Радуга за черной полосой 22-24

Глава XXIII

Вне себя от волнения Анастасия всматривалась в лицо спящего Льва. Его до неузнаваемости исказила ужасная трагедия, и если бы не две знакомые цепочки на шее, то Анастасия сначала непременно усомнилась бы, что перед ней именно он.

Лев не проявлял никаких признаков жизни, кроме слабого едва ощутимого дыхания. Голова туго перебинтована. Повязка на виске пропиталась кровью, часть лица стесана, вокруг раны, сочащейся сукровицей, образовались корки. Дрожащей рукой Анастасия коснулась его распухших губ. Они показались ей слишком горячими и чужими, словно не их поцелуи будоражили ее мысли не так давно. Рука осторожно скользнула по щеке. Кожа имела фиолетовый оттенок, под глазами нависали мешкообразные складки, и даже нос казался чужим — большой с широкими полями и круглым поцарапанным кончиком. Брови не изменились — они по-прежнему сохраняли правильную форму и лишь несколько отросших волосинок выбивались из четких очертаний.

Анастасия с болью смотрела на загипсованную руку и ногу, на капельницу, от которой тянулась прозрачная трубка, на белый прямоугольный кусочек лейкопластыря, придерживающий острую иглу, на неподвижные сжатые пальцы такие же избитые и в фиолетовых синяках, как и лицо, левое предплечье, и даже верхняя часть груди, не укрытая одеялом.

Анастасия гладила и держала его руку в своей, напрасно разговаривала с ним в надежде, что он откроет глаза, узнает ее и скажет хоть слово, но Лев никак не реагировал. Она дрожала всем телом. То сидела у кровати и плакала, то вскакивала и переносила стул к окну, к батарее, подносила сложенные ладони к губам и бессвязно шептала молитвы, глядя в низкое бледно-серое небо.
Несколько раз заходила медсестра, проверяла пульс, капельницу и советовала Анастасии не мучить себя, а пойти домой и ждать новостей от Жанны Сергеевны — мамы Карины.

— А если я только уйду, а он откроет глаза? — наивно отвечала Анастасия, на что Татьяна, так звали эту медсестру, лишь пожимала плечами и сочувственно вздыхала.

С самого начала Татьяна не разрешала Анастасии даже войти в палату, она уперто твердила, что пациент в тяжелом состоянии и визиты крайне не желательны, но ее разжалобили слезы, к тому же Анастасия сама вызвалась оплатить первую медицинскую помощь, после того как Татьяна предъявила ей чеки на покупку медикаментов в аптеке. В итоге в кошельке у Анастасии осталась лишь незначительная сумма, на которую и килограмма яблок нельзя было купить, но она со спокойной совестью выполнила свой долг, и ей было приятно, что именно она, а не Сюзанна, и не кто-то из друзей Льва первый примчался к нему в больницу. Где-то на подсознательном уровне она все еще соревновалась с ними, особенно с Сюзанной, которая ни утром, ни днем, ни вечером так и не появилась.
 
Ближе к полудню Лев слегка шевельнул рукой, и Анастасия тут же заговорила с ним в полный голос:

— Ты меня слышишь? Лев! Скажи хоть слово! Ну, пожалуйста, услышь меня!

— Зла-то-влас-ка… — прошептал он по слогам, не открывая глаз. Его губы едва шевелились, но и от малейшего движения нижняя губа лопнула, и капелька алой крови застыла на ней.

— Лев… я сейчас вернусь…

Анастасия привела медсестру.

К их приходу Лев открыл глаза и ерзал головой по подушке, будто хотел избавиться от повязки, как собачонка, не привыкшая к шляпкам и кофточкам. Татьяна лишь взяла его за руки и задала вопрос о самочувствии, как вдруг он неожиданно громко вскрикнул и одернул руку. Потом послышались сердобольные стоны, и все его тело несколько раз сотряслось как при сильном ознобе. К бровям скатились крупные капли пота. Боль давила на него изнутри, и когда он взглянул расширенными глазами на медсестру, та отшатнулась и выбежала из палаты с криками: «Иван Ильич, идите скорее — Зольтеман пришел в себя».
После осмотра доктор сказал: «Жить будет, не волнуйтесь». Он также завел разговор об операции, на что Анастасия ответила, что этот вопрос лучше обсудить с отцом Льва и уверила, что тот в скором времени приедет.

