Алая гвоздика-4. Под прицелом Из цикла Подвиг мате

                Основано на реальных событиях

                Матери моей Селезнёвой Е.И.
                с благодарностью посвящаю.

                Гл. 4.

    Иванивна с сыном, надрываясь,  кое-как оттащили телегу от бровки обрыва  на безопасное место, поставили бестарку на колеса. Освободили её от скарба наполовину, положили в неё раненую Раю, рядом - грудную, впряглись с сынишкой в оглобли. И так хорошо под горку покатили, думали - всё, вырвались из окружения! 

   Ан, нет – вон они, враги, на мотоциклах им навстречу. Тьма-тьмущая мотоциклистов перерезала им дорогу. Все беженцы, в том числе и лошадные, были вынуждены отойти к оврагу.   Всё!  Дальше хода нет. Окружены. В мешке... Все жители деревни сюда собрались вместе с уцелевшим скотом, расположившись по двум скатам заросшего будылём неглубокого яра. Не было здесь только деревенских мотоциклистов и автомобилей - может, успели вырваться? А может...

   Жара продолжала нещадно палить. Завяли даже упрямые вётлы, низко склонив свои грустные косы. Солнце высушило вечно журчащий живительными ключами овраг. Только на его дне было влажно и скользко. Но воды и лягушек не было. А самую бровку яра украшали бледно-лиловые колокольчики, да  веселыми крохотными огоньками сверкали крошечные алые гвоздики.

   После пережитых бомбёжек и расстрелов  с неба, после жуткой погони во спасение, после перенесённых страхов чужой и близкой, своей, смерти, на такой жаре истомлённые люди пропадали от жажды. Особенно дети. Им было всё равно, что вокруг смерть, кровь и война, что со всех сторон их сторожат автоматы немцев. Они истошно исходили от крика, выклянчивая у старших хоть капельку воды.  Некоторые, сомлев, падали в обморок, теряли сознание. Сплошной рев перепуганного детства заполнил спасительное убежище- овраг.

  Шершавыми, пересохшими от смаги губами шепотом просила у матери воды и раненая дочка Иванивны. Рая лежала в телеге вся в огне – то ли от раны, то ли  от горячки с неба, а может, от всего пережитого кошмара у дивча пропал голос.  У Гриши тоже был кислый вид. Облизывая пересохшие губы, он уже зыркал глазами, где бы самому глоточек водицы добыть? Просился у матери сбегать с глечиком  до криницы, но она его не пустила: мальца ведь могут убить!  А есть ли в мире тяжелее пытка, чем терять своих детей? Пить хотела и сама Евдокия. Но она-то потерпит, а вот детей напоить – святая обязанность матери. Нет, она больше не в силах нести эту пытку, она не может спокойно смотреть на муки жажды своих и чужих детей!

   Видя, что никто не собирается добыть воду,  Евдокия Иванивна отвязала от задка бестарки  цебарку (ведро) и пошла в гору. Знала, что там есть и криница, и журавель недалече. Да и ручей за леском шустро петляет.  Когда поднялась по косогору, то увидела у журавеля  автоматчиков - немцы словно ждали её: стояли с закатанными рукавами, широко расставив ноги. На головах рогатые каски – ну, чертяки, как есть сатана! Сердце её предательски ёкнуло, но отступать было поздно. "Будь что будет!"- решила она и пошла навстречу то ли смерти, то ли жизни. Вода и воздух- вот без чего невозможна жизнь на нашей планете. Враги это учли. Они знали, что люди придут за водой, потому и расставили у её источников пикеты.

  Иванивна не подала вида, что напугана. Шла смело, жестами показывая немцам, что кроме ведра у неё ничего нет, и что она хочет только напоить своих детей.

- Kinder? Der Sohn? Дas Мeidchen? – переспрашивали автоматчики. –Jia, jia, die Frau!* Фоту прайт мошна. Jia, jia - повторяли они задавалистое "я" без конца. – Пить фота? Jia, jia!- И солдаты расступилась.

