Глава Шестая Сказки для взрослых мужчин

Долго по тропинке смело
Шла царевна; уж темнело;
Закружило вороньё…
Сердце сжалось у неё!
Мыслит :" Что ж, погибнуть видно
Здесь придётся! Как обидно!
То –то будет радость ей,
Злобной мачехе моей!
Батюшка мой, пьяный вечно,
С ней угаснет быстротечно,
Нью-бояр же подлый сброд
Всю Россию догрызёт.
Русь моя! Моя отрада!
Ничего бы мне не надо,
Только б участи такой
Избежал мой край родной.
Лишь одно мне важно дело,
Чтобы нечисть присмирела,
Чтоб поганое жульё
Место знало бы своё!
Вишь, придумали уроды
Русь мою лишить свободы,
Мало стае пауков
Жирных лакомых кусков,
Что мой батюшка по пьяни
Раздарил в хмельном дурмане,
Так они, расчванясь всласть,
Захватить решили власть!
Неужели злое дело
Их содеется умело?
Неужели мой народ
Обречён кормить сей сброд?
Только я одна могла бы
Русь спасти от гнусной жабы,
Но, видать, исчислил рок
Краткой жизни моей срок".


И царевна, было дело,
Уж заплакать захотела,
Только гордость не велит
Исполнять ей этот хит.
А неведомая сила
Вдруг её приободрила
И унынье гонит прочь:
"Иль забыла чья ты дочь?
Иль душою ты смирилась
С тем, что Русь твоя на милость
Алчной банде отдана,
Что она осквернена,
Обесчещена, разбита,
Что надежда в ней убита,
Что лелеет банда ту
Затаённую мечту,
Чтобы русским же богатством
Русь загнать с позором в рабство,
Чтоб с компаньей королей
Вволю тешиться над ней?
Помни, дева: в час сей трудный
Русской смуты безрассудной
Все ключи в её судьбе
Вручены одной тебе".
И царевна с верой новой
И с душой, к борьбе готовой,
Не желая отдохнуть,
Продолжает дальше путь.


Тут вдруг чаща расступилась,
И царевна очутилась
На поляне: странный вид!
Терем перед ней стоит,
С наворотами, отличный,
И забор вокруг приличный.
Не горит в окошках свет,
Никого, видать, там нет.
И царевна в изумленье
Мыслит:" Что за наважденье!
Интересно, кто и как
Сей нехилый особняк
Здесь, в глуши, построил ловко?
Тут ведь как бы не Рублёвка!
Может, это Галкин князь,
Заскучав в деревне Грязь
Со своей неугомонной
Молодою Примадонной,
Выжил вовсе из ума,
Взявшись вдруг за терема?
Хоть бы мне спросить кого –то!
Вот дубовые ворота,
Вот калитка; что ж, войду
На спасенье иль беду".


И калитку открывает;
Пёс стремглав к ней подбегает,
Лает радостно, скулит,
То вокруг неё юлит,
То на лапы припадает,
Скачет, уши прижимает,
То кидается на грудь,
В щёку норовя лизнуть!
- Стой, Гуляш! Смотри, однако,
Наскучалась как собака!
Где ж хозяева твои?
Ну -ка, в дом меня зови.


И Гуляш, попрыгав вольно,
К дому затрусил довольно.
Всходит дева на крыльцо
И тяжёлое кольцо
На двери тихонько тянет…
Тут же как она отпрянет!
Что такое?.. Муза, плачь!
Описать придётся срач,
Нос от вони зажимая!
Вот оказия какая!
Смрад из дома тёк хужей,
Чем от семерых бомжей!


Вонь нестиранных портянок,
Дух от бесконечных пьянок,
В банках жестяных бычки
Понатолканы в харчки,
По углам кальсон скопленья
Испускают испаренья,
Отовсюду смрад идёт
От засохшихся блевот,
На столе стояли груды
Грязной, в плесени посуды,
Скатерть тоже, вот беда,
Не стиралась никогда!
Словом, эти все детали
Достоверно намекали,
Что делили этот кров
Где –то семь холостяков.
Вид  картины распистяйской
Требовал руки хозяйской.
Вот ответ вам на вопрос,
Отчего так рад был пёс!


И царевна молодая,
Тех засранцев проклиная,
Сыпля острые слова,
Засучила рукава,
Терем весь она отмыла,
Отскребла и отскоблила,
Шмоток гадостную дрань
Мокнуть кинула в лохань,
Свечки засветила ярко,
Натопила печку жарко
И уселась на кровать
Распистяев поджидать.