Позже Анастасия кормила Льва бульоном. Она сходила домой, поговорила с бабушкой, и в скором времени снова была рядом с ним. Она успокаивала его, жалела — он извинялся и плакал, вздрагивал и безуспешно пытался сжать кулаки, закрывал глаза в моменты острой боли и благодарил тихим беспомощным голосом Анастасию за то, что она не отвернулась от него в трудную минуту. Она чаще молчала, так и не решаясь заговорить о своем положении. «Он слишком слаб, — думала она, — не стоит лишний раз его волновать».

На следующий день приехал Николай Зольтеман с младшим сыном. Они вошли в палату в сопровождении Жанны Сергеевны. В тот момент Анастасия подносила ложку с манной кашей ко рту Льва. Он слегка морщил нос, не испытывая ни малейшего удовольствия ни от каши, ни от того, что его кормят как маленького. Но жевать твердую пищу ему категорически запрещалось из-за повреждения челюсти, поэтому и приходилось есть только редкие супы и молочные каши.

Ложка с кашей зависла в воздухе, когда Анастасия увидела Владислава. От него глаз нельзя было оторвать, не рассмотрев внимательно выразительные и привлекательные черты лица, светлые коротко стриженые волосы и мужественную фигуру. По сравнению с ним Лев был мальчиком, щупленьким студентом с молодежной стрижкой, а Владислав — настоящий мужчина, к тому же чем-то напоминал обожаемого Анастасией Брэда Питта.

Смутившись, Анастасия все-таки поднесла ложку ко рту Льва и неловко встала, почувствовав себя лишней в этой компании. Она застыла на месте с тарелкой в руках, а от теплого бархатного взгляда Владислава как от горячего чая ее вмиг бросило в жар. «О Боже, — мелькнуло в мыслях, — какой мужчина!».

Николай Зольтеман после приветствий, поблагодарил Анастасию, вскользь представил ей Владислава и с серьезным выражением лица обратился ко Льву:
— И угораздило же тебя под колеса попасть…

Анастасия с медсестрой оставили их одних.

К полудню пришла Прасковья Марковна и принесла для Льва свежий куриный бульон в полулитровой стеклянной банке с этикеткой «Томатная паста», термос, подаренный волонтерами еще летом, с недорогим черным чаем и пакет с духовыми пирожками для Анастасии. Она испекла их специально с яблоками, потому что всегда считала, что запененные яблоки гораздо полезнее сырых, особенно для беременных.

Несчастный случай, произошедший со Львом, дивным образом снова всех сблизил: Николай Зольтеман галантно пригласил Прасковью Марковну отобедать в пиццерии, и она охотно согласилась, отбросив все обиды; между Анастасией и Львом укрепились дружественные взаимоотношения; Лев по-братски разговаривал с Владиславом — Владислав с интересом присматривался к Анастасии, а она с любопытством проводила между братьями параллели и удивлялась, до чего же они непохожие.

Зольтеман старший на время несостоятельности сына взял процесс руководства пиццерией в свои руки, проверял счета, поставки и вообще порядок в заведении. Анастасия на три дня взяла отпуск без содержания, чтобы ухаживать за Львом, так как Сюзанна не появилась и на второй день, словно Лев был ей безразличен или они накануне поругались, или — думала Анастасия — она уехала куда-нибудь на съемки позировать в стрингах.

Однажды, когда Лев спал, Анастасия вышла в буфет, купила кефир в бутылочке и сдобную булочку, и присела за один из пустых столов. Никого не было, не считая продавщицы и уборщицы, вальяжно елозящей шваброй по линолеуму в ромбики и цветочки, и тут появился Владислав. На нем был теплый кремовый свитер поверх светлой, но не белой, рубашки, черные строгие брюки, начищенные полуботинки. Владислав тоже купил кефир и булочку, словно подражая Анастасии, и попросил разрешения присесть рядом с ней. Она не возразила, но испытала такую робость, что даже боялась делать большие глотки, а выпить густой и вкусный кефир хотелось как можно быстрее, но это было бы не культурно, потому что при этом она бы издавала громкие звуки.

