Годовщина

Олеся проснулась, и ее рука сама собой потянулась к противоположному краю кровати. Неуверенно зависнув в воздухе, рука опустилась на кровать, нащупав лишь прохладу простыни. Пусто. Сердце Олеси сжималось все сильнее, по мере того, как уходил дурман сна. Еще мгновение, и в горле девушка ощутила комкующуюся тяжесть, которая затрудняла дыхание.

Олеся закрыла глаза. Видеть новый день ей решительно не хотелось, как и вчерашний, и все предыдущие. Тягостные мысли вливались в кровь и тромбами забивали сосуды мозга, лишая Олесю возможности испытывать хоть какие-то чувства.

Плавное утопание в слезах было прервано телефонным звонком. Отвечать не хотелось, но девушка взяла себя в руки.
- Да? Привет. Нет. Не надо. Я же сказала не приезжай! - голос Олеси, казалось, был способен разбить сталь.

В раздражении она бросила трубку и укрылась одеялом с головой, содрогаясь в рыданиях. Начинался новый день.

Спустя час, пропустив несколько звонков по телефону и один в дверь, Олеся вновь предприняла попытку встать, придавая своему истощенному, безжизненному телу видимость активности. Первым делом, Олеся задвинула плотные шторы, презрительно щурясь ненавистному солнцу.

Затем, девушка заварила крепкий кофе и закурила сигарету. Пальцы Олеси заметно подрагивали, отчего сизый дым струился будто бы нервно, слегка изломанно. Раздавшийся телефонный звонок вывел Олесю из оцепенения и вогнал в депрессию. Отвечать не хотелось.

- Слушаю. Да. Антонина Геор.. - девушка не договорила, внимательно прислушиваясь к собеседнику. Пальцы с черным лаком теребили связку ключей.
- Хорошо. Я понимаю.
Олеся положила телефон и принялась собираться.

Девушка зашла в ванную комнату, наспех почистила зубы и ополоснула лицо водой, не глядя в разбитое зеркало, провела влажной ладонью по растрепанным волосам. В спальне, среди немыслимого беспорядка разбросанной одежды и обрывков исписанной стихами бумаги, Олеся нашла помятую футболку и джинсы. Наспех одевшись, взяв сигареты и глотнув кофе, девушка вышла из квартиры, всколыхнув на прощанье шторы сквозняком, залетевшим с лестничной площадки.

Не дожидаясь лифта, Олеся сбежала вниз, где напротив подъезда ее ждала Антонина Георгиевна, за рулем сверкающего джипа. Улица встретила прохладой и тишиной, легким чириканьем воробьев и неуловимым весенним ветром, доносящим множество запахов пробуждающегося города.

- Здравствуй, Олеся. - голос Антонины Георгиевны, которая вышла из машины, чтобы поприветствовать девушку, был тихим, почти срывающимся на шепот. На стареющем лице еще красивой женщины не было ни грамма косметики, а глубокие морщины и темные пятна под глазами свидетельствовали о том, о чем хотелось бы умолчать, оставив тайну переживаний личной.

Антонина Георгиевна протянула к Олесе руки, привлекая ее в свои объятия. Слегка поколебавшись, Олеся прижалась лицом к плечу женщины, с трудом сдерживаясь от нахлынувших чувств - ядовитой смеси тоски и безысходности. Простояв так минуту, обе женщины, не говоря ни слова, заняли места в машине и она тронулась с места, нарушая шорохом колес идеальную тишину раннего утра.

Всю дорогу в салоне автомобиля царила тишина. Двигатель умиротворяюще урчал, пустынная трасса сверкала на солнце, убегая золотистой полосой далеко вперед. Вид из окна был прекрасен, и от того еще более контрастной казалась повисшая в воздухе печаль, словно затхлый воздух болота, настолько тяжелый и одурманивающий, что даже ветру было не по силам развеять его. У ворот кладбища машина плавно притормозила.

Сердце Олеси снова сжалось, неловко трепеща в груди, как подстреленный голубь. Идти внутрь отчаянно не хотелось, не хотелось отдавать этот формальный долг, никому не нужный и не имеющий значения. Олесе казалось, что ее кожа растягивается и рвется, и каждый шаг отдается во всем теле нарастающей болью, прекратить которую можно было, лишь повернув обратно.

Она не была тут ровно год, с того самого дня. У могилы, окруженной утонченной металлической оградой, с витиеватым, слишком красивым для этого места, узором, женщины остановились. Антонина Георгиевна положила к памятнику приготовленный букет, протерла овальный портрет белым платком.

На миниатюрной картине был изображен молодой человек яркой внешности, с выразительным взглядом, полным решимости. Дата рождения и смерти говорила о том, что пожить он не успел. 32. Антонина Георгиевна всхлипнула и, резко развернувшись, пошла прочь, не оглядываясь.

Олеся, все это время пребывавшая в оцепенении, обмякла и опустилась на колени. Тело ее сотрясали рыдания, в голове крутились слова, не сказанные вовремя и теперь потерявшие свою суть. Снова и снова она прокручивала их в голове, не решаясь произнести вслух.

Чувства, комком схватившие девушку за горло, вырвались полузвериным рыком. Олеся вцепилась в могилу, поверхность которой была сделана аккуратной клумбой, и вырвала из нее кусок земли, швырнув его в портрет молодого человека.
- Да пошел ты! - слова Олеси прогремели громом в гулкой тишине кладбища, вспугнув беззаботно воркующих птиц.

Стая голубей вспорхнула с дерева и сделала круг в небе, сияющем чистотой. День обещал быть жарким.