Фру-фру и поезд

 Когда уже сломан хребет у Фру-Фру, и круг ипподрома сжимается в эллипс,
 и чёрную в рот отправляют икру, не как на дуэли, небрежно, не целясь,
  когда уже  выстрел гремит, чтоб добить, и мечется Анна в родильной горячке,
 когда всё равно, что убить, что любить, и света молва не  помеха гордячке,

 когда механический  движет шатун – слова, ситуации, лица, законы,
 тогда сожаленья, конечно же, втуне. И глаз лошадиный глядит из иконы,
 чтоб  в нём отразилось мерцанье свечи,  английского сада нагие скульптуры, 
  намерзшие окна церковной парчи, и искрой оклады в слезе бабы дуры.

 Когда надломились уже позвонки те( хотя ведь милей не бывает улыбки),
 и звон колокольный, и бледная Кити, и в гранях бокала искристые блики,
 всё это вдруг рушится вместе с жокеем ,  дробясь под копытами,  -в грязь пересудов,
 и князь уже выглядит жалким лакеем, вино недопито , в осколки- посуда.

 Раскаянье – только каёмка сервиза,   под стать с позолотою оперной ложи, 
 как ложь ожиданий,  как брошенный вызов, чтоб визой пейзжика стать непохожего
 на степи унылые наши, равнины, а так, чтобы  море, как грёзы кальяна ,
 чтоб волны, как складки твои кринолиновые, чтоб  ты загорелая средь  итальянок.

 Но падает с хрипами на бок Фру-Фру, но валится Анна наотмашь  на рельсы ,
 но в тяжесть колёс замыкается круг, но пуля - из дула, чтоб враз   поскорей всё
 закончить. Ведь напрочь  проиграны скачки. Нет повода, для заключенья пари-
 и франтик ерошит курчавые бачки, и   дремлет кондуктор и поезд пары

 спускает , чтоб мчатся в  нездешние  дали, избыток давления сбросив в котле,
 взлетая туда, где  в прорехе  звезда ли, иль  облако в небе, античным атлетом.
 И синь, зацепившись за  крест колокольни, стоит пришвартованной в гавани тихой,
 околки ли   светятся  светом иконы, осколки ль разбитые   искрами тухнут…