С того света - к живым

отрывок из повести «ПРЫЖОК В ЗАЗЕРКАЛЬЕ»               
посвящается другу Жене Сидякину
"
Я завтра снова в бой сорвусь.
Но точно знаю, что вернусь
Пусть даже через сто веков…»                Игорь Тальков


… Он падал с высоты 3500 метров. Денис уже не мог обходиться без затяжных прыжков. Каждый из них был для него как удивительный газированный напиток со льдом. И каждый раз он пил его взахлеб  – странную смесь холодного самообладания и ликующего чувства слияния с небесным простором. Ведь он породнился с ним навек. Небо научило его собранности, умению верить в себя, анализировать состояние своего свободного падения.
    Этот прыжок был для него как освежающий глоток воздуха после того, как ему пришлось воевать за независимость Абхазии и терять своих боевых товарищей.
     Секундой назад Денис, оттолкнувшись, выпал из самолетного люка в бездонную воздушную пропасть. Да так, что у него перехватило дыхание. Было ощущение, будто сердце переметнулось куда-то вверх грудной клетки, под горло. В первые мгновения Денис не мог разобрать, где находится земля, а где небо. Тут же он прервал падение. Привычным движением руки ему удалось лечь на «поток» так, что он падал лицом к земле «ласточкой». Голова откинута назад, руки и ноги разведены, чуть согнуты в коленях, корпус прогнут в спине.
Воздух трепал его комбинезон, пытался сорвать шлем, и стал настолько плотным, что он мял его пальцами, как пластилин.
   Денис уже различал за Волгой дымовые трубы газоперерабатывающего завода и буровые под Аксарайском.
   Теперь все внимание только на землю, где он должен четко различать сигналы-команды к выполнению акробатических фигур. Пора приниматься за работу. Денис уже забыл про своих строгих судей, оценивающих его прыжок на земле, а пел душой в небе свою лебединую песню. Его любимый комплекс упражнений: две спирали влево на 360 градусов в горизонтальной плоскости, потом правые, сальто вперед-назад были выполнены безукоризненно, синхронно подаваемым сигналом с земли. Он как бы кувыркался на гребнях восходящих волн, несущих его в поднебесье. Каждая клеточка его тела отзывалась на любое изменение воздушного потока, звенела ликующим гимном слияния человека с небом.
   Выполнив комплекс фигур, Денис взглянул на запасной парашют, где находились секундомер и высотометр.
    50 секунд свободного падения. Осталось до земли всего лишь 300 метров  – мгновенно он оценил ситуацию. Пора! Нащупав кольцо, он изо всех сил выдернул его. Рывок вверх. Но что это?! Парашют, выброшенный воздушным потоком из ранца, так и не раскрылся. У него перепутались стропы. В ту же секунду Денису память выдала один эпизод, который высветился у него в мозгу, как слайд  – ожившая цветная картинка. После предпоследних прыжков он на «столе» укладывал парашют, вдруг его позвали к телефону. Кому-то он срочно понадобился. Что-то крикнул вслед ему, улыбаясь, Женя, дескать друг, быстрей возвращайся, а то без тебя прыгать не буду. Денис шел к рядом стоящему зданию авиаклуба, обернувшись, помахал ему рукой. В то же время краем глаза заметил мужчину в летном комбинезоне, неизвестно откуда взявшегося возле его разложенного на «столе» парашюта. Он стоял, наклонившись, завязывая шнурки на своем ботинке. В кабинете у руководителя полетов Лихачев взял телефонную трубку, но в ней раздавались короткие гудки. Денис тогда пожал плечами, не придал всем этим событиям никакого значения. Но сейчас, когда он стремительно «свечкой» мчался к земле, у него практически не оставалось никакого запаса высоты, чтобы открыть запасной парашют, тот мужчина, неизвестно что завязывавший возле «стола» его основного парашюта и короткие гудки в телефонной трубке  – все это для него приобрело свой зловещий смысл. Или это все-таки роковая случайность?! Или что-то другое? Неужели Фут «достал» его в воздухе,  – проносилось у него в голове.
   Если бы знали товарищи, которых он видел бегущих к месту его падения, как ему отчаянно хотелось жить и любить все доброе на этой земле. Ведь он так мало успел сделать хорошего в своей жизни!