Владислав взболтнул бутылку и сделал глоток:

— Да, этот кефир на сметану больше похож! Его пить невозможно!

Анастасия сдержанно улыбнулась, но он ее рассмешил гораздо больше, чем она показала. Тихо и спокойно пить этот кефир, действительно, не получилось бы: его нужно было всасывать, и он при этом громко хлюпал.

— Ты не подходишь моему брату, — как бы между прочим заявил Владислав, — ты для него слишком хороша! По-моему, он не заслуживает твоей любви.

Анастасия не знала, что и ответить:

— Ты должен быть бы в курсе, что он бросил меня. Между нами нет той любви, о которой ты говоришь. Николай Трофимович не рассказывал тебе? Лев тоже не сказал, что мы просто друзья?

— Лев ненормальный. Ему со школьных лет нравились только вульгарные девицы. Я был удивлен, когда увидел тебя рядом с ним. Отец рассказывал, что ты милая и порядочная девочка, но… ты превзошла мои ожидания. Я видел, как ты оберегаешь его, как заботишься… Ты все еще любишь его?

— Люблю ли я? Да. Но уже иначе. Как друга, понимаешь? А то, что было раньше, теперь я могу назвать лишь иллюзий любви.

— Меня не обманешь — я видел в твоем взгляде любовь. Так?

— Я наверно никогда не забуду твоего брата. Да. И знаешь почему? Не потому что на нем свет клином сошелся, а потому что я на пятом месяце… но Лев об этом еще не знает.
__________________________________

Глава XXIV

Эта новость на несколько секунд вывела Владислава из привычного состояния уравновешенности и спокойствия, но он не подал виду, что удивлен, и ровным пониженным голосом задал первый вопрос, пришедший ему на ум:

— Ты ждешь от него ребенка?

— Да, это так. Но прошу тебя, ничего пока не говори Льву — он слишком слаб… и я не хочу еще больше его расстраивать.

— Расстраивать, — повторил он задумчиво, — а почему ты не сказала ему раньше? Он ведь имел право узнать сразу, как только ты об этом узнала. Несмотря на все его непостоянство и эгоистичность, он должен отвечать за свои поступки, и ты должна была ему сказать — мало ли как бы он отреагировал, а что если эта новость его вовсе не расстроила бы.

— Вышло так, что в тот день, когда я собиралась все ему рассказать, и у него тоже была для меня новость, и он первым начал разговор. Лев сказал, что я ему наскучила, что я его слишком любила, и поэтому он вернулся к Сюзанне. Получилось, как и Пушкина — «Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей», только наоборот: чем больше любишь мужчину, тем быстрее надоедаешь ему. Я не хочу навязываться, Владислав, не хочу быть обузой, не хочу, чтобы Лев ради ребенка играл передо мной роль раскаявшегося влюбленного, чтобы опять из-за меня бросал свою несравненную Сюзанну. Такие отношения меня не устраивают. Меня и сам Лев не устраивает — не таким я вижу своего мужа… но все это я поняла с запозданием. Да и вообще о чем я? Лев никогда не говорил о свадьбе. Единственное, на что я могла бы рассчитывать, на отца для своей девочки, максимум, по выходным.  Пусть окрепнет, — добавила она отрешенно, — и я ему все расскажу.

— Узнаю своего брата. Он не меняется. А где эта Сюзанна? Я так понимаю, он встречался с ней до знакомства с тобой?

— Да, но я об этом не знала изначально. А где она? Меня тоже удивляет, что она до сих пор не пришла навестить Льва. Может, они опять расстались — я не спрашивала Льва о ней: эта особа слишком высокого о себе мнения и слишком низко опускается, когда хочет доказать свое мнимое преимущество.

— Мне кажется или ты ревнуешь?

— Нет — она мне просто ужасно неприятна.

— Давай я отвезу тебя домой, — заботливо предложил Владислав. — Я сам покормлю Льва, а тебе не помешало бы хорошенько отдохнуть. Если бы я знал, что ты в положении, то еще вчера сменил бы тебя.