Где –то за полночь, быть может,
Стук копыт её тревожит.
Голосов нетрезвых хор
Огласил обширный двор.
С сёдел слезли, помочились,
В горницу толпой ввалились.
Дева посчитала –что ж?
Точно семь багровых рож!
Все, видать, красавцы были,
Да  красу свою пропили.
Облиняли, как и всяк
Сильно квасящий маньяк.
Старший, глядя отупело,
Как вокруг всё заблестело,
Молвил:" Братья! Кто –то здесь
Триппер вычистил наш весь!
Ничего не понимаю!
В общем, я окуеваю!
Но однако ж повод есть,
Чтобы выпить нам присесть!"
Братья тотчас загалдели,
Что достойный в самом деле
Повод, чтобы им скорей
Всем нажраться до соплей.
Тотчас все зашевелились,
За дубовый стол садились,
Чаша с пойлом вкруг стола,
Кубки полня, обошла.
Ну, за клининг! –возгласили,
Выпили и закусили!
Этот их последний тост
Был глумлив, хотя и прост!


А царевна все событья
Наблюдала из укрытья.
Злобой полнилась душа
К этим гнусным алкашам.
Слушала дурные вопли,
Зрила пьяные их сопли,
Полинялые усы
И синюшные носы,
Да к тому же обоняла,
Как мочой от них воняло!
И, терпенье потеряв,
Пред толпой предстала въявь.
Братья брагой поперхнулись,
Заикали и заткнулись.
Взор же мутных их очей
Робость выражал скорей,
Нежели огонь желанья,
И восторг, и обожанье;
Как же так? Её краса
С мужиками чудеса
Совершала многократно!
А теперь неадекватно
Этих лбов здоровых круг
Так повёл себя с ней вдруг!


«Вишь, какие тут моменты!
Жаль, что все мы импотенты!
Это, дева, наша боль.
Организмы алкоголь
Нам разрушил постепенно,-
Молвил ей проникновенно
Старший брат.- В штанах у нас
Полшестого каждый час!
Ну, полпятого от силы!
Потому –то нам не милы
Чары женской красоты.
Соль на раны сыплешь ты!»
Братья грустно закивали,
А потом и зарыдали!
Только младший брат один,
Не доживший до седин,
Вдруг поверил на мгновенье
В вероятность наслажденья!
В страшных судорогах он
Произвёл тестостерон,
И остатки мужней силы
Член завялый оживили.
На царевну он пошёл
С целью руку под подол
Запустить ей дерзновенно
И уж грезил вдохновенно,
Как вонзит своё копьё
В лоно нежное её!
Но царевна в стойку встала,
Ловко юбку подобрала,
И ноги её носок
Стукнул наглеца в висок.


Братья проводили взглядом,
Как летел бедняга рядом,
А царевна подошла,
Край дубового стола
С криком «Й-а!» она отбила,
Но при этом не вспылила,
Лишь очей прелестных взор
Выражал немой укор.
Младший братец, влипнув в стенку,
Потирал себе коленку
Со смущеньем, ибо он
В самом деле был смущён.
Братья ж, видя эту бучу,
Как бараны, сбились в кучу,
Мысля грустно: "На куя
Тут девица с криком «Й-а!»
Стол дубовый разломала?
Как всё это заепало!"
Сто бы лет не видеть им
Этот грёбанный экстрим!


«Выньте изо рта окурки,
Слушайте сюда, придурки!»
Так царевна, бросив клич,
Начала свой яркий спич.
«Получили вы, уроды,
При рожденье от  природы
Совершенные тела,
Разум вам она дала,
Чтобы после в умиленье
Наблюдать своё творенье!
И какие же плоды
Принесли её труды?
Посмотрите, образины,
На себя –вы не мужчины,
А какая –то фигня,
Для которой у меня
Даже нет определенья!
Это ж просто преступленье –
Так себя уничтожать!
От  кого теперь рожать
Русским бабам? Кто, их лона
Орошая благосклонно,
Новых жизней дивный ряд
В час урочный зародят?
Словом, остаюсь я с вами.
За провинности ногами
Буду бить; теперь всем спать.
Завтра рано вам вставать.
В шесть подъём, разбор полётов.
Из собранья идиотов
Предстоит мне поскорей
Сделать семь богатырей».


Братья, тупо всё осмыслив,
Поначалу будто скисли,
Но потом вдруг всей гурьбой
С благодарственной мольбой
К деве руки протянули
И гнусаво затянули:
«Матушка! Ты нами правь,
На погибель не оставь!
Нету сил у нас уж боле
Распистяйствовать на воле!
Мы давно изнемогли,
Но очнуться не смогли!
Веришь, каждую неделю
Жизнь с нуля начать хотели!
Только наш благой запал
Очень скоро пропадал!
До обеда мы крепились,
Глядь – в обед уже напились!
Нам, увы, нужна пока
Власти твёрдая рука!
Сами ж мы дошли до края,
Обовшивя и воняя,
Сами мы себе враги!
Сделай милость, помоги
Нам, бесславным и гундосым,
С этим порешить вопросом!
Мы же, матушка, любя,
Будем слушаться тебя».


