если пану писарю будет угодно

В ЛНР нет работы. Никакой. Соответственно – нет зарплаты.

До войны в Луганской области была работа и зарплата, а теперь их нет.

Были депрессивные районы, где не было работы, но в целом по Луганской области был дефицит кадров.

Бригадир на хорошей шахте получал в белую до 5 тысяч долларов в месяц – огромные деньги, шахтёр мог заработать 3 тысячи.

На плохих шахтах шахтёрам платили до 500 долларов, но из Донецкой области можно было завозить сменами по 1000 шахтёров – была работа.

Тяжёлая, опасная, нелегальная, без медицинской страховки и оплаты больничных, часто с риском для жизни.

Теперь работы нет. И люди уехали. Уехали водители грузовиков, электрики, сварщики, строители, врачи, медсёстры, юристы, банкиры.

Остались те, кому ехать некуда и незачем.

Кое-где платят треть зарплаты, но цены выросли на 50%. Получается – четверть платят.

Учителя и воспитатели живут в складчину.

Работа есть у ополчения. Стоять на блокпосту, стрелять в мародёров – их много. Приезжают добровольцами, легализуются, получают оружие и грабят. С ними воюют. За такую работу платят 150 долларов в месяц и кормят два раза в день.

Боец рассказал. В последнем бою с мародёрами его взвод потерял одного убитым и троих раненными.

Ещё в ЛНР воюют с донскими казаками. Их несколько тысяч. Хорошо вооружены, получают новую военную технику. Воюют с ЛНР.

Мародёрство есть с обеих сторон. Украина расследует, арестовывает, судит, а ЛНР расстреливает.

Всю зарплату ополченцы получают российскими рублями. Пенсии стали платить тоже рублями, но старого образца, которые вместо того, чтобы изъять из обращения отправляют в ЛНР.

Это означает эмиссию – увеличение денежной массы. Неизбежен рост цен или два курса – для новых и старых рублей, что фактически снижает пенсию.


Цены в ЛНР обозначены в гривнах и рублях. Курс рубля невыгодный. Выгодней продать рубли менялам и платить в магазинах гривной.

Цены в ЛНР опираются на украинские оптовые цены. В России всё дороже от 50% до 100%.

За провоз машины с товаром нужно платить взятку на блокпосту – украинским военным и ЛНР.

Если отправить вагоном, то платить на блокпосту не нужно. Поэтому неизвестные партизаны взрывают рельсы, как только их восстанавливают.

Уголь-антрацит, который удаётся вывезти в Россию, бьёт по последним шахтёрам Ростова.

В Украине антрацит в дефиците, цены на него растут. Казалось бы это хорошо для производителя. Но не тут-то было.

Топливный уголь во всём мире продаётся через розничные сети. При росте цен, склад обязан переоценить свои остатки и уплатить налог государству. Когда курс доллара растёт вместе с ценами в гривнах, склад не получает больше долларов, а налогов платит больше.

Шахтёрам ЛНР не обещают развитие местных шахт. Вместо этого обещают работу вахтовым методом в Сибири, не сообщая, что в Сибири уголь добывают открытым способом - там нужны не горнорабочие, а экскаваторщики, бульдозеристы и водители большегрузных самосвалов.


Нет работы. Если допустить, что война прекратиться сегодня, все военные уйдут, то работы не будет всё равно. Долго. Около года, а может быть больше.

Беженцы быстро не вернутся. Из 700 тысяч беженцев Луганской области от войны бежало 70 тысяч. Остальные бежали ради куска хлеба.

Есть проблема народа. Народ Донбасса не полюбит никакую Украину, но работать будет.

Сложнее с элитой. Нужно много времени, чтобы элита поняла, что Украина для Донбасса это рай земной.

Что быть меньшинством выгодно – продавай лояльность, проси дотации, отстаивай право на свой язык и культуру, митингуй, но не пытайся брать всю полноту власти – зачем нести бремя белого человека, если можно прекрасно жить афроукраинцем.

К сожалению, демократия это не таблетка, которая излечивает или убивает.

Демократия это зеркало, где каждый видит себя. Изображение криво, потому что все зеркала врут.

Как только весь народ научили читать и писать, закончились тёмные века, и наступила эпоха кривых зеркал.

Ни один шаг власти невозможен без широкой пропаганды и агитации.

Происходящее сейчас в России и в мирных областях Украины это полный триумф демократии – нужно вызвать реакцию зала, иначе невозможно доиграть пьесу.

Ни один общественный строй не похож сам на себя в другой стране.

Китайский средневековый феодал не имеет ничего общего с французким средневековым феодалом, но похож на китайского коммуниста-демократа.

Барак Обама копия дядюшки Тома из Бичер-Стоу, но не похож на Нельсона Манделу.

Порошенко похож на Тараса Шевченко, которого петербургские либералы выкупили из русской крепости помещика Энгельгардта, продав портрет Жуковского.

Порошенко первый украинский президент, который на кого-то похож. До него все были похожи сами на себя, не имея истоков в новой стране.

Путин похож на Каюрова в роли Ленина и на Николая Второго, что хуже.

Но прогресс идёт – Сталин был похож на Чингисхана.

Ещё заметно, что российская вера в доброго царя и украинская ненависть к чиновникам это две стороны одной медали.

Чёрно-белая, но противоречивая картина мира, где Бог Отец всемогущ, но всё зло от сатаны.


«Но костельный служка, пан Робацкий, суровый и серый, костлявый и ушастый, сидит слишком близко от нас. Он развешивает перед нами поблекшие полотна молчания и неприязни.

 - Имею сказать пану... - шепчет Аполек и уводит меня в сторону, - что Исус, сын Марии, был женат на Деборе, иерусалимской девице незнатного рода...

 - О, тен чловек, - кричит в отчаянии пан Робацкий, - тен чловек не умрет на своей постели... Тего чловека забиют людове...

 - После ужина, - упавшим голосом шелестит Аполек, - после ужина, если пану писарю будет угодно...

 Мне угодно. Зажженный началом Аполековой истории, я расхаживаю по кухне и жду заветного часа».

И. Бабель «Пан Аполек»