— Да, пожалуй, ты прав, я страшно устала за эти дни, и мне хочется сегодня пораньше лечь спать. Надеюсь, Лев не останется сегодня голодным?! Его нужно покормить в четыре и в восемь вечера.

— Я все сделаю, не волнуйся. Так поедем? У меня машина здесь на стоянке.

— Нет, спасибо, мне неудобно тебя беспокоить, да и Лев скоро проснется — лучше поговори с ним, а то ему одиноко. Он ждет ее. Каждый раз, когда открывается дверь, он смотрит словно с надеждой, что войдет Сюзанна, а потом раздосадовано опускает взгляд и тяжело вздыхает. По-моему, он ее по-настоящему любит, а я была всего лишь игрушкой.

— Прекращай мучить себя подобными мыслями, допивай кефир и идем — я отвезу тебя домой, и возражения не принимаются.

Анастасия не стала противиться и позволила Владиславу подвести ее до общежития. В дороге они не говорили ни о чем существенном: о погоде и спешащих пешеходах, и этого хватило для непринужденной беседы, после которой у них надолго сохранилось хорошее настроение.

Владислав вернулся в больницу, предварительно купив в магазине детское фруктовое пюре и кашу для малышей. Ее можно было разбавить обыкновенной кипяченой водой и сразу приступать к кормлению. Рассматривая коробки с детским питанием, Владислав вспоминал об Анастасии — она дивным образом запала в душу и ему хотелось хоть чем-то ей помочь. Для начала Владислав решил серьезно поговорить с братом, но обстоятельства сложились несколько иначе: он наконец-то узнал, кто такая Сюзанна, и действовал согласно интуиции.

Сюзанна сидела на стульчике у кровати, скрестив ноги, и хаотично дергала шарфиком, свисающим ей на колени. Пальцы, увешанные кольцами, тонкие с изящным маникюром перебирали плотную вязку, отпускали шарф, потом поднимали и снова бесцельно пробегали по узору. Лицо лишенное каких-либо эмоций выражало полное равнодушие, но не было лишено напыщенности и броских красок вечернего макияжа. Густые черные ресницы прикрывали отсутствующий взгляд. Блестели мелкие частички светоотражающих теней, румян, рубиновой помады, а глаза оставались тусклыми. На Сюзанне было обтягивающее бардовое платье с молниями и стразами и длинные замшевые сапоги расцветки шкуры леопарда с красными кожаными бантами сзади. Они привлекали внимание к тонким и длинным каблукам, на которых Сюзанна держалась бесподобно.

Когда за Владиславом захлопнулась дверь, Сюзанна, не вставая, обернулась, и ее взгляд заметно оживился, словно даже сквозь одежду ей удавалось просматривать спортивное телосложение, подкаченную грудь, объемные мышцы и широкие плечи. Владислав поздоровался и на ходу снял пальто, Сюзанна продефилировала по палате и с обольстительной улыбкой кокетливо пролепетала:
— Рада знакомству, Владислав, — она протянула руку, и он вынужденно пожал ее суховатую ладонь. — Сюзанна! Можешь называть меня Сьюзи!

— Ну, что же, Сьюзи, признаюсь, я рассчитывал встретить тебя здесь еще вчера. Неужто ты забыла о своем несчастном львенке? Ты посмотри, как он, бедненький, истосковался, все глаза выплакал, что его Сюзаньчик не приходит!

Лев приоткрыл глаза и снова опустил их, не комментируя насмешек брата.

— Я примчалась, как только смогла — я уезжала на показ мод в Таганрог.

— Братец, ты как? — Владислав прошел мимо Сюзанны и так ни разу и не улыбнулся ей, не удостоил пристальным вниманием, как она не пыталась показать себя в лучшем свете, расправляя плечи, выпячивая грудь и втягивая живот. — Еще не проголодался? Сегодня в роли няньки я — Настю я отвез домой, а твоя несравненная Сюзанна, похоже, идет сегодня в клуб. Я прав? — он бросил на нее упрекающий взгляд, — или ты посидишь со Львом до восьми, а потом пойдешь развлекаться?!