Денис вдруг отчетливо увидел в стороне безмятежно текущую Волгу, и то, как отсветы утренней зари окровавленными всполохами ложились вслед ему, плашмя падали на воду. Что он успел крикнуть людям, бегущим по полю? «Будем жить!»  – пронеслось у них над головами.
В последние мгновения Денис подтянулся на лямках, уходя от смертельного удара.
...Перед ним плавился слепящими сгустками свет. Денис не мог сразу понять, где он, что с ним? Сознание начинало подсказывать, что он жив, если «это» можно назвать жизнью. Он отдавал себе отчет в том, что находится в месте своего падения. Слышит глухой топот бегущих людей, которые, наконец, окружают плотным кольцом… Нет, не его! НО ЧТО ЖЕ?! То, что было раньше человеком, превратилось в бесформенное желе, из которого выделялся бледным пятном до боли знакомый ему профиль. Руководитель полетов, трясущимися руками расталкивал спортсменов, пробирался в центр круга. Денис  – вслед за ним, чтобы рассмотреть погибшего. Но почему он не идет, а плывет в воздухе? Он летит медленно над людьми, словно авиалайнер перед посадкой на рассвете над мерцающим городом, разноцветные огни которого проглядывают сквозь утренний туман, подмигивая, приветствуют его. Но это не огни. Денис это явственно видит. Любой огонек на близком расстоянии воспринимался им как дымчатый переливающийся цветной ореол яйцевидной формы, обволакивающей каждого человека. При дальнейшем от него удалении он смотрелся уже как светящееся маковое зернышко в капле росы.
...Денис проходит через тела людей, не испытывая при этом никакого сопротивления. Это его привело в крайнее замешательство. Вот он находится рядом с Женей. Тот держит в руках погибшего товарища. Денис вглядывается в помертвелый бледный лоб, запекшиеся в крови губы. Слышит слова: «Ты же сам хорошо знаешь, браток, если у нас, у десантников, отказал основной, а потом и запасной парашют, то у него остаются секунды, чтобы научиться летать. Почему, ну почему ты не раскрыл запасной?!»
 – Кто-нибудь вызовите «скорую»?  – обращался к окружающим руководитель полетов. В это время до Дениса стало доходить, что погибший спортсмен  – это есть ОН САМ! Ведь откуда он мог узнать черты знакомого лица, которое каждый день видел в зеркале? Его охватил ужас. Денис начал кричать всем людям, сгрудившимся над тем, что от него осталось, что он здесь  – рядом с ними. Что он живой! Что он всех безмерно любит. Лишь бы его только услышали. Но все было напрасно. Его никто не замечал. Его просто не видели и не слышали. Люди проходили сквозь него. Покрывали парашютным шелком его бренную оболочку, в которой по всем земным законам ключом перед этим била жизнь. И теперь безвременно ушедшая, как вода сквозь раскаленный песок.
Денис видел, как его тело забрала «скорая». Руководитель полетов подошел к Милахину. Он безмолвно сидел на корточках и неподвижно смотрел в одну точку. Взял его за плечи. Развернул к себе и произнес:
 – Пойдем, Евгений, отсюда. Пойдем, милый. Тяжело, я понимаю, когда теряешь друзей.
Женя наконец очнулся. Глухо отозвался:
 – Когда Сухуми брали, били грузинов*, смерть нам дышала в затылок, ходила по пятам. Меня ранило, а ему хоть бы что. Словно был заговоренный от пули. А тут... Нет, ты постой, Харлампиевич! Ты думаешь, у меня что, в груди сейчас Абхазская весна гуляет? Магнолии цветут?! Нет, как бы не так! Словно туда кто свинца расплавленного залил. Ты меня понял?!
 – Да чего уж там не понять, сынок. А каково мне было в войну, когда друзей на фронте терял?
 – То война, дедуля, была!
 – Нет, сынок, ты правильно пойми. Парашютный спорт  – это та же война, только в мирное время. Когда человек, желая победить, воюет и покоряет небо. Но, не дай бог, какая оплошность с его стороны, небо ему это жестоко не прощает.
 – Может быть...  – произнес Милахин.
 – Может быть,  – повторил он.  – Но не верю, слышишь, не верю, чтобы мой друг допустил ошибку при укладке парашюта. Тут что-то не так. Ведь он опытный спортсмен. Ну почему он потом «запасной» не открыл?!
