Встреча на Савёловском вокзале

Вам хорошо. Вам всё дано от Бога.
Вы видите, вы можете сказать.
А мне положено молчать,
Всю жизнь прожить, не говоря ни слова.
Я с поезда сошла одна.
Перрон был пуст. Встречающих не видно.
Стою, смотрю и понимаю;—;стыдно,
Я начинаю любопытных привлекать.
             Меня не встретили. Обидно было.
Хотя, чего еще мне было ждать?
Меня встречала не родная мать,
Она бы встретить дочку не забыла.
             «Идемте, милая, вы, вижу, заждались.
А вы красивы, как приятно!
Не возражайте. Вероятно,
Вы впрямь моделью родились.
А мне как раз нужна такая.
Какие ноги, грудь, а взгляд…
Как вы глядите… Вы же клад!
Вы сознаёте, дорогая?»
              Язык мой! Дайте мне язык!!
Я, словно птица, в клетке билась.
Мне было больно, я стыдилась,
И всё же сдерживала крик.
Я знала, крик у нас ужасный.
Нечеловеческий, грудной.
Не крик, какой-то волчий вой,
И уж конечно, неприятный.
И я молчала. Он не знал,
Что говорить я не умею.
И вдруг, обняв меня за шею,
К себе, как девочку, прижал.
«Художник я, дитя перрона, -
Смеясь, мужчина прошептал,;—
Идем, пока нас не забрал
Служитель силы и закона.
Вон, видишь, к нам идет ОМОН.
Идем скорей, внизу машина.
Не доказать тебе, что сына
Встречать ты вышла на перрон».
           И мы, как дети, побежали,
И гнал не страх нас, не ОМОН.
Гнал неприветливый перрон,
Где было всё, но нас не ждали.
           Вперед по лестнице и вниз.
Там нас ждала его машина.
В неё юркнули мы и мимо
Перрона пулей пронеслись.
Все в голове моей смешалось:
Перрон, мужчина, «мерседес».
Как будто я в стране чудес
Вдруг среди ночи очутилась.
Он правил, мы неслись вперёд.
Куда? Я этого не знала.
Мне закричать бы для начала,
А я открыть боялась рот.
Мычать? Хватать его за руки?
Как это стыдно, будто он —
Меня похитивший пижон,
Пришедший на перрон от скуки.
      «Вот мы и дома. Вылезай!;—
Вдруг мне скомандовал мужчина.;—
Тебе понравилась машина?
Да ты, смотри, не засыпай!»;—
Он обернулся, улыбнувшись.
Машина въехала во двор.
А дальше… Дальше был позор…
Мне умереть бы, не родившись.
      Всё было просто. Для него
Я лишь была живой моделью,
Была подспорьем, а не целью,
Болванкой, только и всего.
Во мне он женщину не видел,
Хотя со мной и говорил.
Он где-то там, в картине был
И только ей одной и бредил.
Он очень просто, как портной,
Помог мне догола раздеться,
Помог на коврике усесться,
Прикрывшись голою ногой.
     «Вот так сиди, моя голубка.
Теперь замри, не шевелись.
О стул рукою обопрись,
И пусть в глазах цветет улыбка»,;—
Он это строго всё сказал.
Затем задумался немного,
Взглянул, но уж совсем не строго.
Потом и вовсе просиял.
«Да ты богиня. Мать родная!
Ты что, из мрамора? Постой!
Кто ж сотворил тебя такой?!
И грудь стоит как бы литая.
Тебе бы статуей стоять
На площади, в музее Рима,
Открыто, голою и зримо,
Чтоб красотой людей пленять.
А кожи цвет? Ведь это диво!
Молочный, снежный белый цвет,
Как будто источает свет.
А ты сидишь, глядишь стыдливо.
Нет, не умеем мы ценить
Природы нашей совершенство.
Ведь на тебя глядеть;—;блаженство,
Чего уж от тебя таить!
Такие формы ног и бёдер
Уже давно я не встречал.
А где я только не бывал,
Был на „югах“, летал на север.
В тебя недолго и влюбиться.
Но можно ли тебя любить?
Нельзя из кружки многим пить,
Не хватит, чтобы всем напиться.
И что ты выбрала за путь?
Ведь он извечно тупиковый;—
Опасный, ложный и не новый.
Кого ты хочешь обмануть?
Всё что порочно;—;некрасиво,
А я;—;служитель красоты.
Хотя, красивы лишь мечты,
А в жизни как-то всё паршиво».
А между тем его рука
Меня неспешно рисовала,
А я сидела, не дышала.
Ждала последнего звонка.
И он пришел;—;«Вставай, немая!
Вон, видишь ширму,;—;платье там.
Ты как берёшь? По головам?
Или оплата часовая?»
           Оделась я, не торопясь.
Все было кончено;—;и ладно,
Мне это было не накладно.
Но от чего же я тряслась?
Я словно что-то потеряла,
Но что;—;я не могла понять.
Но знала;—;буду вспоминать,
Что здесь когда-то испытала.
Наверно, дивные слова.
Подобных слов я не слыхала.
Я в них жила, я их впитала,
От них кружилась голова.
Впервые мною восторгались.
Меня сравнили с божеством,
И что бы ни было потом,
Но в этот раз мной любовались.
         «Ну что молчишь? Чего ты ждешь?
В постель я не кладу путану,
И провожать тебя не стану,
Но ты скажи мне, где живёшь.
Ты мне понадобишься вскоре.
Натурщицы всегда нужны.
А где их взять? Не все стройны,
Всё больше;—;галки на заборе.
А ты, поверь мне, просто клад,
С тобой работается споро,
Я что пишу;—;закончу скоро,
Установлю тебе оклад.
Я понимаю, ты устала,
Но что же ты молчишь теперь?»
«Немая я, откройте дверь,;—
Я на бумаге написала.;—
Я не с панели и прошу
Мне не совать в карман кредитки.
Раздели вы меня до нитки,
Но я, представьте, не грущу.
Спасибо вам за то, что были
Тактичны, хоть и не всегда.
За ваши тёплые слова,
За то, что вы меня открыли.
Добром я буду вспоминать
Теперь перрон и нашу встречу.
Пожалуй, я еще замечу,
Что с вами не легла б в кровать.
Тогда бы всё банальным стало,
Всё потускнело бы тогда
И стало б скучным, как всегда,
А я от этого устала».
Апрель 2001