отель «Термаль».
После « посошка» и «стременной» расцеловавшись с чехами, Николай шатко вышел на набережную реки Теплы.  Урчание её потока напомнило Николаю, что за весь вечер он ни разу не отвлекался на посещение клозета. С трудом ориентируясь в темноте, он с двинулся в сторону чернеющего огромного обелиска – надгробной плиты, который и представлял из себя отель «Термаль», построенный на излете чешского социализма.
С усилиями одолев стопятьдесят метров  до сада имени чешского композитора Дворжака, благоухающего цветущей сакурой и магнолией, Николай понял, что на вторую половину сложного пути его хваленой выдержки не хватит. Выпитое пиво било в голову и неистово рвалось наружу.
Повинуясь воле инстинкта, он ломанулся  в кусты сада, благо прохожих в это позднее время уже вроде не было видно, особенно глазами Николая, изрядно залитыми сливовицей.
Облегчив душу и тело Николай вдруг боковым зрением увидел, скорее почувствовал, что у маленького прудика на скамейке или камне среди ветвей магнолий сидела девушка, грустная и печальная.
«Неловко как вышло», - подумал Николай, - «Надо бы извиниться. Я же не бомж какой».
« Пардон, мадам», - проглатывая слога, пьяно вымолвил он. Девушка не ответила.
«Миль пардон, мадемуазель. Против природы не попрешь», - повторил  в той же манере наш герой.  Но девушка вновь промолчала.
« Надо бы ей цветы с извинениями вручить», мелькнуло в нетрезвой голове Николая. Он лихо, как когда то в далекой молодости, обломал несколько веток, видимо сирени, и приблизился к молчаливой особе.
«Прости прелестное созданье
 Я просто писать захотел.
 Аж переклинило дыханье,
 Я б до отеля не стерпел», -
выдал экспромт Николай, вспомнив, что он все же член Союза писателей  России по секции «Поэзия». И плюхнувшись на колени перед девушкой, положил ей цветы на колени, как к надгробию.
«Чего то коленки у неё ледяные. Замерзла бедняжка», - подумал Николай и, скинув куртку, набросил её на плечи девушке. Та по-прежнему молчала. Наш герой попытался приобнять плечи молчаливой крали. И только тут понял, что её холодность и немногословность вызваны полной окоченелостью тела.
«Тут труп», - заорал диким голосом Николай и нетрезво бросился в свет ближайшего фонаря. «Мертвая она! Я не виноват!!!», - продолжал благим матом орать Николай, когда заботливые руки подоспевших полицейских  впихивали его в  патрульную машину.
«Вот русский напился то! Чуть «Русалочку» нашу  не  оприходывал!», - с  презрением и  одновременным восторгом сказал  один из полицейских своему напарнику.
Патрульная машина уехала, увозя нашего героя. И город-курорт вновь заснул благочестивым сном.