Джордж Гордон, лорд Байрон Дон Хуан Песнь II 30-36

                George Gordon, Lord Byron

               Джордж  Гордон,  лорд  Байрон

                (1788-1824)
 

                Don    Juan

                Canto  the  Second


                Дон    Хуан

                Песнь   Вторая



                30


             День шёл вперёд, с утра как будто утихало,

              Затем и течь сочли пришедшей к убыванью,
 
             Корабль был на плаву и всех нас утешало

              Семь футов под килём, и помпы звук качанья.

             Но, ветер позже задувал; и буря к вечеру крепчала.

              Шторм шквалами пошёл, дав пушкам слабину в крепленьи;

             И, вдруг, порыв, - что всю немыслимую мощь перевалил,-

             Корабль тотчас таким напором мгновенно на борт завалил.
 
 
      
       

                31


             Корабль недвижимым лежал, уж опрокинулся, казалось,

              Оставила пробоину вода, смывая палубу тотчас,

             И сцены этой не забыть им никогда, осталось

              В памяти подобие стихий, огня, крушений час,

             Или других явлений, приносящих скорбь и жалость,

              Где рушатся надежды иль чело, иль голова, или сердца у нас.

             Картина ясной представлялась,- что лишь ныряльщик среди нас

             Или пловец, спастись бы мог, а может быть,  имел хоть шанс.


       
    


                32


              Немедленно, однако ж, мачты все пошли под спил,

               И главная, да и бизань; но, первою бизань была,

              За нею главная пошла; но, всё корабль не плыл,

               Почти как сущее бревно, уж и спасенья мысль ушла.

              Но, срезали фок-мачту, и только бушприт сразу облегчил

               Корабль, наконец, (хотя беда и повод не дала

              Помыслить даже разбежаться, пока надежды миг не покидал),

              И только лишь потом, на ровный киль корабль вдруг стал.





                33


              Легко ль себе представить, вдруг, что это

               Всё так происходило, и кто-то сильно был взволнован

              Средь пассажиров, кто воспринял плохо где-то,

               Что можно жизни потерять, и вовсе не обед им уготован,

              Ведь, даже справные матросы узрели в это то,

               Что жизни дням пришёл конец,- на чём разгул всегда основан,

              И по оказии такой, нашли свой случай моряки,

              Есть повод выпросить вина иль рому, порядкам моря вопреки.




                34


              Всё нипочём и нет сомненья, что рок сей душу укрепил,

               К тому же, ром и вера: всё поддерживало нас,

              Кто был во что,- кто пел псалмы, кто ром свой пил,

               Жестокий ветер выдувал ещё дискант и бас,

              И пенных волн накатывался ряд; но, тошноту же страх лечил,

               Несчастных сухопутных и больных утроб он спас,

              А диких звуков причитаний и хула об ихнем горе,

              Смешались в жалкий хор и канули в ревущем море.




               
                35


              Минуло ль большее несчастье, но никто не знал, 

               Что наш Хуан, который зря, что юные года, 

              Пойдёт так смело к балагану, но предстал

               Пред парой вперенных наганов, ведь же страхи - их беда,

              Как будто смерть, но больше их он дверью напугал, -

               Сильнее, чем огнём, нежель водой; ещё и страх перед клятвами всегда. 

              А экипаж им всем поодаль, хоть миг назад они с ним канули бы сами,

              И мысли предались одной,- коль помирать, так с пьяными мозгами. 



               
               
                36


              "Пусть нам накатят рому",-всё кричали , "с ним бы нам

               Пойти тотчас хоть в омут",- Хуан ответил,- "Есть причины

              Всем вместе время подыхать,- и мне, и вам,

               Но, с честью б нам принять конец,- удел мужчины,

              И не идти всем скопом нам под воду как скотам".

               Опасный пост он отстоял, никто уж не угадывал кончины,

              Да и Петручио молчал,- его почтеннейший учитель,

              И не только,- но за рюмашечку расстроенный проситель. 




               


               
              Перевод:  Василий Панченко (vipanch), 06.04.2015