Любовь вне времени

                «Любовь вне времени», Мануэль Гарсиа-Виньо

С тех пор прошло немало лет,
Эксперимент давно уж рассекречен,
Я в списке мёртвых звездочкой отмечен,
Так что меня давно уж нет.
Но пенсия приходит в срок,
Выходит, всё ж, я существую
И я пишу о чём тоскую,
Тем более что срок молчать истек.
Я должен был лететь на Марс.
Полёт был нужен для престижа,
Как будто на Земле, чуть-чуть пониже,
Дел больше не было у нас.
Я в тренажёрном зале ночевал,
Так уставал от тренировок.
Я от рождения был ловок,
А в жиме — тонну подымал.
И вдруг всё разом изменилось.
Полет на Марс был отменён,
А я был срочно приглашён,
Куда попасть мне и не снилось.
Мне дан был пропуск в институт,
Где разрешались странные задачи,
А если говорить иначе,
Платили там за бесполезный труд.
Он представлял собой огромный коридор
Со множеством дверей без номеров и ручек,
А у меня нет пагубных привычек
Ломиться в дверь, и я пошел во двор.
Но, видимо, за мною кто-то наблюдал.
Передо мною дверь внезапно отворилась,
И на меня убожество воззрилось,
Какого и в кино я даже не видал.
На голове — цветной платок,
На теле — вязаная кофта.
Сама смазливая, но небольшого роста,
В оборках юбка с полосой наискосок.
— Вас удивляет мой наряд?
Так я из прошлого вернулась.
Там все так ходят. Я очнулась
Всего лишь три часа назад.
Входите, мы давно вас ждём,—
Мне пропищало это чудо.—
Мне было видно вас отсюда.
Вы нам подходите во всём.
Хотите время обмануть?
Для расширенья кругозора
Увидеть то, что будет скоро?
На Землю в будущем взглянуть?
Сейчас придет наш главный шеф.
О ваших подвигах он знает
И в вас души своей не чает,
И это, право же, не блеф.
Он объяснит вам суть задачи.
Она опасна, но нужна,
Хотя, по сути, не сложна,
Для вас тем более, тем паче.
Так мы болтали целый час,
Пока к нам не зашел начальник:
В науке бог, а в жизни — бабник.
Я с ним встречался и не раз.
Мне предложили через год,
Рассудку вопреки, науке и расчетам,
С беспечностью, знакомой лишь пилотам,
Перенестись на тридцать лет вперед
И посмотреть, что в будущем нас ждет,
Проверить новую теорию движенья,
И что с момента моего исчезновенья
Для всех я — не вернувшийся пилот.
Я, как всегда, не рассуждал.
Опасность, риск — мое призванье,
Мне не знакомы колебанья,
И я секретные бумаги подписал.

* * *

Я в комнату вошел, закрылись двери.
Я сел на стул и начал засыпать.
И вскоре мне почудилось, что я уже в постели
И что попалась мне удобная кровать.
Я в невесомости привычной очутился,
Когда не чувствуешь почти что ничего.
Я в ней как будто растворился
И стал свидетелем фиаско своего.
«Вот и конец, — подумал я лениво,—
Закончилась твоя земная блажь,
Твоя беспечность, твой кураж.
Ну что же, умираешь ты красиво».
И с этой мыслью я уснул,
Исчез, чтоб снова возродиться,
Чтобы на Землю возвратиться,
И это значило, что я не зря рискнул.
 
