Алмазный мой венец...

.


АЛМАЗНЫЙ МОЙ ВЕНЕЦ…


Язык произведения – живописный, музыкальный или изобразительный, это и есть венец творения – и его конструкция, и результат.

.    .    .    .    .    .    .

На мало искушенных в музыке слушателей Паганини воздействовал многими трюками вроде подражания пению птиц, жужжанию пчел и других насекомых и т. п. За подобные номера завистники называли Паганини шарлатаном. Однажды на концерте он исполнил композицию только на двух струнах, которую назвал "Дуэтом влюбленных". Одна его почитательница восторженно сказала маэстро:
– Вы совершенно несносный человек, ничего не оставляете другим... Кто сможет вас превзойти? Только тот, кто сыграет на одной струне, но это же совершенно невозможно.
Эта идея весьма понравилась Паганини, и через несколько недель в концертах он уже играл сонату на одной струне...

[ Я уже умер ]

Некоторые из музыкантов, современников Никколо Паганини, не хотели верить, что в технике игры на скрипке он превзошел всех виртуозов своего времени, и считали его славу раздутой. Однако, послушав его игру, им пришлось смириться с этой мыслью.
Когда Паганини дал несколько концертов в Германии, впервые слышавший его игру скрипач Бенеш был настолько потрясен мастерством итальянца, что сказал своему приятелю Йелю, тоже известному скрипачу:
– Ну, мы все теперь можем писать завещание.
– Не все, – меланхолически ответил Йель, уже несколько лет знакомый с Паганини. – Лично я умер еще три года назад...

[ Пара пустяков ]

Перед концертом завистники Паганини подрезали на его скрипке все струны, кроме одной, однако Паганини не испугался трудностей и, как обычно, сыграл блестяще.
Узнав об этом, восторженные поклонники поинтересовались:
– Маэстро, а совсем без струн вы моги бы сыграть!?
– Пара пустяков, – усмехнулся Паганини и с присущей только ему виртуозностью исполения исполнил пиццикато на барабане…

.    .    .    .    .    .    .

Мастерство вызывает зависть и восхищение, ненависть и неистовую любовь – что поделаешь!
Мир совершенен, но где взять столько совершенных душ и сердец, чтобы наполнить его светом…

Мой бумажный журавлик!  – игрушка моя и смешок,
мой бумажный кораблик в линейку из школьной тетрадки!
– я еще не постиг, не придумал и вдруг не нашел
неразменный пятак на странице с блестящей закладкой –

как ее отыскать ту подсказку на тройку в дневник,
на четверку лихих вороных к семиструнной гитаре?
если песне никак не родиться, не броситься в крик
и весна как всегда…  на одном из твоих полушарий,

– нам бы голос и свет обрести на мгновенье, на раз
и едва не успеть, но отправить в лиловом  конверте
голубиных следов на снегу круговерть и алмаз
раскаленного солнца алмаз раскаленный, поверьте…


............................Язык художника это отражение времени…


Я – зеркало. Не думайте – кристальное!
Костлявая, кричащая родня –
Кастилия… казалась мне крестами
и красным перцем листики огня…

...........................проходит время, меняется и язык в зависимости, как однажды сказал Фолкнер,  от того, что хочет или должен сказать автор. Поэтический язык – это клинок в умелой и твердой руке, руке великодушной и верной, карающей и возносящей…  «Не меня ль Государь–император из кадетов возвел в юнкера?…»

Языку невозможно научить, но можно выучить правила грамматики для того, чтобы их нарушать, – автору все-таки полезно знать когда и что он нарушает, и зачем, – а это уж в любом случае.

Валентин Катаев. Алмазный мой венец… бесконечная (бесконечная ли?) череда лиц, характеров и ситуаций. Увенчать, – это значит закончить? Как будто все так просто… Алмазный мой венец, это не конец – это начало и может быть  прикосновение к Вечности.












.