Лев и Сюзанна переглянулись.

— На самом деле, я очень занята, — оправдывалась Сюзанна, — до твоего прихода, я все объяснила Льву. К тому же, как я погляжу, он не испытывает недостатка в няньках, если даже эта размазня из библиотеки все эти дни крутилась вокруг него.

— Это ты сейчас о Насте? — спросил Владислав и положил на тумбочку свою покупку. — Эта размазня, как ты ее называешь, варила для него бульончики, супчики и кашки, кормила с ложечки четыре раза в день, а ты для приличия хоть бы сока магазинного принесла вместо того, чтобы ее оскорблять. 

— О! Так вы все спелись! Говорю же, я только приехала!

— Оставьте меня одного! — вскрикнул Лев и требовательно посмотрел на брата.

— Ок, братец, не волнуйся, я проведу твою несравненную Сьюзи и сам приду ровно в четыре, а ты пока отдыхай.

Владислав как истинный джентльмен помог Сюзанне одеться, открыл перед ней дверь и фривольно поклонился. На лице появилась ухмылка — так называемую занятость Сюзанны он списал на безразличие, потому что не увидел в ее взгляде ни капли любви и сострадания, а по манерам судил о самовлюбленности, тщеславии и жажде красивой жизни. Она даже не пыталась изобразить заботу и беспокойство, а ее флиртующий тон говорил о капризности, артистичности и желании привлечь к себе внимание. Таким как Сюзанна Владислав мысленно навешивал ярлыки «Ничего не нужно кроме денег», и ему захотелось убедиться в правдивости своих предположений — он пригласил Сюзанну на чашечку кофе:

— Тут недалеко есть неплохое кафе. Там удивительно вкусный кофе! Не составишь мне компанию?!

Сюзанна ослепила его белоснежной улыбкой, сделала вид, что раздумывает над предложением, и согласилась:

— Почему бы и нет! У меня есть немного свободного времени, и я радостью бы познакомилась с тобой поближе.

Они сидели за барной стойкой, официант дважды наполнил им бокалы красным вином, Сюзанна строила глазки и откровенно кокетничала, Владислав улыбался и время от времени делал комплименты по поводу ее волос, глаз и улыбки. Она цвела и пахла!

Владислав никому не позволял окутать себя колдовскими чарами, и если Сюзанне хотелось верить в свой успех и феноменальную внешность, то Владислав лишь подыгрывал ей. Обычно, со своей серьезной и замкнутой натурой, он был не склонен бросаться в объятия первой встречной, тем более Сюзанна не соответствовала критериям, на которые он основывался первостепенно.

 Владислав расспросил ее о впечатлениях от поездки в Египет, дав возможность выговориться, и сам не отставал, нахваливая то райские пейзажи Мальдивских островов, то поэтичность озера Маракайбо в Венесуэле, то дивную реку Мараньон, протекающую в Перу на фоне Андов. Он с восторгом рассказывал о своих путешествиях: о прогулках на яхтах, о дайвинге, об обслуживании в пятизвездочных отелях, а также о своей работе и туристическом агентстве. По блеску ее глаз он убедился, что ее интересует в мужчинах в первую очередь кошелек. Всякий раз, когда он оплачивал очередной заказ, Сюзанна жадно смотрела на его руки, на дорогие часы, а позже на фотографии коралловых рифов в его Айфоне последней модели.

Обычно Владислав не афишировал своих финансовых возможностей, но перед Сюзанной предстал во всей красе: смеялся и беззаботно пил вино, не скромничал и не держался в рамках приличия, то и дело демонстрируя уровень своего достатка.

Они провели в кафе около часа, но Владислав не терял счет времени — ему нужно было идти кормить брата с ложечки, и он, не допив вино, собирался уходить, но Сюзанна, опьяненная не столько вином, сколько лестью и рассказами Владислава о путешествиях, клюнула на уловку и повисла на нем как банный лист. После еще одного бокала они жарко целовались в туалете, и Сюзанна, расстегнув ремень его брюк, опустилась на колени.

Больших доказательств своей правоты Владиславу и не потребовалось.