* * *

— Что вы лежите, вы упали?
Скажите, я могу помочь?
Как вы бледны. Всю эту ночь
Вы на земле и пролежали?
Какие странные глаза.
Как на меня они глядели!
Я понял, я уже у цели
И прошлое вернуть нельзя.
Я был во времени другом.
Но тридцать лет не так уж много,
И хоть хватало тут чужого,
Всё ж это был родной мой дом.
— Я не упал, я здесь лежу.
Зачем лежу и сам не знаю,
Но я всерьёз подозреваю,
Что эту встречу с вами жду,—
Ответил я.— Зачем вставать?
Когда я встану, вы уйдете
И имени не назовете.
А я вас не хочу терять.
Так что уж лучше мне лежать.
Так есть хоть повод для знакомства,
И в нём нет капли вероломства,
От вас мне нечего скрывать.
— Тогда вставайте, если так.
Земля — холодная квартира.
Здесь грязно и довольно сыро.
Вы весь испачкали пиджак.
Я встал, точней, с земли поднялся —
Большой мускулистый атлет.
В глаза ударил яркий свет,
Я сделал шаг и зашатался.
— Вам плохо, не скрывайте, вы больны,—
Сказала девушка. — Где вы живёте?
Боюсь, один вы не дойдёте.
Вы поразительно бледны.
— Не беспокойтесь, я здоров.
Приезжий я, устал немного.
Нелёгкой выпала дорога,
Всё рассказать — не хватит слов.
Я тут случайно очутился.
Очнувшись, продолжал лежать.
Квартиры нет, где ночевать?
К тому ж с дороги разленился.
Я здесь живу, вернее жил.
Сейчас я просто существую.
По прежней жизни не тоскую,
А новую — ещё не полюбил.
Хотите выслушать меня?
Я в ресторане закажу нам столик.
Физически — я бык, по нраву — кролик.
И девушек боюсь не меньше чем огня.
Так что меня не следует бояться.
Всех, кто слабей меня, обидеть не могу.
Вы надо мною можете смеяться —
Я не отвечу вам, я не обижусь, я смолчу.
Поверить в мой рассказ, конечно же, нельзя:
Уж больно для ума он непривычен.
На первый взгляд он фантастичен,
Но время вы потратите не зря.
Рассказ правдив мой будет потому,
Что лгать я просто не умею.
Не я осуществил безумную затею,
Непостижимую уму.

* * *

— Ну, вот и всё,— закончил я рассказ.—
Теперь вы знаете, кто я, откуда взялся,
Как брошенным на землю оказался
И почему я рад, что встретил вас.
Мой договор мне запрещает
Идти в квартиру. Я изгой,
Я странник с праведной душой.
А впрочем, про полёт никто не знает.
Я как-нибудь тут перебьюсь.
Три месяца — короткая дорога.
А дальше, попросив благословения у Бога,
В своё столетие вернусь.
Как грустно, Нина, без друзей,
Как тяжело без материнской ласки.
То, что сильны мы — это сказки,
Слабеем мы без матерей.
Поэтому жене порою говорим мы — мать.
Особенно когда слабы, когда стареем,
Когда поддержки больше не имеем
И думаем, как будем умирать.
Сентиментален я, а между прочим — вечер.
Мой первый день прошел во времени другом.
Пора мне позаботиться о том,
Где буду спать. Мой первый день не вечен.
Прощайте, Нина, я пойду.
Спасибо за приятную беседу,
Такое приложение к обеду
Я уж наверно не найду.
Пойду в гостиницу «Континенталь».
Она, надеюсь, существует.
Там, кто в деньгах купается, ночует.
Поэту всегда есть номера, а денег мне не жаль.
— К чему же так рубить: «Прощайте, я пойду!»
Я дам ключи вам от своей квартиры.
Она свободна, комнат там четыре,
И город весь с балконов на виду.
Любуйтесь городом, ищите перемены.
Ведь этот город ваш, ведь вы живете в нём.
И, может быть, когда-нибудь вдвоем
Мы будем вспоминать его немые сцены.
«Когда-нибудь вдвоем…» Её слова
Меня приятно удивили.
О чём они мне говорили,
Произнесенные едва?
Я взял ключи. Пока что мне везло.
Я чувствовал — приобретаю друга,
А то, что женщина она, подруга,
Так это счастье к счастью шло.
Квартира Нины удивляла.
В квартире не было вещей.
Похоже, и не жили в ней,
Здесь Нина просто отдыхала:
Стол, стулья, деревянная кровать,
Буфет с фаянсовой посудой,
Журнальный столик с партитурой
И скрипкой, чтобы… вспоминать.
Тут все о бедности твердило,
Но если б не одна деталь.
Нет, не фарфор и не хрусталь —
Картины глаз мой покорили.
На стенах в рамах дорогих
Я видел старые и новые картины,
Где живописные руины
Сменяли сцены на базарах городских.
Но как они сюда попали?
Писали их во времени другом.
Теперь они совсем в ином
Пространстве — времени существовали.
Выходит, параллельные миры
Реально существуют где-то.
Но я не стал искать ответа,
Я завалился спать и вышел из игры.