  Женщина прошла сквозь вооруженный строй врагов смело, хоть по спине гуляли мурашки. Решительно склонила палку журавеля в каменное жерло, окунула измятое ведро в колодец, достала чистую, прохладную воду и перелила серебряное мокрое богатство  в своё ведро. Снова спокойно зацепила журавель за крюк, парою горстей воды сполоснула грязно-красное распаренное зноем лицо, вымыла руки, а остатки воды с удовольствием выплеснула на израненные грязные босые ноги. Вода приятной прохладой отозвалась в каждой клеточке истомлённого тела. Правда,  царапины защипало, но это ничего, зато они отмылись от грязи. Затем она так же не спеша достала ещё ведро воды и снова бережно долила воду в своё ведро, не пролив ни капли. За её неторопливыми действиями с любопытством наблюдала  замолчавшая толпа врагов.

- Дякую, щиро дякую! – поблагодарила она рогатых чертей и на ватных ногах побрела к оврагу, ожидая всего. Может возьмёт, чертяка, и выстрелит в спину. Или в ведро. А что? С них станется...Лётчик же охотился за ними в том овраге, и эти могут...

    В ожидании выстрела она похолодела. Словно прощаясь, словно в последний раз взглянула в вылинявшее от зноя небо - цвета своих глаз. Словно впервые увидела родную с детства картину. Почему-то в памяти мигом промелькнул упавший с неба шикарный дуб, под которым она зарывала документы. Дуб её бабьего счастья. Она просто представила ту его боль падения с высоты и ей стало больно-больно в груди. Потом перед глазами промелькнули убитые и раненые люди на шляху... Та девчонка, сгоревшая факелом... Лошадь с распоротым брюхом и убитая корова-рекордистка... И от этого ей стало еще больней.

   Наконец, взгляд женщины зацепился за овраг, где её ждали дети. На левой его стороне в изумрудном мареве островка трав алым огоньком на лёгком ветерке металась маленькая гвоздика. Вот сейчас грянет выстрел и огонёк погаснет навсегда...

  Так и вышло – короткая автоматная очередь раздалась за её спиной. Но почему женщина не почувствовала боли, толчка? Ах, да, пули просвистели над её поседевшей враз  головой. Она, словно споткнулась об эти выстрелы и на миг остановилась - всего на миг. И пошла дальше.  Даже не оглянулась.  Знайте, каты: нас не так-то просто запугать! А немцы дружно загоготали ей вслед.

  С берега оврага на неё были устремлены десятки пар жаждущих  глаз. При выстрелах по оврагу прокатилось дружное «оох!» и все залегли. После хохота немцев волна залёгших выпрямилась. Первыми навстречу водоноске встали лошадные мужики, что проезжали мимо этой женщины с детьми там, на шляху. Тогда они бросили её, женщину, на произвол судьбы на опасной дороге в тот страшный момент жизни и смерти, бросили среди пуль и взрывов... Бросили солдатку, предали её детей, а сейчас хищными руками выхватили из её смелых рук  воду.

  И пошло ведро гулять по оврагу.  К воде тянулись детские запалённые рты. Старушонки и старики протягивали к ведру свои сухие, натруженные руки. Но главное – больше всех хотели напиться мужики...Это её больше всего убивало, убивало хуже страха, что только что пережила по дороге в яр. Стояла, огорошенная, не в силах сдвинуться с места и провожала взглядом ведро, которое торопливо рвали из рук друг у друга её односельчане, все дальше и дальше отдалявшие воду от её детей... До них не дошло не то что глотка, даже капли...

- Эх, вы!.. – глотая комок в горле, только и смогла жинка вытолкнуть обиду из души. Вырвала из бессовестных рук пустое ведро и решительно, даже зло снова пошла за живительной влагой! Шла и думала: вот дадут им немцы воды, а потом под хохот  шарахнут из автоматов – и нет населения деревни...
               
                Продолжение следует. Гл.5