 – Ты сам прекрасно понимаешь,  – ответил ему руководитель полетов,  – что оставшейся высоты ему все равно не хватило бы. Хотя чудес не бывает, но у каждого из нас теплится до последнего вера в чудо. По принципу «а вдруг повезет» любой на его месте воспользовался бы запасным парашютом. Но он этого не сделал, Я преклоняю голову…
 – Вот что, Харлампиевич, оставь меня в покое. Дай побыть одному. Так лучше будет. Минут через 15-20 буду на сборном пункте.
 – Ну, смотри, как знаешь.
 – Харлампиевич потрепал мягкой доброй ладонью по плечу Милахина. Тот отвернул лицо в сторону, чтобы скрыть невольно набежавшие на глаза слезы.
 – Чтобы сердце не посадить, не стереть в каменную крошку, ты, милок, поплачь. Это я тебе как бывший фронтовик говорю. И вообще, парень, крепись. Жизнь-то она продолжается  – отозвался руководитель полетов и, сутулясь, пошел восвояси.
Денис слышал этот диалог от начала до конца. Слышал, как Женя хлопал себя по коленке, не стесняясь уже никого, рыдая, повторял одну и ту же фразу:
 – Такого другана потерять!..
Денис видел, как в оболочке, обволакивающей Женю, стали проступать невесомые нити пульсирующего сиреневого цвета. Они невидимым водопадом струились с головы, падали ему под ноги, приобретая темно-фиолетовый оттенок. Человек-облако шел по летному полю и нес в себе цвет невыплаканной скорби. Внезапно Милахин остановился. Посмотрел на солнце, что постепенно взбиралось в свою зенитную высь. От обрушившегося на него горя Жене показалось, что солнце, как магниевая вспышка, катится на черном фоне негатива, горит мучительно долго и никак не может погаснуть. Потрясенный всем этим, он, запрокинув голову, упал на колени.
 – Да пусть будет проклято небо, что забрало у меня друга  – донеслось до Дениса.
Неожиданно для себя Лихачёв начал опускаться над местом разыгравшейся трагедии. Денис скатывался вновь в таинственную фазу удивительного состояния, напрочь исключающего ощущение собственного тела. На него нахлынула пьянящая волна всепроникающей легкости и слияния с миром, в котором он некогда жил. Он был затянут все сокрушающим смерчем, летел в круговороте спиралевидных колец, переливающихся всеми цветами радуги. Наконец, своенравная река времени, преодолев свой очередной порог, вынесла его в тихую заводь.
Денис в первые мгновения с трудом понимал, что находится в домике Лихачевых. Он видел людей, сидящих за столом, тихо переговаривающихся между собой. Среди них он разглядел молодую красивую женщину, молчаливо поправлявшую свои белокурые волосы. Это была его мачеха. А рядом с ней сидел седой мужчина. В нем он с душевной щемящей болью признал своего отца, так быстро состарившегося после потери сына. Денис вновь увидел родные для него черты лица, проступающие сквозь тот же ореол фиолетового цвета, что окружал Женю Милахина в день его гибели. Денис стал понимать, что он оказался… НА СВОИХ СОБСТВЕННЫХ ПОМИНКАХ. И фиолетовый цвет светящихся оболочек, окружавших родных и близких ему людей, любивших его при жизни  – это цвет траура.
В отличие от них оболочку его мачехи дробили на зигзагообразные фиолетовые полосы, мечущиеся по ее поверхности языки белого пламени. Перед тем, как погаснуть, они яростно вспыхивали у нее под головой. Улавливая «тонкие миры», недоступные для восприятия живых людей,  – эти зыбкие движущиеся во времени цветные снимки их душевного состояния, Денис, глядя на Эльвиру, читал её, как открытую книгу. Он уже знал, отчего она бесится. Знал наперед все то, что она намеревалась сказать его отцу, улучив удобный момент для разговора.
Напротив от нее сидела Настя. Его жена была безутешна в своем горе, держала донку на руках. Точно заторможенная, она была далека от всего того, что её окружало. В ее фиолетовом облачке пробегали и падали на пол к её ногам черно-красными змейками молнии. Зато знакомые и малознакомые Денису люди, присутствующие в этой комнате, при обсуждении своих сугубо земных проблем теряли свой фиолетовый цвет. Они начинали излучать спокойный розово-сиреневый дым, отдалявший их от той главной причины, что заставила собраться вместе.
