Деяния любви и нас, что ей больны

Я помню длинные сады и громкий ливень,
Ты помнишь лишь мой силуэт склоненный,
Когда я был мальчишкой - невсесилен,
Когда я пал к ногам, нечаянно сраженный.
Не помню точно, как, в какой из дней,
Мне книг отраду созерцанье заменило,
И в давней грудной ране вдруг - теплей,
И черный мир приветствует святило.
Да, ты была: в тот день, в тени листвы,
Закрывшись зонтиком, печально глядя в небо,
И обратившись нежно, но на "вы",
Был я, влюбленный больно, детски слепо.
Я добивался чувств ответных увлеченно,
Но не один - тобой дышали многие,
И в радости побед не замечал свершенного,
И способы нечестные, порой к другим жестокие.
Но жизнь не замедляла хода на мгновенья,
Она лилась рекою быстротечной,
А ты в тот день шептала извенения,
Укрывшись легкой шалью подвенечной.
И солнце мира, что внутри меня, горело,
Готовясь к разрушительному грому,
И хоть там был огонь, но что-то ледянело,
А в голове заместо мыслей - ярость стона.
Я не был сильным, статным богом,
Каким явился он, с тобою рядом,
И я давился злобы горьким смогом,
И сердце обливалось терпким ядом.
А твое счастье неприкрыто, очевидно,
Ты произносишь вековое обещанье,
И мне уже не жалко, не завидно,
Все заслонило черное отчаинье.
Тот день, где солнце, счастье, песни,
И множество счастливых лиц,
Тот день, где я лишился чести,
Пред темной стороной упавший ниц.
Мной двигало желанье, одержимость,
Когда взывал я к Люцифера башне,
И счастье вражеское сеяло решимость,
И не было ни совестно, ни страшно.
Но моя жизнь всегда была далекой,
От кинолент, где каждый свет обрел,
И было мне больней лететь с высокой,
Той самой башни, куда я себя возвел.
Теперь, минуту вечности скитаний,
Над черным смертным алтарем,
Я, спустя годы, раб воспоминаний,
Хотя и стал могучим темным королем.
И моя правда - боль живущих душ,
Пустая участь - сладострастье,
Внутри - дыра, в ней - холод стуж,
В руках - поломанное счастье.