Летние Джерри-ли-льюисовские дни

Я вспоминаю те Джерри-ли-льюисовские дни с Алёной и Сашей,
с литрами вина
и с невероятным закатом в Бутово,
с сигаретами на балконе
и с окнами, открытыми всему летнему городу, который точно не готов ко сну.

Я выбирался из самой большой депрессии в моей жизни,
запивая её алкоголем и заслушивая её Борисом Гребенщиковым, который казался мне тогда Советским Мессией.
Но в квартире Саши я был практически счастлив,
смотря на Алёну
и подпевая Сашиным песням.
Саша играл Тома Уэйтса,
и было что-то в его минорных подтяжках,
и Алёна была впечатлена –
я боялся, что она может в него влюбиться,
я боялся, что я могу потерять двух друзей одновременно.

В руках я держал бутылку вина.
Хотя Саша и Алёна были прекрасной парочкой
- вдвоём им здорово было петь, вдвоём им здорово было курить -
я тогда не чувствовал себя одиноким.
Вино согревало меня, а Саша действительно хорошо пел.

И тогда я увидел старый, дешёвый синтезатор, который стоял в Сашиной комнате,
что-то вроде Касио или Ямахи-для-детей,
и я почувствовал, что могу на нём сыграть,
что я могу подыграть Саше, пока он поёт.
Я уже десять лет как не играл на фортепьяно,
но я был пьян и, кажется, долбанулся на всю голову,
и поэтому думал, что у меня всё получится.

Итак, я включил пианино и сыграл несколько простых нот, следуя гармонии песни.
Это сработало и это звучало блюзово.
Я забыл сказать, что тогда, после выпуска своего первого LP, я хотел покончить с музыкой,
потому что я не был ею удовлетворён.
Я просто не мог играть мои собственные песни и не мог продолжать работать.
Я мог написать новую песню за пять минут, и это могла быть милая песня с милой гармонией,
но
я всё равно бы ничего не почувствовал к этой песне.
Мои песни звучали бессмысленно
и мёртво

но ТОГДА,
в квартире Саши,
играя на жалком Касио,
я что-то почувствовал,
я прямо-таки погрузился в музыку!
Тут я услышал, что Саша играет что-то рок-н-ролльное,
но я не мог расслышать, чью песню он играл –
может быть, Чака Берри, может быть, Литтл Ричарда –
я слышал только простую аккордовую структуру, которая кочует из одной песни в другую,
и я знал, что должен был сделать, -
я принялся играть на пианино короткие, быстрые аккорды,
вернее, это был просто ми-мажорный аккорд,
но каждый раз, когда я играл его, я менял в нём одну ноту.
Одна изменённая нота! Вот оно – чудо Рок-н-Ролла!
Я играл всё быстрее и быстрее,
ломая ритм,
добавляя грува и свинга,
извлекая ноты со страстной агрессией,
прямо как Джерри Ли Льюис.

Я достаточно осмелел, чтобы изменить ещё одну ноту в ми-мажорном аккорде,
я использовал грязные, какофонические ноты,
я забыл о гармонии,
я разрушил песню,
я разрушил аккордовую структуру,
я вспотел,
я был готов закричать
и я крикнул:
“ САША! Я ЗНАЮ, ЧТО МНЕ НУЖНО!
БОЛЬШЕ НИКАКИХ ГИТАРНЫХ ПЕСЕН!!!
МНЕ НУЖНО ИГРАТЬ НА ФОРТЕПЬЯНО,
МНЕ НУЖНО ДОБАВИТЬ БЕЗУМНОГО РОК-Н-РОЛЛЬНОГО ФОРТЕПЬЯНО В МУЗЫКУ!!!”
Я был пьян, и это звучало, как однодневная истина,
но на мгновение я почувствовал себя благословлённым свыше,
и тогда я сыграл соло, полное гармонической иронии,
и я засмеялся,
засмеялся, как ****тый на всю голову человек с его истерическими благословениями.
Через тридцать минут игры я осознал, что ночь уже покрыла город.
Алёне нужно было домой, чтобы ответить названивающей маме –
это было что-то вроде родительского контроля,

Итак, мы вышли на улицу.
Мы были пьяны вином.
Мы были пьяны рок-н-роллом.
В метро мы танцевали.
В метро мы пели,
и те песни, которые я пел людям, возвращавшимся домой,
звучали, как атональное пророчество, достигающее вершин Священного Грува.

Саша лапал Алёну,
и она не была против.
Он хотел её ****ать,
а я думал,
что я могу в неё влюбиться,
я боялся, что могу в неё влюбиться,
я боялся, что могу потерять двух друзей одновременно.

Но мне не было грустно,
я пытался сохранить эту благословенную рок-н-ролльную истину во мне,
я пытался не потерять её, по мере того как я трезвею,
и я спросил себя:
“Почему все великие пьяные идеи никогда не переживают рассвет?”
И я мечтал о новых песнях,
о песнях безумного атонального фортепьяно,
о песнях пьянства,
о песнях этих летних Джерри-ли-льюисовских дней.