Среди приглашённых на поминки Денис обратил внимание на полного мужчину. В нем он узнал Футасова. Тот разглагольствовал о незадачливой судьбе Лихачева. Что из-за собственной досадной оплошности парень погиб. От последних сказанных им слов его оболочка приобрела лживо-чернильную окраску. Денис понял, кто повинен в его смерти. Он внезапно увидел Футасова в виде тутового шелкопряда, беспомощно извивающегося в коконе. И как откуда-то сверху, деформируя его ауру, появился плазменный светящийся сгусток черного цвета в размер головы грудного ребенка. Зависнув у него над головой, он теперь неотступно сопровождал главаря наркомафии, где бы он ни находился. Денис уже знал, что этот сгусток не случайно появился перед дядей его мачехи.
...Тем временем Футасов, словно забыв, что он находится на поминках, безмятежно поглощал выпивку и закуски, стоящие на столе, и рассказывал своим слушателям, что дела его фирмы процветают. Что его ресторанный бизнес  – это самый удачный вариант для деловых людей, умеющих «делать деньги».
Денис проплыл на расстоянии вытянутой руки от его лица... и от этого черного сгустка. На комоде он увидел свой портрет в том же самом траурном фиолетовом цвете. Молодой парень, в форме десантника из прошлой его земной жизни, смотрел с осуждением на Дениса, словно хотел его укорить за свою безвременную кончину. В это время тетя Маруся встала из-за стола. Денис уловил, о чем она говорила. Она хочет выпить за упокой его души. Для нее он всегда был родным сыном.
Настя словно очнулась. Она разрыдалась. Женя Милахин, как мог, пытался ее успокоить. Отец Дениса шарил рукой по столу, разыскивая поставленную ему рюмку водки. Скупая мужская слеза выкатилась из его слепых глаз. Денис понял, что отец после его смерти ослеп от горя. Над ним, как на фотопленке, стал проявлялся туманный блик, который превратился в черно-фиолетовое облачко. Оно тут же приобрело травянисто-осенний цвет невысказанной душевной боли. Денис мысленно посылал отцу сигналы любви и утешения. С каждым посланным сигналом пространство, разделяющее их, покрывалось серебристыми блестками, дышало, колыхаясь рябью, словно морская гладь при внезапно налетевшем ветре. Денис подлетел к отцу. Зависнув у него над головой, пытался крикнуть, что он снова рядом, что он никогда его не оставит, Забыв, что его нет уже в живых, Денис хотел донести до отца в беззвучном крике слова, что он будет вместе с ним. И вообще, забросит парашютный спорт,  лишь бы тот был спокоен за своего сына. Отец почувствовал Дениса, Со словами “Сын, сынок…” он порывался встать, Эльвира попыталась его удержать, но безуспешно. Тогда она вывела его подышать на свежий воздух.
    Денису дано было видеть то, что не могли увидеть со стороны отец и его мачеха. Их оболочки огневыми всполохами яростно боролись между собой. Как в немом кино во время пожара, столбы дыма беззвучно закручивались в спираль, сплетались в смертельном поединке…
 – Итак, вот, послушай, что я надумала,  – красивое ‘ лицо Эльвиры приобрело хищное выражение озлобленного зверька, загнанного в угол.  – Я повторяю. С меня довольно. На кой хрен ты мне нужен, подгнивший трухлявый пень, да еще слепой в придачу?! Я уже не вижу никакого смысла в нашем браке. Чтоб ты правильно понял, я не из тех людей, которые «несут свой крест», ухаживая за инвалидами. Разменивать свою оставшуюся молодость на горшки, что придется мне из-под тебя выносить, я не намерена. Нет уж, увольте. Закончен бал  – погасли свечи. С этого момента мы расстаемся.
 – Я ждал... Я чувствовал, что ты примешь такое решение.  – Александр Данилович словно знал заранее, что хочет еще сказать ему Перехлестова, совершенно будничным голосом продолжал говорить:
 – Меня давление и подкосило. Ослеп....Твой уход я как-нибудь переживу. Но что может быть тяжелее потери единственного сына?.. Отведи меня обратно к людям и посади за стол. Это все хорошее, что ты напоследок мне можешь сделать…
От безмерного отчаянья, что его вновь никто не видит и не слышит, Денис последовал за ними. Вплотную приблизился к своему портрету. Его земной двойник все так же продолжал на него смотреть с горькой укоризной.
