Святая ложь...

На берегу реки, под старым дубом, 
В неспешной речи, предавшись костру,
Седой старик вдвоём с подростком внуком
Варили с пойманной плотвы уху...

– ''Скажи-ка, дед, а правда, ведь недаром
Была Москва французу отдана,
И что она, спалённая пожаром,
Явила миру день Бородина?

И правда ль, дед, что Русь пошла с Кий-града,
И были ль славные в Руси князья,
Чьей ратной доблести слагалась слава?''
Старик, ощерясь, ве'стует: "Ну, даа..."

– ''Не многословен, дед ты мой, однако...'' –
Обиженно упрёк бросает внук,
Тут дед, уж рассмеявшись, молвит: ''Ладно! –
Уха готова, ближе к казану...''

И вот уже уха налита в чашку,
И житный ломоть хлеба – пополам,
И в примирение свою тельняшку
Дед чинно стелет сорванцу к ногам.

И счастлив внук и нет обиды боле,
И мир прекрасен вновь в его глазах,
Где есть уха и птицы в небосводе,
И хлебный мякиш у него в руках...

Но скоротечен миг, и вот уж снова
Юнец тот донимает старика:
– ''Скажи-ка, дед, а видел ли ты волка,
И убивал ли ты его когда?..''

Дед посмотрел внимательно на внука,
И помолчав, задумчиво сказал:
– ''Какой же, брат, ты всё-таки зануда –
Видать-то – видел, но... не убивал''

– ''А правда, дед, что волк отвратный, страшный,
Что он коварный кровожадный зверь?''
– ''Да нет, мой друг, он зверь красивый, статный,
Величественный зверь, но зверь – есть зверь!''

– ''А слышал я, мой дед, что ты когда-то...''
Дед перебил:''Не верь, то всё молва...
И будет слов, уж полдень, жарковато...
Беги скупнись, я отдохну пока.''

– Видать юнцу того и было надо!
– ''Недолго там...'' – дед буркнул ему вслед...
И стал ему здесь случай вспоминаться,
Забытый случай давних прошлых лет.

В то утро он, как помнит – с зорькой, рано,
Бродил один среди лесных холмов,
В надежде встретить зайца иль фазана,
Иль подстрелить хотя б перепелов...

Шаг осторожен был, навстречу ветра,
Сухих ветвей не издавался хруст,
Тропой звериною теней и света
Едва успел пройти терновый куст... –

Как вдруг, в трёх саженях предстали волки,
Собой закрыв волчонка-малыша,
Не вскинут был ещё прицел двустволки,
И старый волк с мольбой смотрел в глаза...

Но... был нарушен мир курковым взводом... –
О, как нелеп был сей поспешный жест...
И вот, и вот уж зверь в оскале злобном,
Прижаты уши, вздыбленная шерсть...

И в миг другой в прыжке он диком взвился,
И... пал... – от смерчей огненных в упор,
И стон, как человеческий пролился –
Людской, жестокой сущности в укор...

Утихли, замерли лесные своды,
Тревожно в волчьи заглянув глаза,
Где больше не было мольбы иль злобы,
Лишь плоти угасающей тоска...

Он вспомнил, как стоял над павшим телом,
Как поднималась медленно заря,
Как в облака, плывущие над лесом,
Смотрели волчьи мёртвые глаза...

Ну... как, такую правду скажешь внуку?
Юнцу сей правдой разум надорвёшь,
Уж лучше грех неправды взять на душу,
Уж лучше правде предпочесть здесь – ложь!

* * *