Тут царевну мысль пронзила,
И она у них спросила:
«Слушайте, а как тогда,
Если пьяны вы всегда,
Если очи ваши косы,
Руки кривы, речь гундоса,
Кто ж, какие мастера,
Виртуозы топора,
Терем вам в лесу срубили?»
«Ну, так мы ж тогда не пили!»-
Отвечал ей старший брат.
Видно было, что он рад
Вспомнить время золотое
Без похмелья и запоя,
Без блевоты ввечеру
И мигрени поутру.
«Мы ж, когда не пьём забвенно,
Рукодельны окуенно!
И могём, хочу сказать,
Иноземцам фору дать!»
Братья, щерясь, подтвердили:
Мол, когда они не пили,
Им что терем сей срубить
Али бабу завалить-
Всё одно! Была б охота!
А теперь одной заботы,
Но существенной, пора:
Где б нажраться им с утра.
И царевна, вникнув в дело,
Расползаться повелела
По кроватям, чтоб с зарёй
Им всем встать пред нею в строй.


И такие вот порядки
Завела она: с зарядки
Начинался день; потом
По тропе в лесу густом
Хроников она гоняла,
Бегать кроссы заставляла;
Поначалу сей напряг
Чуть не доконал бедняг.
Тренировки, хозработы,
Ни минуты без заботы
Не имея целый день
На тоскующую лень,
Что причиной, как известно,
Служит пьянству повсеместно,
Из затроченных хмырей
В семерых богатырей
Братья превращаться стали!
Посвежели, покрепчали,
Заблестели волоса,
Загорелись их глаза,
Закурчавились бородки,
А упругие походки,
Ягодиц игра, свела
Баб соседнего села
Всех с ума почти повально!
И в штанах у них нормально:
Сутки круглые почти
Где-то час без десяти!


Сей столбняк и стал причиной,
Что, измучавшись, мужчины
Как –то раз пришли чуть свет
Прям к царевне в кабинет.
Опустили долу очи
И сказали, что нет мочи
На её красу смотреть,
Что согласны умереть
Лишь за сладкое мгновенье
Её губ прикосновенья,
За один  лишь только взгляд
Каждый, типа, в петлю рад!
Знаем, мол, что недостойны,
"Но чтоб были мы спокойны,
Ты скажи нам наконец,
Может, с кем –то под венец
Ты пойти из нас согласна?
Не страдали б мы напрасно,
Но,  надежду истребя,
Так же всё тебя любя,
Мы душою бы смирились,
К новой жизни устремились,
Чтобы пыл наш перешёл
На гетер окрестных сёл!"
Типа, им давно неймётся,
И народ уже смеётся,
Глядя, как у сих мужей
Сперма льются из ушей!


Кто закон о женской сути
Уяснил в сердечной смуте,
Согласится, он таков:
Жалко им нас, дураков!
И царевна же, конечно,
Пожалела их сердечно!
Захотелось их взбодрить,
Уваженье проявить.
Тут она и отмочила:
С кресла пышного вскочила,
Испустив протяжный стон,
Братьям отдала поклон,
Театрально в позу встала,
Нараспев запричитала,
Ибо знала она толк
В изъясненьях в стиле фолк.


«Ой вы, братцы дорогие,
Все вы мне почти родные,
Я душою не кривлю,
Говоря, что вас люблю!
Я согласна, право слово,
Выйти замуж за любого,
Но звезда судьбы моей
Некто Боря Моисей.
Хоть его я не видала,
Но царица мне сказала,
Что он будет верный друг
И заботливый супруг».


Братья, рты разиня глупо,
На неё смотрели тупо
Поначалу, но потом
Хохот огласил весь дом.
И сказали деловито:
«Это ж питор знаменитый!
И какой он будет друг,
А тем более супруг?
Над тобой она, наверно,
Подшутить решила скверно.
Но сама ты разумей:
Этот парень – точно гей!»


Тут царевна покраснела,
Топнув, уходить велела.
А сама –то осердясь,
Думала: «Какая грязь!
Надо мною так глумиться!
Погоди ужо, царица!
Может, и устроит рок
Перекрёсток двух дорог.
Там и свидимся; пока же
Прыгай в пудре и плюмаже.
Предъявлю тебе я счёт:
Вряд ли кто тебя спасёт».