   Порыв ветра распахнул не закрытую на щеколду форточку. Денис тем же самым ветром закружил по комнате, надул парусами занавески. Завис над окном, распахнутым в иное неведомое пространство далеко отнесенных от него звездных светил. Они неслись к нему фосфоресцируя, как трассирующие пули. Встречая их, он невесомым призрачным туманом трепетал от набегающих и пронизывающих его ослепительных пучков света  – этих потоков времени, которые перекидными мостиками несли его из прошлого в будущее. Еще очередной всплеск  – и он размытым голубым сгустком, срываясь, летит через открытое окно в разверзнутую пасть огромной вращающейся воронки, затягивающей его в свое черное чрево.черное чрево. Денис уже не испытывал никакого страха перед неизбежным ходом событий.
Невероятным образом он очутился вдруг в своей квартире. По привычке взглянул на зеркало, висящее в прихожей. И оторопел от неожиданности. Вместо своего телесного изображения он увидел шаровую молнию, тлеющую голубым огнем. Он проплыл в зеркале, разбрызгивая в разные стороны искорки, плавно летел в темноте прихожей, не касаясь стен и пола. В освещенном зале Денис услышал, как два знакомых ему голоса переговаривались между собой. И вот он видит их обоих, сидящих на диване в полоборота друг к другу  – Женю Милахина и Настю, растерянно перебирающую пальцами складки халатика на коленях. Словно накрытый шапкой-невидимкой, Денис легким дуновением перемещается мимо их лиц, слышит их разговор от начала до конца,
 – Нет, ты послушай,  – обращался Женя к Насте. Он говорил с трудом, скрывая свое душевное волнение.  – Ведь прошло полтора года, как не стало твоего мужа и моего друга. Это такая рана для нас обоих. Незаживающая. Но жизнь на этом не кончается. “Будем жить!”  – кричал Денис перед тем, как разбиться в прах. Кричал, предчувствуя свой неизбежный конец. И тем самым завещал нам жить дальше.
 – Очнись, ты слышишь?! Жить ради твоей дочурки,  – говорил Насте Милахин. А она, не отводя глаз, продолжала смотреть на освещенную фотографию, стоявшую на серванте.
Денис находился в смятении. Что он слышит? Неужели прошло больше года с момента его смерти, когда это случилось только сейчас?
Тем временем Женя продолжал:
 – Ты, наверно, догадываешься о том, что я хочу тебе сказать. Это как болезнь... Это началось сразу еще тогда, когда я с другом тебя впервые увидел в авиаклубе.
 – Я знаю… Я все еще помню, как говорила тебе, что ты очень добрый… Все я помню,  – повторила Настя
Наконец она перевела взгляд со свадебной фотографии на Милахина. Он направился к окну, посмотрел на вечерний город. За окном стояла зима, покрыв шапками снега крыши домов. Повернувшись, Женя невольно потянулся к Насте, взял ее руки в свои ладони и поднес их к губам, согревая их своим дыханьем.
 – Ты, вижу, кутаешься. В квартире прохладно... Нет, ты послушай,  – говорил опять про свое Милахин.  – Я для твоей дочки стану родным отцом... Ты понимаешь, что я хочу тебе сказать. Одно твое слово  – и я буду безмерно счастлив...
Денис видел, как их оболочки слились в одно сиреневое облако, в котором ярко вспыхивали алые огоньки, точно расцветали весной тюльпаны, пламенеющие по бескрайней вольной степи. Денису без всяких слов стало ясно, куда клонится их разговор.
Настя ничего не ответил Жене. Она задумчиво провела ладонью по его щеке словно собираясь смахнуть с него маску острослова и балагура. Всматривалась в него, будто видела впервые. Потом как бы во сне она подошла к трельяжу, стоявшему возле серванта, взглянула на себя в зеркало, поправляя прическу. И вдруг вместо привычного собственного отображения она увидела искаженное душевной мукой лицо своего мужа. Его беззвучно шепчущие губы. И всего его внезапно появившегося во весь рост, протягивавшего ей РУКИ ИЗ ЗАЗЕРКАЛЬЯ.
