Самые лучшие поэты
подконтрольней они так и всех предсказуемей:
да и не умереть им, бывает, не позволит случай,
чтобы из подлежащих перевести их в сказуемые.
Порождали их в той части, где у Бога записано
заложить в сердце детское к чувствам магнит,
чтоб притягивал скорби во веки веков и присно,
чтоб лечил души словом, взрослея, пиит.
Проживали жизнь в кругу многостраничных старцев:
фолиантов им знаком фронтиспис с ранних лет,
позволялось им, как за бороды возникших аккадцев,
так за ляссе хвататься, вытягивать в просвет.
Уживались с вечной нехваткой архиважного:
то ли денег, то ли пищи, то ли сухих дров;
останавливали рифмой бегущего каждого
пролетария, выдергивая, как овощ, из дворов.
Усреднялись, чтобы выжить; из цвета белого
перекрашивались в нужный для вороны цвет:
что поделать, ведь было на каждого смелого
трое с винтовками, стенка двора – и привет.
Понимая, что ничто не объять пониманием,
гены свои, собирая, как картошку, в худой узелок,
уезжали куда-нибудь во Францию или в Германию,
чтобы в питерском гулком дворе не заждался стрелок.
Или всё же, оставшись, без сил и без храбрости,
изливая всю скорбь из ребячьего сердца на лист,
перед новым восходом ста солнц, наконец, обрести
чистоту, без которой не можешь быть искренне чист.
И ворвётся надрывом сквозь шуршащие в доме страницы
так, что комната каждая в доме том станет мала,
перезвон, что от комнаты к комнате длится и длится,
словно некую тайну озвучивают колокола.
16.04.2015г.
Свидетельство о публикации №115041701843