Столетняя мигрень

Стоять посреди пустого поля всегда страшно и холодно.
Я чищу орехи, сидя под твоим кленовым деревом,
Скребу ногтями землю, где покоятся его корни;
Меня больше не отвлекают разговорами.

Людям свойственно быть немного стеснительными,
И иногда в меру дерзкими.
Я могу проводить зоологические опыты,
Но как мне изучать теперь людей, если я
Человек?

Я ищу твой запах в лавках со специями,
Особенно на дне банки с ванилином.
Или я кашляю от имбиря -
Будто бы это ты сильно злишь меня.

Я спрашиваю:"Всё?",
А мне:"Я не знаю".

И когда в очередной раз кошкин дом горит,
И пламя разрывает небеса на флаги,
Отдаваясь жару и хаосу,
В моих глазах горят два страшных костра,
И я вспоминаю о тебе.

И когда насекомые кусаются в пряной духоте городской жизни,
Когда ледяные ливни оставляют мою улицу,
Я вспоминаю тебя.

Когда мраморные плиты у подножия Музея покрываются мхом,
И колонны утопают в зарослях зеленых роз,
И пьяницы цитируют манифест дада,
Отплясывая шаманские танцы в беспорядочных огнях большого города,
Я вспоминаю тебя.

Когда мальчишки, накрытые куполами гаражей, пробуют свою подростковость на прочность
Под действием бензина и газа,
Когда птицы молча улетают прочь от этого места,
Когда солнце стыдливо извиняется за своих детей,
Я вспоминаю тебя.

Когда из завалов капсул аспирина вспархивают женские ручки
С французским маникюром и в немецком золоте,
Врачи говорят:"У нее была мигрень три года,
И д-р Джонс прописал ей аспирин",
Я вспоминаю тебя.

Когда розовые фламинго вновь атакуют мой сад.

Если подол моего платья теряет лепестки.

Когда я провожу зоологические опыты.

Когда зрачки архитектора сужаются от солнечного света.

Когда город засыпает после почти столетней мигрени,
Я засыпаю вместе с ним, вспоминая о тебе.