 – Там, там!...  – в сдавленном крике Настя с расширенными от ужаса зрачками показывала рукой Милахину в глубь зеркала.  – Тщетно пытаясь сказать еще что-то, она без чувств рухнула на пол. Женя кинулся к ней, но был остановлен звоном взорвавшейся в серванте неизвестно от чего хрустальной вазы и свалившейся ему чуть ли не на голову свадебной фотографии молодых Лихачевых.
Все это случилось настолько быстро, что Милахин не мог сразу сообразить, что происходит. Он только непонимающе озирался по сторонам, Очередной стон лопнувших струн гитары, висящей на стене в спальне, привел его в крайнее замешательство. Денис же буйствовал в безнадежном порыве вернуться обратно в МИР ЖИВЫХ ЛЮДЕЙ. В безысходном отчаянии он ветром проносился по комнате, срывая со стен на пол картины, как был остановлен выбежавшей из спальни испуганной девочкой. Денис увидел ее в оболочке, словно в кусочке янтаря, пронизанного солнечным светом. Он узнал ее не сразу. Это была его дочь. Ведь их Таня выросла! Девочка, оглянувшись по сторонам, подбежала к Милахину, прижалась к нему, как к родному отцу, со словами:
 – Дядя Женя, возьми меня на руки.
    В это время Настя пришла в себя окончательно, Непроизвольно, как и ее дочь, она потянулась к Милахину, пытаясь найти у него защиту от потусторонних сил.
Все это Денис с обжигающей горечью видел со стороны. Чувство невосполнимой утраты и одновременно вины из-за нанесенной душевной боли любимому человеку и дочери заставило его остановиться. На смену обиде и безнадежному отчаянью пришли к нему светлые чувства доброты, ласкового покоя и нежности, обращенные к близким ему людям.
 – Мир вашему дому,  – сказал он, мысленно с ними прощаясь.
    Теперь Денис ощущал себя безбрежным океаном, незримые волны которого докатывались до самых что ни на есть отдаленных уголков Вселенной, вмещающей в себя бесчисленное количество судеб ранее до него живших людей. Они выныривали из небытия, проходили перед ними безмолвными трепетными тенями. Будили в нем неясные воспоминания о том, что было еще с другими задолго до рождения. Его душа соединилась с ними, летела в безмолвной пустоте, чтобы потом сгустком солнца предстать перед неземными умами. Откуда-то из космической мглы появилась светящаяся пылинка. Увеличиваясь в размерах, она стремительно превращалась в лицо его покойной матери. В нем высветились слова, сказанные ему еще в детстве: “Я не хочу, чтобы мой сынок улетел на небо, а чтобы он всегда был вместе со мной…»
Они слились в едином порыве вернуться обратно на Землю. Там Денису открылись невероятные вещи: картины высотных труб, дым из которых не выходил, а, наоборот, засасывался внутрь. Он увидел неожиданно себя в группе парашютистов, не выпрыгивающих, а, напротив, заглатываемых люком самолета, летящего почему-то хвостом назад. Денис понял, что, попав в будущее, он со своей покойной матерью перемещается в прошлое, отсчитывая годы своей кратковременной жизни до самого далекого детства. И вот он внезапно распознал себя в босоногом мальчугане, играющем во внутреннем дворике. Рядом молодая женщина стирала белье, а её маленький сынишка срывал одуванчики. Они от его дыхания рассыпались над ним невесомым пухом, уплывали под облака золотистыми шарами, подхваченные солнечным ветром.
…Денис все еще кружил над Землей, скрытой от него в тумане. Как вдруг под ним появился Женя Милахин, сидящий в одиночестве на летном поле, оплакивающий его гибель. Увидел деревянно переставляющего ноги Чупахина, идущего вслед уехавшей в город “скорой помощи”.
Запахи полевых трав, цветов и стрекотание кузнечиков, он поначалу улавливал так необыкновенно при отсутствии своего тела. Они стали притупляться становились все глуше, пока не исчезли в восприятии Дениса по мере того, как он под лучами утреннего солнца легким облачком-паром беззвучно оторвался от теплой земли и поплыл в стеклянной тишине в безмятежную синюю высь.