* * *

Не знаю, дьявол или Бог,
Но создали они, похоже, половину,
Когда создать задумали мужчину.
Тогда их выручил Адама бок.
Я неосознанно всё это понимал,
Когда скучал один без Нины.
Мне не хватало половины,
И я без Нины тосковал.
А может быть, влекла нас пустота —
Мы были одиноки в этом мире.
Мы словно жили не в своей квартире,
Хоть нас и окружала красота.
Да, город мой похорошел:
На скверах били разноцветные фонтаны,
На улицах цвели каштаны,
Поток машин изрядно поредел.
Не слышно было слова «самосвал»,
На крышах трубы не чадили,
И в парках птицы гнезда вили.
С природой в городе никто не воевал.
И всюду выдел я цветы:
На улицах, в садах и парках
Они цвели как в чудных детских сказках,
Когда рождались первые мечты.
Теперь их ароматом я дышал.
Его дарил мне мой любимый город.
И я почувствовал, что я силён и молод
И что не зря во времени летал.
Но люди… не было людей.
А были хищники, живущие на воле.
Все были безразличны к вашей боли.
Все жили только для себя, без веры и друзей.
И Нина почему-то сторонилась их.
Ей было с ними неприятно,
И это было не понятно.
Она была одна из них.
Была ли? … Слишком глубоко
Она во взглядах отличалась
От тех, с кем в обществе встречалась.
Ей было с ними не легко.
Я это часто замечал,
Но в суть вопроса не вдавался.
Я деликатно не касался
Того, чего не понимал.
Я с ней весь город обходил.
Мне с нею было интересно,
Так непривычно, так чудесно.
Наверно, я её любил.
Так исподволь, не торопясь,
Во мне то чувство зародилось,
Которому вся сущность покорилась,
Которому мы дали имя — страсть.

* * *

— Смотрите, Нина, как чудесно здесь,
Как пряно пахнут эти травы,
Посаженные здесь как будто для забавы.
Как ляжешь в них, так и утонешь весь.
Я думаю, Адам в такой траве
Познал все прелести чудесной Евы.
Как жаль, что чары первой девы
Теперь не модны на земле.
Сейчас не та уже любовь.
Всё сведено к потоку наслаждений,
К потоку сексуальных поз и возбуждающих движений.
Влюбленные обходятся без слов.
Мы шли по лесу. Этот лесопарк
Рукой лесничего был убран и ухожен,
И я был очень осторожен,
Стараясь не помять цветущий всюду мак.
— А ты, мне кажется, Серёжа, не женат,—
Вдруг Нина прошептала, улыбаясь.—
Возможно, я и ошибаюсь,
Но возвращению ты в прошлое не рад.
Похоже, там тебя не ждут
И по Сереже не тоскуют,
И по ночам твой образ не целуют,
Поэтому тебе не хочется назад.
— Ты знаешь, Ника, я когда-то
Был страстно в девушку влюблен.
А это чувство, как и сон,
Непредсказуемым чревато.
Я помню хорошо, как мы бродили
По спящим улицам вдвоём
И говорили, говорили,
И говорили обо всем.
О том, что ночь особенно тиха,
Что нет на солнце тёмных пятен,
Что голос разума невнятен,
Когда в твоей руке лежит её рука.
Я как мужчина — робкий человек
И с женщиной я не активен.
Мне часто кажется, что я противен
И нужен женщине как прошлогодний снег.
Но в это раз всё было по-иному.
Любил я девушку душою в первый раз
И знал, что это не на час,
И не хотел, чтоб было по-другому.
Всё было хорошо, но я узнал,
Что не один я у моей любимой.
Что многие ее считают милой,
И я не первый грудь ее ласкал.
Конечно, это пустяки.
Но я был впечатлителен и молод,
И это, как пудовый молот,
Мои разбило первые мечты.
Скажи, зачем тогда любить?
Не проще ли, подобно зверю,
С другою самкой возместить потерю
И так спокойно, потихоньку жить.
Но я не мог, не смог и не умею.
Поэтому с тех пор и не люблю.
Не верю женщинам, не верю и не смею,
Поэтому и прошлым душу не томлю.
— А я давно уж собиралась
Тебе открыть один секрет,
Да вот, как видишь, не решалась.
Боюсь услышать слово «нет!»
Я, как и ты, с другого света.
Из будущего я, но почему-то мне
Все кажется, как будто я во сне,
Что это не моя планета.
Что где-то видела тебя,
Но все виденья обрывались.
И всё же я ловлю себя
На мысли — где-то мы встречались.
Такого быть не может совпаденья,
Мы встретились сейчас законам вопреки.
Так вот, я думаю, где принимаются решенья,
Давно сплели нам подвенечные венки.
Да, милый мой Сереёжа, я случайно
Здесь задержалась. Мой отлёт
Назад, по времени — вперед,
Не предусматривал любовного свиданья.
И знай, Серёжа, мысли я читаю.
Откуда я, там все общаются без слов.
Но этим я тебя, надеюсь, не смущаю.
Ты — мой герой из милых детских снов.
Идем домой. Ты хочешь разобраться
В том, что услышал. Ты ошеломлен
И очень хочешь догадаться —
Явь это или просто сон.
Я был действительно ошеломлен,
И Нина нравилась мне очень,
Но я не к ней был в мыслях устремлён,
Я городом был сильно озабочен.
Мой город был моим и не моим.
По сути, в нём ничто не изменилось,
И в то же время город стал чужим:
Исчезло в людях то, чем общество гордилось.
И я запутался и в чувствах, и в делах,
Мне опротивело глядеть, как общество тупеет,
Со страхом наблюдать, как на моих глазах
Людское общество звереет.
Мне захотелось с Ниной убежать
Куда-нибудь, в другое измеренье,
Чтобы не видеть молодёжного растленья,
Как наркоман идёт на рельсы умирать.
«Идём, — сказал я Нине, — ты права,
Всё это для меня уж слишком ново.
Я не хочу былого крова,
Но и теперешний терплю едва».

