Единорог

Ударился лбом о выступающую железяку
и выпал из морока рутинной полуспячки —
проснулся:
выпрыгнул пробкой со дна
на поверхность выпуклой яви,
океана реальности — единой,
единственной и бессловесной,
хотя и согнулся в три погибели,
ещё слыша свой протяжный вопль,
повисший в воздухе, хотя
его уже и не было,
но зато был я, надличный
и подлинный, хотя и безымянный,
и Гурджиева вспомнил,
его пинок опамятования…
.
(Пока писал, всплывала,
на лбу взрастала шишка —
их набивал, бывало,
когда я был мальчишкой.)

9.04.2015(12–28), #парийские_песни
© Андрей Лопухин


Рецензии