Вы надо мной смеялись, над убожеством...

Вы надо мной смеялись, над убожеством,
Когда вам чарки подносили с мёдом, винами.
Смеяться весело здоровым над ничтожеством,
Пока их рты забиты ножками куриными...

Не подавитесь, господа мои прекрасные,
Я вам спляшу в медвежьей шкуре, поухукаю,
Пока вы вперили глазёнки свои ясные
В настойки, хлебы да похлёбку лукову.

Меня ломали, всё трещало деревце,
Травили псами, словно зверя вешним временем,
Хотели отучить меня надеяться?
Загнать в узду и под седло со стременем?

Что ж, получилось... Ну, садись же, князюшка!
Объезжен жеребец тебе ко времени...
Я вижу, вижу: бродит в тебе брагушка,
А сила ищет выход - росток семени...

Довольно гнуться... Жизнь даёт пощёчину...
И, напоследок, ум мой проясняется...
Я сброшу шкуру... Крикнуть бы ещё чего...
Но мой язык, жаль, мне не подчиняется.

Ни тишины, ни взора мне, ничтожному:
Обычный шум, беседы, хохот яростный,
Вдохнуть... Вперёд, к довольству краснорожему!
Но за спиной раздался вдруг крик жалостный...

- Смотри-ка, князь, добыча сколь визгливая! -
Шаги гремят кольчугой, лесом слышатся,
- Прибили мать, а этого, крикливого,
Хоть псам отдай, пусть запахом надышатся!

Серый комок всё крутится, кусается...
Да где ж ему: перчаток кожа добрая...
Но всё ж упрям: цепляется, старается...
А эти всё закусывают рёбрами...

Отдай его! - Чего, немой, ты тянешься?
Сейчас как дам! - Да брось ты, пусть играется...
А ты - к столу иди... - и не откажешься...
Да пусть хотят чем, тем и занимаются...

Тебя травили, брат мой серый, названный...
Ломали... Но лишь только гнулось деревце.
И чувствую, по мыслям недосказанным,
Что вряд ли отучить смогли надеяться...