* * *

— Нет, просто так не отпущу,—
Сказала, улыбнувшись, Нина.—
Ты удивительный мужчина,
Второго я не отыщу.
Ты мог давно уж догадаться,
Что просто я тебя люблю.
Люблю, как все, и ночью сплю,
Чтобы во сне с тобой встречаться.
И я себя не узнаю.
Я стала снова озорная:
Мечтами жизнь украшая,
Я жизнь свою, как никогда, люблю.
В любви нельзя быть слишком скромным:
Тебя ведь с нетерпеньем ждут.
А ждать, Серёжа, тоже труд,
С концом непредсказуемым и сложным.
Хочу, чтоб ты меня любил
Как любят женщину мужчины.
Чтоб говорил: «Как много, Нина,
В тебе я нового открыл.
Ты так проста и так чудесна,
Так удивительно нежна
И в то же время так сложна,
И, как и все, немного грешна.
Но мы друг другу все прощаем.
В смещении времен, часов и дней
То, что любовью называем,
Мы сохраним среди людей».
Я обнял Нину. Кто она?
Материальна или плод фантазий,
Космических полей, частиц и знаний?
Во что она воплощена?
Нет, тело женщины не спутаешь ни с чем.
И в сущности, как это всё прекрасно.
И любишь женщину ты, рыцарь, не напрасно,
Не заменить её никем.
В сплетении систем, миров, времен
Мы, словно боги, жизнью наслаждались,
И наверху, наверно, улыбались
Тому, какой мы подняли садом.
Когда ты любишь, что греха таить,
Себе ты много позволяешь
И наконец-то постигаешь,
Что означает слово «жить».
Мы с Ниной слились в целое, в одно,
Хотя могли в любой момент исчезнуть.
Но мы забыли, что такое трезвость.
Жизнь превратилась в терпкое вино.
Забыли люди про любовь.
Её свели к потребности, к пороку и инстинктам
И растащили по базарам и по рынкам —
Она сейчас товар, как рыба и морковь.
Но это было там, откуда мы пришли,
А может не пришли, а попросту бежали,
Оставив там невзгоды и печали,
И здесь, в пространстве, сущность обрели.
Мы были счастливы, нам было хорошо.
А для чего ж живём на свете?
И мы шалили словно дети,
И нам хотелося ещё.
Как мало надо счастья, чтоб счастливым быть.
Мы были вместе — этого хватало,
А то, что на полу валялось одеяло,
Так на пол попросту не следует сорить.

