Страницы потерянного дневника

Страницы потерянного дневника
так я, не долго думая, решил назвать выдержки из потрёпанной толстой тетрадки, найденной в купейном вагоне №5 поезда № 313 Нижневартовск – Самара на верхней багажной полке. Подписи в тетрадке не обнаружилось. Робкие потуги определить авторство успехами не увенчались. Да и не так уж они талантливы, эти дневниковые записки, чтобы так ради них стараться. Просто меня тронула искренность этого человека. А если что и достойно хоть какого-нибудь внимания - так это искреннее слово, сказанное от всей души.

БОРТЖУРНАЛ
1 апреля 2009      

Вот и новый апрель
на всё той же земле.
Светит древнее солнце
над новой весною.

Словно в Рай – аппарель,
разливая елей,
радуг вдруг полукольца
встают надо мною.

И ничтоже сумняшеся
твёрдой ногой
восхожу на дорогу,
мощёную небом.

Всем до срока оставшимся,
чайка-изгой,
я желаю немного:
не жить только хлебом.

Не мечтать «под фанеру»,
«по моде» не шить,
больше слышать, чем слушать,
пусть с пользой, чем много.

Я желаю всем веры
в реальность души,
чтобы в ней обнаружить
пропавшего Бога.

Хочу перемен.
Очень хочу перемен.
Так хочу перемен – глубоких, основательных, всеобъемлющих, необратимых, что с некоторых пор повадилось являться сердцу дивное, как прозрачный розовый призрак облаков на рассвете, сладостное видение – ощущение, будто вот-вот что-то случиться.
Будто что-то доброе, светлое, ожидаемо-нежданное, увлекающее вглубь, вдаль (ах как верно, что «вглубь» и «вдаль» пишутся слитно! – слиться с глубью и далью неба, моря, счастья… вот чего всегда хочется!) – вглубь и даль пространства и сердца, стремительно теряющих границы, преграды, условия, условности, законы, правила, препоны…
Будто что-то такое, для чего трудно, почти невозможно, но так необходимо подобрать слова, да так подобрать, чтобы получилось стихотворение, в котором творение стиха совершалось бы у всех на виду музыкально, легко, естественно и беспрерывно, всегда, в любое время суток и года, когда бы не заглянул в его солнечно-тенистую мастерскую; стиха-творение, в котором это предчувствие, предвосхищение, предвкушение благих перемен, нескончаемо радостное, как журчание воды, пробившейся сквозь непроглядную подземную тьму на Божий свет, очевидно и невероятно перевоплощалось бы в собственно благие перемены, как яйцо в птицу, бутон в цветок, куколка в бабочку, – перевоплощалась и вспархивала свежевыкрашенными крылышками на свободу, предоставляя очередь следующей счастливице…

Будто… что-то… вот-вот… случится…
Как с Дугласом Сполдингом, когда он сделал первое и самое великое открытие своей 12-летней жизни – открыл себе самого себя.

«Вот сейчас, думал Дуглас. Вот оно. Уже близко! А я ещё не вижу… Совсем близко! Рядом!»

…Преодоление изнуряющего нескончаемого одиночества суть подлинная причина всех человеческих желаний, устремлений и поступков.
Мы мечемся, как одержимые, по жизни, по земле, по воздуху и вот уже почти полвека по околоземному пространству, встречаясь, сталкиваясь, сшибаясь, слепляясь и разлепляясь, неосознанно, реже – чуть осознанно, и совсем не часто – полуосознанно движимые необоримым и бессмысленным стремлением преодолеть свою постылую и так тщательно оберегаемую и охраняемую эгоизмом и всеми «демократическими свободами» «индивидуальность», разыскивая единомышленников, единоверцев, соратников, однопартийцев, однобедцев, родственные души, «лучшие половинки»… при любом исходе «поисковых операций» оставаясь всё такими же непреодолимо одинокими…
…потому что не знаем, что ищем.
Потому что, возбуждённые каким-то неутоляемым внутренним зудом искательства, мы ищем человека – возлюбленную, друга, попутчика… – т.е. такое же, как ты сам, одинокое, ограниченное существо, не понимая, что это вечная душа теребит нас денно и нощно направить все, все, какие только в нашем пользовании, свои устремления на поиски всё и всех соединяющего безграничного… Бога.
Подобно каплям, покинувшим поверхность океана и отправившимся вместе с попутными облаками искать… океан, чтобы опять, одинокими и уставшими, слиться с его мощью и величием, мы, словно вырвавшиеся из рук воздушные шарики, гоняемые ветром, сбиваемые в кучки, перепутанные на время порочно-непрочными связями, мечемся по воздуху, обретая долгожданное успокоение только тогда, когда лопается тонкая плёнка нашей плоти, испуская на волю дух, в нас гостивший…

Итак, единственная побуждающая причина моего существования – стремление отделённо-отдалённой бессмертной души вернуться в бессмертие Бесконечного Единого Бога.
И вот что особенно отрадно: смерть, как это не казалось бы очевидным, вовсе не является единственной формой этого великого воссоединения, поскольку, как утверждает метафизический опыт, далеко – ох, как далеко! – не всякая смерть сулит возвращение души к её Создателю, равно как далеко, – слава Богу! ох, как далеко – не всякое возвращение – смерть.
В этом «нововведении» Эволюции Бытия и состоит признак нагрянувшей эпохи Восхождения – сегодня позволено душе воссоединяться с Богом «без отрыва» от тела. Более того, без тела – туловища, сердца, сознания, т.е. вопреки многотысячелетним ожиданиям всех «правоверных» «грядущего воскресения из мёртвых» – из гробов, склепов, саркофагов и прочих хранилищ пыли и бхутов, воссоединение с Единым без посредничества материи попросту НЕОСУЩЕСТВИМО!
Оказывается, для того, чтобы восстать из мёртвых надобно изо всех сил постараться не умереть прежде времени. Ибо в том-то и смысл духовного рождения: из бренной, но, покамест, живой плоти рождается вечный и навсегда живой Дух.

«Вот оно, всё тут, всё, как есть!
Точно огромный зрачок исполинского глаза, который тоже только что раскрылся и глядит в изумлении, на него в упор смотрел весь мир.
И он понял: вот что нежданно пришло к нему, и теперь останется с ним, и уже никогда его не покинет.
Я ЖИВОЙ, подумал он.»

Я ЖИВОЙ, – подумал я, понял и осознал, и осуществил, – потому что я – живая вечная душа, рождённая от вечно живого Бога, вечно живущая в вечном стремлении к Совершенству.