* * *

Кто знает, почему мы любим?
Как зарождается любовь?
Бывало, Нина вскинет бровь,
И я уж знал — мы вместе будем.
Недели шли, я времени не замечал,
Но мой отлёт упрямо приближался.
Как я хотел, чтоб он сорвался,
Я всё земное проклинал.
Я помню, как-то за столом
В альбоме Нина рисовала.
Писала, вещи собирала:
Готовилась покинуть дом.
«Пространства, время, измеренья
И параллельные миры —
Продукт космической дыры —
Для нас — пустые рассужденья, -
Сказала Нина. — Знаю я,
Что мы реально существуем,
Что мы сегодня здесь ночуем,
Что я — любимая твоя.
И, также, милый, знаю я,
Что на уже сегодня трое,
И обстоятельство такое
Безмерно радует меня.
Ты говоришь, что ты уйдёшь,
Что в скором времени исчезнешь.
Но что во мне ты взять не сможешь,
Его с собой не заберёшь».
Я был немножечко смущён,
Я был совсем в другой системе,
Там шло совсем другое время
И мой возврат был предрешён.
А я, законам вопреки,
Любви покорный, раздвоился
И с будущим в экстазе слился,
Разбив системы на куски.
«Моя любимая, единственная Нина,—
Сказал я ей, целуя без конца.—
Мне воду пить бы с твоего лица,
Моя чудесная богиня.
Что я могу тебе сказать?
Разлучит нас пространство — время,
И поглотит нас снова племя
Людей, боящихся мечтать.
Но ты уж будешь не одна.
С тобою будет утешенье.
А что же мне? Одни мученья?
Тоска без радости и сна?
Состарюсь, буду вспоминать
И путать сон с былым и явью.
Тебя богиней космоса представлю,
Во сне умеющей летать.
И буду думать, что во сне
Однажды это всё приснилось,
Что всё в уме переместилось
И что пора мне умирать.
Потом забуду, а тоска,
Она останется, сольётся с болью,
Пока, как я, не спрячется за кровлю.
А кровлей будет плоская доска.
«Иди ко мне, — позвала Нина. — Видишь там картины?
В них жизнь, как в зеркале, отражена.
Но жаль, что в них мертва она,
Что это лишь её витрины.
Ты видишь в них одни лишь отраженья
Большой недосягаемой любви.
Так, милый мой, любви, живи,
Зови мой образ в утешенье.
И я явлюсь из пустоты,
Из дымки сна, из дальней дали,
Куда в мечтах мы даже не летали.
Но я приду, раз так захочешь ты.
Но если только позовёшь
Всем сердцем, всей душой, всем телом
И мне опять докажешь делом,
Что ты мужчина и не лжешь».

* * *

Она ушла, растаяла как лёд.
Спокойно, сладко засыпала.
Потом, как дым, прозрачной стала,
Потом ушла в космический полёт.
Исчезло всё: картины, книги,
Все, что она взяла с собой,
Оставив мне лишь мыслей рой,
Тяжёлых, как послушников вериги.

* * *

Прошли года, прокрались, прошуршали.
Прошелестели дни, уйдя куда-то вдаль,
Оставив мне одну печаль,
Которую с собой не взяли.
Моя крылатая, космическая дива…
Она пришла б, но я её не звал.
Я лишь украдкой тосковал
И прятал чувства от людей стыдливо.
Я знал — меня нельзя понять.
Все доводы мои покажутся смешными,
Но Нину я не мог позвать
К нам в общество с законами лесными.
Что правит нами? Вдумайтесь: порок!
Стяжательство мы возвели в благодеянье,
Мы добродетель не пускаем на порог,
Живя в грехе, мы не стремимся к покаянью.
Предательство не ставится в вину.
Оно царит везде, повсюду.
Поймай полиция сейчас Иуду,
Его не отдали б суду.
В супружестве царит обман.
Все сводится к разврату и богатству.
Любовь осмеяна, в ней проза и соблазн,
А чувства сведены к наркотикам и пьянству.
И в этот мир позвать любовь?
И выставить её на осмеянье?
Какое же за это будет наказанье?
Ответ я знал, но не хотел услышать вновь.
Я думаю, что Нина это поняла,
Я думаю, что страсть в ней не остыла,
Я думаю, она меня простила,
Она другой, совсем другой была.

* * *

Когда все спят, ничто не беспокоит,
Не лают псы, уставшие за день,
Не бьет о стену ветками сирень
И ветер за окном не воет,
Я выхожу в уснувший сад и вслушиваюсь в вечность.
И мысленно её зову.
И голос мой летит куда-то в бесконечность
За край земли, за неба синеву,
За чёрный занавес уснувшей ночи,
Где непонятно всё, непостижимо и темно,
Где лишь, зажжённые давно,
Горят на чёрном бархате ночные свечи.
Я говорю ей: «Милая, прости.
Здесь всё так мерзко, пошло, гадко.
Здесь на словах и то не сладко,
К хорошему здесь нет пути.
Здесь молятся теперь деньгам
И в душах у людей нет ничего святого.
И только изредка, случайно, по ночам
В церквах услышать можно Бога.
Я не могу к тебе прийти.
Над временем я, к сожалению, не властен.
Еще раз говорю тебе: прости,
Но я не виноват, что мир наш так ужасен».
                Февраль—май 2004